Мареновая роза, стр. 56

Несколько булочек — это как раз то, что ему надо… но не просто булочек. Ему захотелось свежих, горячих булочек вроде тех, какие пекла его мать — жирная как свинья, никогда не прекращавшая кричать, но готовить она умела, этого у нее не отнимешь. Мало кто мог с ней тягаться. Она же являлась и главным потребителем собственных кулинарных изделий.

«Упаси Бог, если они окажутся черствыми, — думал Норман, поднимаясь по ступенькам. Внутри он увидел торчащего за прилавком старика. — Не дай Бог им оказаться холодными, иначе я тебе, старик, не завидую».

Он протянул руку к двери, когда один из плакатов в витрине привлек его внимание. Плакат — вернее, большая листовка — был желтого цвета, и хотя Норман не знал и не мог знать, что Рози наклеила его своими руками, внутри, тем не менее, что-то шевельнулось даже прежде, чем он рассмотрел слова «Дочери и сестры».

Он склонился поближе к плакату, и глаза его вдруг стали очень маленькими, а взгляд — до предела напряженным; ритм сердца ускорялся, как стук колес набирающего ход поезда.

Четвертого июня, в субботу. В эту субботу. А она, его бродячая Роза, будет там? Ну конечно же, куда она денется, она придет, она и все ее подружки-лесбиянки. Шлюха шлюху видит издалека.

Прокушенным пальцем Норман провел по пятой строке снизу. Яркая, как мак, кровь уже просочилась через носовой платок.

«Пусть приходит каждый, пусть приходят все». Вот что было сказано в этой строке, и Норман пообещал себе, что непременно воспользуется приглашением.

8

Четверг, почти половина двенадцатого утра. Рози отпила глоток воды «Эвиан», чтобы смочить рот и горло, и снова взялась за листы с текстом.

— «Она приближалась, это точно; в этот раз слух его не обманул. Петерсон услышал стаккато ее высоких каблучков по коридору. Он представил, как она открывает сумочку, копается в ней в поисках ключа, волнуясь и опасаясь, что кто-то может наброситься на нее сзади, в то время как ей следовало бы волноваться о том, что ожидает ее впереди. Он похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли нож, затем быстро натянул на голову нейлоновый лучок. Когда раздался звук поворачивающегося ключа, Петерсон выхватил нож…»

— Стоп-стоп-стоп! — перебил ее зазвучавший в динамиках нетерпеливый голос Роды.

Рози подняла голову и посмотрела на режиссера через стеклянную стену. Ей не понравилось, как сидит Курт Гамильтон перед огромным пультом управления записывающей аппаратуры и глядит на нее, сняв наушники и повесив их на шею, но гораздо сильнее встревожила ее Рода, которая курила длинную сигарету, игнорируя табличку «НЕ ДЫМИТЬ» на стене. Рода выглядела так, словно провела накануне ужасную ночь, но в этом она была не одинока.

— Рода? Я что-то не так сказала?

— Ну, если вы носите нейлоновые лучки, то все правильно, — ухмыльнулась Рода, стряхивая пепел в одноразовый пластмассовый стаканчик, стоящий перед ней на пульте управления. — Вообще-то, если задуматься, этот предмет женского туалета действительно может довести кое-кого до слез, но чаще всего его все-таки называют чулками.

Несколько секунд Рози совершенно не могла сообразить, о чем идет речь, затем воспроизвела в уме несколько последних прочитанных предложений и застонала:

— Дьявол, прошу прощения, Рода. Черт! Курт надел наушники и нажал на кнопку;

— «Убей все мои завтра», эпизод семьдесят тр…

Рода положила ладонь ему на плечо и произнесла слова, от которых живот Рози словно наполнился ледяной водой.

— Не стоит.

Режиссер повернулась к стеклянной кабинке, увидела потрясенное лицо Рози и улыбнулась ей откровенно фальшивой улыбкой.

