Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод), стр. 37

У Рейчел подогнулись колени, и она свалилась на кровать, обхватив голову руками, сотрясаясь от рыданий.

— Еще б немного, и он умер, да, Луис? Ведь он чуть не за-за-задохнулся… Господи!

Луис шагал взад и вперед по комнате, успокаивая сынишку. Рев скоро сменился всхлипами, Гейдж задремывал.

— Да вовсе нет! И сам бы освободился — я почти уверен. Просто решил чуть-чуть ему помочь.

— Что ж я, не видала?! Он едва не задохнулся! Еще б немного… — Она воззрилась на него враз посветлевшими глазами, все еще не веря, так сильно было ее потрясение. — Еще б немного…

Он вспомнил, как совсем недавно она кричала на кухне. НЕТ, ЗДЕСЬ НИКТО УМИРАТЬ НЕ СОБИРАЕТСЯ И НЕ УМРЕТ!

— Знаешь, дорогая, — мягко сказал Луис. — Мы все смертны…

За полночь Гейджа снова начало тошнить. Из-за молока, сомневаться не приходилось. Проснувшись ночью, он захныкал (Луис к тому времени уже спал внизу), «есть захотел», как объяснила Рейчел. Она сунула ему бутылочку с молоком и задремала. Часом позже у него опять открылась рвота.

— Ни капли молока! — строго-настрого приказал Луис, и Рейчел безропотно согласилась. Потом — уже около двух по полуночи — он принялся выслеживать кота. Ну и, конечно же, обнаружил, что дверь из кухни в подвал распахнута настежь. Вспомнилось: мать рассказывала, что знавала кошку, научившуюся лапой отодвигать засов на двери. Залезет, говорит, на дверную скобу и давай засов лапой толкать, пока не откроет дверь. Умница кошка, ничего не скажешь! И хотя у них на двери засов такой же, Черу не след с ним забавляться, решил Луис. В конце концов, дверь в подвал и на ключ можно запереть. Чера он нашел под плитой, нарушил мирный сон и бесцеремонно выгнал кота на крыльцо. Возвращаясь в гостиную, запер дверь в подвал. Накрепко.

29

К утру температура у Гейджа упала. На щеках его играл нездоровый румянец, но взгляд прояснился, малыш улыбался, ему уже не лежалось. Вдруг, за неделю, а то и быстрее, бессмысленное гуканье образовалось в слова. Он повторял за взрослыми почти все без ошибок. Элли учила его всяким непотребным словам.

— Скажи «какашка», Гейдж.

— Какаска Гейж, — охотно повторял малыш, не отрываясь от овсянки. Луис разрешил ее на завтрак, но только с сахаром — и никакого молока. Разумеется, больше овсянки попадало на стол, за воротник, но только не в рот.

Элли потешалась вовсю.

— Скажи «вонючка», Гейдж.

— Вонючка Гейж, — радостно улыбался тот, размазывая овсянку по щекам. — Какаска, вонючка.

Не в силах сдержаться, Луис тоже покатился со смеху.

Зато Рейчел, пожалуй, даже рассердилась:

— Хватит глупости говорить! Дай спокойно позавтракать. — И протянула Луису вареные яйца.

Но Гейджа было уже не унять.

— Какаска-и-вонючка, какаска-и-вонючка, — самозабвенно выпевал он. Элли хихикала в кулачок, а Рейчел все суровее поджимала губы.

Выглядит она сегодня во сто крат лучше, чем вчера, хотя и ночью поспать не удалось, подметил Луис. Вот что значит — гора с плеч долой! До дому добрались, сынишка на поправку пошел.

— Гейдж, прекрати! — строго сказала мать.

— К’асиво! — успел предупредить малыш, и только что проглоченная овсянка опять оказалась в тарелке и на столе.

— Ну, ты даешь! — воскликнула Элли и выбежала из-за стола.

Луис захохотал пуще прежнего. До слез! Наконец он просмеялся. Жена с сыном смотрели на него, как на полоумного.

НЕТ! — хотелось крикнуть ему. ПОЛОУМНЫМ Я БЫЛ, А ТЕПЕРЬ ТОЖЕ, КАЖЕТСЯ, ВЫЗДОРАВЛИВАЮ.

Он не мог, конечно, сказать наверное, позади ли все его страхи. Но на душе вдруг так полегчало… До поры.

30

Нездоровилось Гейджу еще с неделю. Но не успел он оправиться, как снова слег, на этот раз с бронхитом. А следом и Элли, и Рейчел. Накануне Рождества в доме раздавался натужный, прямо-таки стариковский кашель. Один Луис остался здоров, и Рейчел, похоже, сердилась на него даже за это.

