Худей! (др. перевод), стр. 28

— Я тебе признателен… очень… в самом деле. Но сначала я хочу попробовать справиться в одиночку. Я даже не знаю, чего бы я хотел от тебя.

— Если захочешь позвонить, Вильям, я всегда возьму трубку. Ладно?

— Ладно. И спасибо, — он поколебался. — Скажи мне. Ричард… ты суеверен?

— Я? Ты спрашиваешь итальянца, суеверен ли он? Меня, который вырос в семье, где вся родня молилась всем святым, о которых ты знаешь, и еще тем, о которых ты никогда не слышал, и покрывала зеркала всякий раз, когда кто-нибудь умирал, тыкала знаком от злого глаза, от всех ворон и черных кошек, которые попадались на дороге? Ты задал мне подобный вопрос?

— Да, — ответил Вилли, слегка улыбнувшись, несмотря на свои чувства. Голос Джинелли, твердый, решительный и абсолютно лишенный, юмора произнес — Я верю только в две вещи, Вильям: оружие и деньги. Вот и все, во что я верю. Можешь меня цитировать. Суеверный? Только не я, пайзан. Ты имел в виду кого-нибудь другого?..

— Хорошо, — ответил Вилли, и его улыбка стала чуть шире Это была первая настоящая улыбка, появившаяся на его лице за последний месяц. Ее было приятно видеть чертовски приятно.

В этот вечер, вскоре после того, как вернулась Хейди, позвонил Пеншли.

— Ваши цыгане заставили нас побегать, — сказал он. — У нас уже набралась куча чеков на тысячу долларов, Вилли. Не пора ли бросить?

— Сначала скажите мне, что вы узнали? — попросил Вилли. Его руки вспотели. И Пеншли начал говорить своим сухим тоном старшего чиновника.

Цыганская орда перекочевала сначала в Грино, городок в тридцати милях от Мэлфорда, потом в Атлборо, в Массачусетсе. В Атлборо один из них был арестован за нарушение спокойствия, а потом скрылся, не внеся залога.

— Произошло примерно следующее, — рассказывал Пеншли. — Один из горожан, типа забияки, потерял десять долларов, делая ставки на Колесе Удачи. Он сказал цыгану, крутившему колесо, что тут пахнет жульничеством и что он свое вернет. Через пару дней он узнал парня, когда тот выходил из магазина. Они перекинулись парой слов и подрались на стоянке автомобилей. Несколько свидетелей заявили, что драку спровоцировал местный житель, столько же подтвердило, что драку начал цыган. Во всяком случае, арестовали цыгана. Когда он не явился в суд, это только порадовало местных копов. Сохранило им стоимость судебного процесса и помогло выдворить цыган из города.

— Сработало все в обычном порядке, верно? — спросил Вилли. Он почему-то был уверен, что арестовали жонглера.

— Да, — согласился Пеншли. — Цыгане знают правило: когда они уходят, копы счастливы. Ни обвинений, ни преследований. Все равно, что удалить соринку из глаза. Пока она там, ты не можешь думать ни о чем другом. Но когда ты проморгаешься и боль уйдет, тебе безразлично, куда делась грязь, верно?

— Соринка, — повторил Вилли. — Новое определение человека.

— Для полиции Атлборо все именно так. Хотите совет, Вилли, или еще поговорим о бедственном положении некоторых национальных меньшинств?

— Давайте дальше.

— Потом цыгане останавливались в Линкольне, Массачусетсе. Они продержались там три дня, прежде чем получили пинок под зад.

— Та же самая группа? Вы уверены?

— Да. Одни и те же машины. У меня есть список регистрационных номеров. В основном машины из Техаса и Делавара. Зачитать?

— Потом. Не сейчас. Продолжайте.

— Дальше немного. Цыгане объявились в Ривере, к северу от Бостона, проторчали там дней пять и двинулись дальше по собственной охоте. Четыре дня в Портсмуте… а потом они исчезли из виду.

— Мы можем снова выйти на их след, если хотите, — сказал Пеншли. — Мы отстали от них только на неделю. В деле участвуют три детектива из Бюро Бартона и они ручаются, что сейчас цыгане где-то в Мэйне. Они двигаются параллельно 95 дороге от Каролины, почти как в цирковом турне. Они, вероятно, хотят обработать туристские зоны южного Мэйна и закончить в Бар-Харбор. Потом, когда спадет наплыв туристов, они отправятся на зиму во Флориду или на Техасское побережье.

