Исход. Том 1, стр. 43

Ник достал из кармана блокнот и написал: «Что случилось с ними?»

— Не знаю, — ответил Соумс, медленно сминая листок и выбрасывая его. — Но, кажется, все в городе слегли с этим. Никогда в жизни я не боялся больше, чем теперь. У меня то же самое, что и у остальных, хотя сейчас я больше страдаю от усталости и истощения. Я ведь далеко не молод. Я не могу находиться на ногах столько долгих часов. — Усталое, испуганное раздражение прозвучало в его голосе, но, к счастью, Ник не мог услышать этого, — И чувство жалости к себе уже не поможет.

Ник, который не осознавал, что Соумс чувствовал жалость к себе, растерянно смотрел на него.

Опираясь на руку Ника, Соумс вышел из машины. Ладонь у него была слабая, стариковская, рука немного дрожала. Ник указал в направлении участка.

— Они никуда не денутся, — сказал Соумс, — а если к тому же подцепили эту болезнь, то уже занесены в мой список.

Они уселись на окрашенную в ярко-зеленый цвет скамейку. Соумс с удовольствием подставил лицо солнечному теплу.

— Бросает то в жар, то в холод, — заметил он. — С десяти часов вечера. Последнее время постоянно морозит. Слава Богу, что хоть поноса нет.

«Вам следует отправиться, домой и лечь в постель», — написал Ник.

— Конечно, следует. Так я и сделаю. Но сначала я хочу несколько минут отдохнуть… — Глаза его закрылись, и Ник подумал, что доктор заснул. Он подумал, не пойти ли ему в закусочную и не купить ли завтрак для Билли и Майка.

Затем доктор Соумс снова заговорил, так и не открыв глаза. Ник внимательно следил за его губами.

— Симптомы вполне обычны, — произнес Амброз Соумс и стал загибать пальцы, пока не использовал все десять, — Знобит. Поднимается температура. Головная боль. Общая слабость. Потеря аппетита. Болезненное мочеиспускание. Зев воспален, причем отек миндалин прогрессирует. Воспаляются лимфоузлы под мышками и в паху. Дыхание ослабевает, затрудняется. — Он взглянул на Ника. — Это общие симптомы простуды, гриппа, воспаления легких. Мы можем вылечить все эти заболевания, Ник. Если пациент не младенец и не глубокий старик и если он не ослаблен хроническим заболеванием, антибиотики выбивают из него болезнь. Но не эту. Она набрасывается на пациента и расправляется с ним быстро или же медленно, растягивая удовольствие. Но не это важно. Ничего не помогает. Это чудовище, это нечто отступает, возвращается, снова отступает; слабость нарастает; воспаление увеличивается; и в результате смерть.

Кто-то допустил оплошность. И они пытаются скрыть это.

Ник с сомнением посмотрел на него, пытаясь понять, правильно ли он разобрал слова, произнесенные доктором, или Соумс просто бредит.

— Это звучит как параноический бред, не так ли? — спросил Соумс, мрачно улыбаясь и глядя на Ника. — Знаешь, обычно я боялся паранойи младшего поколения. Вечно боятся, что кто-то прослушивает их телефон… следит за ними… преследует… вносит их в компьютер… и только теперь я понял, что они были правы, а я ошибался. Жизнь — прекрасная вещь, Ник, но я выяснил, что старость слишком сурово судит с высоты своих лет.

«Что вы имеете в виду?» — написал Ник.

— В Шойо не работает ни один телефон, — сказал Соумс. Ник не знал, ответ ли это на его вопрос (Соумс, кажется, только взглянул на последнюю запись Ника) или доктор перешел к новой теме, — он подумал, что, возможно, жар заставляет прыгать сознание Соумса.

Доктор взглянул на растерянное лицо Ника и подумал, что, возможно, глухонемой не поверил ему.

— Это правда, — сказал он. — Если попытаться набрать номер любого телефона, не входящего в городскую сеть, то услышишь только автоответчик. Но и это не все. Оба въезда и выезда из Шойо перекрыты, там висят таблички «РЕМОНТ ДОРОГИ». Но никакого ремонта нет. Только перекрытия. Я ездил туда. Мне кажется, что перекрытия можно убрать, но движение по основной трассе сегодня утром что-то не очень оживленное. И в основном там проезжают военные машины. Грузовики и джипы.

«А остальные дороги?» — написал Ник.

