Мареновая роза, стр. 130

— Но…

— И не переживай из-за Памелы Гертруды. Во-первых, даже самым близким друзьям она не признается, что ее второе имя Герт. В этом можешь не сомневаться. Во-вторых, писатель, которого ты имеешь в виду, сказал, что роза — это роза. Не могу найти более подходящей причины для выбора имени. И они останавливаются на Памеле Гертруде.

5

Незадолго то того, как Пэм исполняется два года, ее родители решают приобрести дом в пригороде. Их финансовое положение вполне устойчиво для такой покупки: оба достигли успеха в своей работе. Они просматривают пачку рекламных проспектов, после тщательного изучения их количество сокращается до дюжины, затем до шести, четырех, двух. Именно здесь начинаются неприятности. Рози нравится один дом, Биллу больше по душе второй. По мере того, как поляризуются их мнения, обсуждение переходит в спор, а спор перерастает в ссору — неприятное, но едва ли редкое явление; даже самые прекрасные и гармоничные браки не застрахованы от случайных скандалов.

Итак, супруги соревнуются в умении обидеть партнера. В конце состязания Рози удаляется на кухню и принимается за приготовление ужина — сует цыпленка в микроволновую печь и ставит на огонь кастрюлю с водой, намереваясь отварить кукурузу, несколько початков которой купила в овощной лавке по дороге домой. Спустя некоторое время, когда она скребет картошку за столом у печки, на кухню приходит Билл из гостиной, где пытался рассматривать фотографии домов, ставших причиной непривычной размолвки… по на самом деле только и думал о случившейся ссоре.

Она не поворачивается, как обычно, при звуке шагов мужа, не реагирует и тогда, когда он наклоняется и целует ее в шею.

— Извини, что кричал на тебя из-за этого дома, — говорит он тихо. — Я по-прежнему считаю, что дом в Виндзоре подходит нам гораздо лучше, но мне искренне жаль, что я повысил голос.

Он ждет ее ответа, но, не получив его, поворачивается и обиженно уходит, полагая, по-видимому, что она все еще сердится. Но он ошибается, ибо «сердится» — совсем не то слово, которым можно описать ее состояние. Она пребывает в черной ярости, почти убийственной ярости, и ее молчание означает совсем не детское «Я с тобой больше не дружу», а скорее отчаянные усилия (помнить о древе) удержаться от того, чтобы схватить с печки кастрюлю с кипящей водой, повернуться к нему и плеснуть кипятком в лицо. Возникшая в сознании яркая картина одновременно вызывает отвращение и доставляет садистское удовольствие: Билл с истошным воплем пятится от нее, и кожа его приобретает оттенок, который до сих пор она часто видит в снах. Билл сдирает ногтями вздувшуюся волдырями кожу на щеках, от которых идет густой пар.

Ее рука даже делает невольное движение к ручке кастрюли, и позже в тот день, вернее ночью после того дня, она лежит без сна в постели и прислушивается к двум словам, снова и снова повторяющимся у нее в уме:

«Я плачу».

6

В последующие дни она то и дело смотрит на свои руки или вглядывается в отражение собственного лица в зеркале… но большей частью смотрит на руки, потому что начинается все именно с них.

А собственно, что начинается? Она не может дать точный ответ… но понимает, что узнает (древо), когда увидит.

Попав однажды совершенно случайно в тренировочный зал под названием «Элмос Бэттинг Кейджес», Рози становится едва ли не самым постоянным его посетителем. Большую часть клиентуры составляют мужчины среднего возраста, старающиеся сохранить спортивную форму, или студенты, желающие за пять долларов почувствовать себя кем-то вроде великого Кена Гриффи-младшего или Большого Херта. Время от времени подружки студентов берутся за биту, но чаще они составляют лишь деталь общей декорации и держатся за проволочным ограждением тренировочных кабин или у более дорогих тренировочных туннелей «высшей лиги».

Здесь мало женщин, которым перевалило за тридцать, отрабатывающих удар по низко летящему мячу или пытающихся запустить свечу. Мало? Их, собственно, и вовсе нет, кроме этой брюнетки с короткой стрижкой и бледным сосредоточенным лицом. Поэтому молодые парни переглядываются, усмехаются, толкают друг друга локтями, разворачивают кепки козырьком назад, демонстрируя тем самым свое отношение, а она совершенно не обращает на них внимания, игнорирует и их смех, и взгляды, липнущие к телу, которое после рождения дочери снова слегка располнело. Слегка? Для киски ее возраста (говорят они) у нее потрясная фигура!