— Не волнуйтесь, Рози. Я просто объявляю обеденный перерыв на полчаса раньше, вот и все. Выходите.

Рози поднялась со стула слишком быстро, ударившись бедром об угол стола (хороший синяк!) и едва не перевернув бутылку с водой. Она торопливо выскочила из кабинки.

Рода и Курт стояли у выхода, и на мгновение ей показалось — нет, она знала, — что они говорили о ней.

«Если ты действительно так считаешь, Рози, тебе следует обратиться к врачу, — остудила ее пыл Практичность-Благоразумие. — Знаешь, к тому, который показывает чернильные кляксы и спрашивает, в каком возрасте ты отучилась ходить на горшок». В последнее время Рози редко обращала внимание на внутренний голос, однако в этот раз она ему по-настоящему обрадовалась.

— Я могу лучше, — заверила она Роду. — И буду читать лучше после обеда, честное слово. Вот увидите.

Так ли это? Она не знала, совершенно не знала. Все утро Рози провела в попытках проникнуться настроением книги, как получилось с «Сияющим лучом», но, увы, без толку. Она начинала погружаться в мир Альмы Сент-Джордж, которую преследовал сумасшедший обожатель Петерсон, но в эту секунду ее отвлекал голос из прошлого вечера: голос Анны, позвонившей, чтобы сообщить ей о смерти бывшего мужа, человека, направившего Рози в «Дочери и сестры», или голос Билла с явственными растерянно-паническими нотками, спрашивающий, что с ней случилось, или, хуже того, — ее собственный, приказывающий Биллу держаться от нее подальше. Просто держаться подальше. Курт похлопал ее по плечу.

— Вы сегодня не в голосе, — заметил он. — Бывает, волосы не ложатся в прическу, случается, голос не звучит. Последнее хуже. Такое в нашей камере аудио-пыток мы наблюдаем часто. Правда, Ро?

— Да уж нередко, — откликнулась Рода, однако в то же время ее глаза внимательно изучали лицо Рози, и та хорошо представляла себе, что видит Рода. Прошлой ночью ей удалось поспать два, от силы три часа, и она пока что не обзавелась набором всемогущей косметики, способной скрыть плачевные результаты.

«Все равно я не умею ей пользоваться», — подумала она.

Когда она училась в старшей школе, у нее было достаточно косметики (по иронии судьбы, она тогда меньше всего в ней нуждалась), но с тех пор, как вышла замуж за Нормана, Рози обходилась минимумом: чуточку пудры и две-три губные помады наиболее природных оттенков. «Если бы я хотел каждый день видеть перед собой рожу проститутки, — сказал ей однажды Норман, — я нашел бы себе жену на панели».

Она подумала, что Рода, наверное, внимательнее всего вглядывается в ее глаза: вспухшие веки, воспаленные, в красных прожилках белки, темные набрякшие мешки под глазами. Прошлым вечером, выключив свет, она в отчаянии проревела не меньше часа, но так и не доплакалась до сна — который в тот момент стал бы настоящим благословением. В конце концов запас слез истощился, и она попросту лежала в темноте, гоня от себя мысли и все же думая, думая, думая. Когда наступила и медленно укатила в прошлое полночь, ее вдруг посетила совершенно ужасная мысль: она решила, что допустила фатальный промах, позвонив Биллу, совершила ошибку, отказавшись от его утешений, — а также, возможно, защиты, — когда больше всего в них нуждалась.

«Защиты? Да не смешите меня! Я знаю, голубушка, он тебе нравится, и в этом ничего плохого нет, но давай говорить откровенно: Норман проглотит его, не поперхнувшись».

Правда, у нее нет возможности проверить, действительно ли Норман в городе — именно это снова и снова повторяла в телефонном разговоре Анна. Питер Слоуик стал жертвой жестокого убийства, однако он помогал не только ей, но и многим другим, и далеко не все его дела можно считать безобидными. Вполне вероятно, что он наступил на любимую мозоль совсем другому человеку… который и убил его. Однако Рози знала.