— Среди цыган есть старик? — спросил Вилли. — Старик лет восьмидесяти? С жутким носом. Язва, рак или что-то вроде этого?

Шуршание бумаг продолжалось бесконечно.

— Тадеуш Лемке, — спокойно произнес Пеншли. — Отец женщины, которую вы сбили машиной.

— Отец! — воскликнул Вилли. — Это невозможно, Кирк! Женщина была старухой лет семидесяти пяти…

— Тадеушу Лемке сто шесть лет.

Несколько мгновений Вилли вообще не был в состоянии говорить. Его губы шевелились, но это было все. Он напоминал человека, поцеловавшего призрак. Потом он все же сумел заговорить:

— Это невозможно!

— Возраст, которому можно позавидовать, но совсем не невозможный. У нас есть данные на всех — цыгане ведь больше не шляются таборами по Восточной Европе, хотя мне кажется, что некоторые из старших, вроде этого парня, Лемке, хотели бы. У меня для вас полный набор — фотографии, номера социальных страховок, отпечатки пальцев, если вам это требуется. Лемке в разное время заявлял свой возраст 106, 108 и 120, но я предпочел бы поверить в 106, потому что это соответствует социальной страховке, которую смогли раскопать оперативники Бартона. Сюзанна Лемке была его дочерью, никаких сомнений на этот счет нет. И если это чего-то стоит, он зарегистрирован как президент Тадеуш-Компани в разрешении на разные игры, которые он проводит… это означает, что он во главе этого племени или отряда, или как его там называют.

Его дочь? Для Вилли это меняло все. Представьте, что кто-то ударил Линду. Представьте, что кто-то переехал на улице Линду, как дворняжку.

— …записали?

— А-а? — он заставил себя мысленно вернуться к Кирку Пеншли.

— Вы уверены, что не хотите покончить с этим делом? Это обойдется в копеечку, Вилли.

— Пожалуйста, попросите их продолжать. Я позвоню через четыре… нет, через три дня, узнать, обнаружили ли их.

— Нет нужды это делать. Если… когда люди Бартона найдут их, вы узнаете первым.

— Меня не будет в городе, — медленно произнес Вилли.

— Да? — Пеншли постарался произнести это как можно более безразлично. — А где вас можно будет найти?

— Я буду в разъездах, — неопределенно ответил Вилли и сразу повесил трубку. Он сидел совершенно спокойно, только в голове его бушевали вихри мыслей, а его пальцы — его худые пальцы — беспокойно барабанили по краешку стола.

Глава 16

Письмо Вилли

На следующий день часов в десять Хейди отправилась за покупками. Она не заглянула к Вилли сказать, куда она собралась или когда вернется. Эта старая дружеская привычка исчезла. Вилли сидел в своем кабинете, глядя, как Сулдо задом выезжает на улицу. На одно мгновение голова Хейди повернулась, и Вилли показалось, что их взгляды встретились, его испуганный, смятенный и ее — открыто обвиняющий: «Ты заставил меня отослать дочь, ты отказался от профессиональной помощи, в которой нуждаешься. Наши друзья начинают шептаться. Ты очевидно не захотел в одиночестве отправляться в страну Ха-Ха и выбрал меня в сопровождающие… Ладно, но пое…ь тебя, Вилли Халлек. Оставь меня в покое. Гори, если тебе так хочется, но у тебя нет права требовать, чтобы я присоединилась к тебе…»

Просто иллюзия, конечно. Хейди не могла видеть его с такого расстояния. Но иллюзия болезненная.

После того как Сулдо скрылся из виду, Вилли вогнал лист бумаги в свою Оливетти и напечатал: «Дорогая Хейди» на верхушке листа. Это была единственная часть письма, которая далась ему легко. Он печатал одно болезненно рожденное предложение за другим, в паузах опасаясь, что Хейди вернется и застанет его за этим занятием. Наконец Вилли вытащил письмо из печатной машинки и перечитал его.

Дорогая Хейди,

К тому времени, как ты прочитаешь это письмо, я уеду. Я не знаю точно, куда и насколько, но надеюсь, что, когда я вернусь, со всем этим будет покончено. Я имею в виду тот кошмар, в котором мы жили последние дни.