А через некоторое время шуточки прекращаются. Прекращаются, потому что леди в футболке-безрукавке и свободных серых брюках после первоначальных неуклюжих ударов и промахов (несколько раз она даже не успевает увернуться от твердого резинового мяча, вылетающего из подающего автомата) начинает попадать, а чуть позже попадать великолепно.

— Высший класс, — комментирует один из них после того, как Рози (она тяжело дышит, ее щеки раскраснелись, а волосы облепили голову влажным шлемом) посылает один за другим три мяча по линии на всю длину туннеля.

Каждый раз, ударяя по мячу, она издает высокий пронзительный крик, словно Моника Селеш при подаче навылет. Она замахивается битой с таким остервенением, будто мячи чем-то ее обидели.

— Интересно, кто первый выдохнется — она или машина, — язвительно замечает другой, когда автомат в центре туннеля выплевывает мяч, летящий со скоростью восьмидесяти миль в час.

Рози издает традиционный крик, склоняет голову набок едва не до самого плеча и напрягает ноги. Мяч улетает в противоположную сторону почти с такой же скоростью. Он ударяется о сетку в двухстах футах дальше по туннелю, все еще находясь на подъеме, и сетка гулко вздрагивает. Мяч, отскочив, присоединяется к тем, которые она уже отбила.

— Подумаешь, нашлась профессионалка, — кривится третий. — Не так уж и сильно. — Он достает сигарету, сует ее в рот и чиркает спичкой о коробку. — Ей еще по…

В этот раз Рози кричит по-настоящему, как завидевшая добычу голодная хищная птица, и мяч мчится по туннелю прямой белой линией. Он ударяется о сетку в тупике туннеля… и пробивает ее. После него остается отверстие, похожее на дыру от сделанного с близкого расстояния выстрела из дробовика.

Сигаретный мальчик стоит, словно окаменевший, и догоревшая спичка обжигает кончики его пальцев.

— Так что ты хотел сказать? — тихо спрашивает его товарищ.

7

Примерно через месяц, вскоре после того, как сезон тренировок в «Бэттинг Кейджес» завершился, Рода неожиданно прерывает Рози, читающую новую книгу Глории Нейлор, и предлагает ей отдохнуть до следующего утра. Рози протестует, утверждая, что еще рано. Рода соглашается, но говорит, что голос Рози потерял свою выразительность; лучше дать ему отдохнуть до завтра, говорит она.

— Да, но я собиралась закончить книгу сегодня, — не унимается Рози. — Осталось всего двадцать страниц. Ро, я хочу дочитать эту проклятую книжку.

Тоном, не терпящим пререкательств, Рода заявляет:

— Все, что ты читаешь сейчас, придется переделывать заново. Не знаю, до какого часа не давала тебе уснуть Памеласита прошлой ночью, но на сегодня работа закончена.

8

Рози поднимается из-за стола и выходит из кабинки, с такой силой рванув дверь, что та едва не слетает с петель. Затем приближается к пульту управления, хватает испуганную Роду Саймонс за воротник ее ненавистной блузы «Норма Камали» и ударяет режиссера лицом о контрольную панель. Тумблер пробивает ее аристократический нос, как острие шампура, пронизывающего кусочек мяса для шашлыка. Кровь заливает все вокруг; брызги крови попадают на стеклянную звуконепроницаемую стену, спускаясь по ней отвратительными мареновыми потеками.

— Рози, нет! — кричит Курт Гамильтон. — Господи, что ты делаешь?

Рози впивается острыми ногтями во вздрагивающую шею Роды Саймонс и вырывает ей горло; она подставляет лицо под струю горячей крови, желая искупаться в ней, желая совершить обряд крещения, знаменующий начало новой жизни, против которой она так долго и так глупо сражалась. И отвечать на вопрос Курта не обязательно; она прекрасно понимает, что делает, она платит, вот что она делает, она расплачивается, и пусть Бог поможет тем, кто занесен в графу долгов ее бухгалтерской книги. Да поможет Бог…