— Шоссе № 63 на восточной окраине города перерыто грейдером, — сказал Соумс, — а на западной окраине, кажется, произошла ужасная автокатастрофа. Две машины полностью блокируют дорогу. Там есть два масляных пятна, но никакой полиции, никаких пострадавших.

Он замолчал, достал платок и высморкался.

— Люди, работающие на бульдозере, двигаются очень медленно, как сказал мне Джо Рэкмен, который живет неподалеку от того места. Часа два назад я был у Рэкменов, осматривал их парнишку, который очень болен. Как сказал Джо, ему кажется, что это вовсе не бульдозеристы, а солдаты, хотя они и одеты в форму дорожных рабочих и машина у них гражданская.

Ник написал: «Откуда он взял это?»

Вставая, Соумс произнес:

— Рабочие редко салютуют друг другу.

Ник тоже поднялся. «Объездные дороги?» — быстро нацарапал он.

— Возможно, — Соумс кивнул. — Но я врач, а не герой. Джо сказал, что видел оружие в кабине той машины. Армейские карабины. Если кто-то попытается выскользнуть из Шойо по объездным дорогам и они это заметят, то кто знает? Повторяю: кто-то допустил страшную оплошность. И теперь они пытаются скрыть это.

Безумие. Безумие. Конечно, известие о происшедшем все равно вырвется наружу, и это будет очень скоро. Но сколько человек умрет за это время?

Ник, испугавшись, стоял неподвижно, пока доктор Соумс возвращался к своей машине и усаживался за руль.

— А ты, Ник, — сказал Соумс, выглядывая в окно. — Как ты себя чувствуешь? Морозит? Чихаешь? Кашляешь?

Ник отрицательно качал головой на каждый вопрос.

— Может, попробуешь уйти из города? Я думаю, ты сможешь, если будешь пробираться полями.

Ник покачал головой и написал: «Эти люди заперты. Я не могу бросить их вот так. Винсент Хоган болен, но двое остальных, кажется, в порядке. Я принесу им завтрак и пойду навестить миссис Бейкер».

— Ты рассудительный молодой человек, — сказал Соумс, — Это такая редкость. В наш век всеобщей деградации юноша, обладающий чувством ответственности и долга, встречается еще реже. Джейн оценит это, Ник, я знаю. Мистер Брисмен, методистский священник, сказал, что он тоже заедет. Боюсь, что ему придется нанести еще много скорбных визитов, прежде чем закончится этот день. Ты ведь будешь осторожен с этими тремя, не так ли?

Ник утвердительно кивнул.

— Хорошо. Я постараюсь заехать к тебе после обеда. — Соумс включил зажигание и отъехал. Ник озабоченно смотрел, как уезжает этот утомленный старик с покрасневшими от недосыпания и болезни глазами, а потом снова направился в закусочную. Она была открыта, но одного из двух поваров не было на месте, а трое из четырех официанток не вышли на свою смену. Нику пришлось долго ждать. Когда он наконец-то вернулся в участок, Майк и Билли были ужасно напуганы. Винс Хоган сильно ослабел и к шести часам вечера скончался.

Глава 19

Ларри так давно не был на Таймс-сквер, что ожидал увидеть это место, всегда, исполненное магического очарования, каким-то иным. Все здесь выглядело уменьшившимся и в то же время похорошевшим. Он уже не чувствовал испуга перед грохотом, запахами и опасной оживленностью этого места, как во времена своего детства, когда он один или в компании с Бадди Марксом прибегал сюда поглазеть на витрины магазинов или пройтись вдоль игральных заведений.

Но все выглядело по-прежнему — даже более, чем должно было быть, потому что кое-что все же изменилось. У выхода из метро стенд с газетами, как раз на углу, исчез. А еще через полквартала, там, где была маленькая арка, сверкающая огоньками, звенящая колокольчиками, расположилось кафе «Апельсиновый Джулиус», перед которым толпились молодые темнокожие, ниже пояса тела их плавно двигались, как будто где-то играла и играла музыка, музыка, которую способно уловить лишь ухо темнокожего. И еще появилось множество массажных кабинетов и кинотеатров, где шли фильмы с индексом «X».

И все равно, здесь все было по-прежнему, и Ларри загрустил от этого. Каким-то непостижимым образом только настоящие изменения ухудшают положение вещей: теперь он чувствовал себя здесь туристом. Но, возможно, даже коренные нью-йоркцы чувствуют себя на этой площади туристами, карликами. Но ему ли судить об этом; он забыл, что значит быть частью Нью-Йорка. Да и не было острой необходимости учиться этому заново.