Последняя неделя перед каникулами оказалась очень беспокойной для всех сотрудников лазарета: и для Луиса, и для Стива Мастертона, доктора Шурендры и сестры Чарлтон. Грипп пока не добрался до университета, зато свирепствовал бронхит, обнаружилось несколько случаев воспаления легких, мононуклеоза. За два дня до перерыва в занятиях в лазарет привели шестерых пьяных, стонущих бедолаг. На короткое время врачам вспомнился Виктор Паскоу. Как объяснили встревоженные друзья, лихая шестерка вздумала прокатиться на санях, но нашли слишком маленькие, кое-как втиснулись (последний сидел чуть не на плечах товарища) и пустились с холма, что за котельной. Радости не было предела. Правда, разогнавшись, они не смогли вырулить и врезались прямо в старинную пушку времен Гражданской войны. И вот результат: сломанные руки, ребра, сотрясения мозга, несчетные шишки и синяки. Лишь шестой, последний ездок отделался легко: при столкновении его выбросило из саней. Он перелетел через пушку и воткнулся в сугроб. Да, Луису, конечно, не доставляло особой радости копаться в человеческих обломках, и он не поскупился на бранные слова, пока накладывал швы, бинтовал раны, вглядывался в зрачки каждого, определяя, нет ли сотрясения мозга.

Но вечером, рассказывая обо всем Рейчел, опять хохотал до слез. И опять жена удивленно смотрела на него. И Луис почему-то не удосужился растолковать ей, что несчастный случай — результат ребячьей глупости. Да, они пострадали, но скоро все пройдет, забудется. И смеялся он, как и накануне, от облегчения и радости: на этот раз он победил!

К началу дочкиных каникул выздоровела и его семья. Так что все четверо готовились по-простому, по-деревенски встретить Рождество. Уже не верилось, что их дом, здесь, в Ладлоу, еще в августе, когда они только что приехали, казался чужим и негостеприимным. Еще бы: Элли поранила ногу, Гейджа ужалила оса.

Уложив рождественской ночью детей, Луис и Рейчел, крадучись, точно воры, слазили на чердак и спустились с охапками подарков: набором маленьких гоночных машинок для Гейджа — он совсем недавно открыл всю прелесть машин; куклы — Барби и Кен — для Элли; большой трехколесный велосипед, множество кукольных платьев, игрушечная плита с огоньками и немало других подарков.

Супруги сели за стол, заваленный коробками и пакетами. Мерцали свечи на рождественском дереве. На Рейчел была шелковая домашняя пижама, на Луисе — халат. Даже и не припомнить, когда выпадал такой приятный вечер. В камине потрескивает огонь, время от времени то Луис, то Рейчел подбрасывали березовые поленья.

Раз о его ноги потерся Чер, но Луис оттолкнул кота, скорее с неприязнью, нежели с отвращением. От кота по-прежнему плохо пахло. Потом Чер пытался присоседиться к Рейчел, но и она отпихнула его ногой. «Пшел прочь!» И стала тщательно тереть ногу — будто отскабливала грязь, до единого микроба, прикоснувшись к чему-то гадкому, мерзкому. Вряд ли она сделала это осознанно, подумал Луис.

Чер неприкаянно поплелся к камину и плюхнулся на пол. Куда девались его изящные кошачьи повадки! Бесследно исчезли, пропали за одну ночь, о которой Луис не позволял себе даже вспоминать. Что-то еще потерял Чер, это несомненно. Только вот что? Луис понял это лишь через месяц: кот перестал урчать. Раньше — особенно во сне, пригревшись — его было слышно издалека. Луису порой приходилось даже вставать по ночам и плотнее прикрывать дверь в спальню дочки, иначе не уснуть.

Теперь же кот спал тихо. Как убитый.

Впрочем, вспомнилось Луису, было и исключение: когда он спал на раскладушке, кот развалился у него на груди этаким вонючим одеялом. Тогда он урчал, во всяком случае, какие-то звуки издавал.

Но правильно говорил Джад: не все так уж плохо с этими ожившими четвероногими друзьями. Например, Луис обнаружил разбитое окно в подвале за отопительным баком, вставил стекло — вот и сберег тепло. А не будь кота, не заметил бы месяц, а то и год. Так что Чера еще и поблагодарить можно.

Элли больше не пускала его к себе в постель, лишь изредка, пока смотрела телевизор, разрешала коту подремать у нее на коленях. Но чаще она сгоняла его на пол: «Фу, Чер, вонючка! Брысь!» Луис потянулся к коробке с детским сборным велосипедом. Правда, дочка, как и прежде, заботливо кормила кота. Да и Гейдж иной раз снисходил: дергал его за хвост, по дружбе, конечно, а не по злобе. Велик соблазн подергать за мохнатую колокольную веревку, не звона, так мяуканья дождешься. Однако Чер равнодушно отходил и забирался под радиатор, где Гейджу его не достать.