Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод), стр. 34

— Так вот зачем вы меня отвели туда. — Настроение у Луиса поднялось. Многое объяснилось, пусть не на уровне логики и разума, а на уровне чутья и инстинктов. Но он сейчас и этому рад. Значит, можно спокойно выбросить из памяти зловещий блеск в глазах Джада, появившийся на мгновение. — Тогда понятно…

Вдруг старик неожиданно закрыл лицо руками. У Луиса мелькнула мысль: может, какой болезненный приступ? Он даже привстал, но сразу же понял, что тот едва сдерживает рыдания — грудь и плечи заходили у него ходуном.

— Понятно, да не совсем! — сдавленным голосом проговорил он. — А повел я вас туда затем же, зачем Стенни меня, затем же, зачем Лестер Морган — Линду Лавеск, чью собаку тоже машиной сбило. Ведь знал же, что его бык взбесился и гоняется за ребятишками, так нет, ВСЕ РАВНО потащил Линду на это кладбище. Ну что, Луис, вам и теперь все понятно?

— О чем вы, Джад? — тревожно спросил тот.

— И Лестер туда кого-то водил, и Стенни Б. И все по одной и той же причине. Привораживает это место! Своей тайной привораживает, а тайну хранить ох как трудно, охота с кем-либо поделиться, и начинаешь выискивать благовидный предлог… — Джад отнял руки от лица. Измученный взгляд, вмиг до неузнаваемости постаревшее лицо. — И в конце концов, тащишь кого-нибудь. Конечно, причина будто бы самая что ни на есть благородная… Но ведь идешь туда только потому, что мочи нет удержаться. Тянет, и все тут! Или нужно позарез! Отец-то меня туда не водил, потому что и сам ни разу не был, только по слухам об этом месте знал. А Стенни был… и меня отвел… и вот семьдесят лет прошло, и — на тебе! — Он недовольно покачал головой, кашлянул в кулак. — Но, по правде говоря, Луис, ведь только Лестеров бык стал хуже, а у Линды Лавеск собачонка какой была, такой и осталась, ну, разве что почтальона разок тяпнула. Очень редко кто из зверушек портился… Вот мой Пестрый отличным псом остался. Да, землей весь пропах, сколько ни мой. А в остальном — отличный пес. И пусть мать его с той поры ни разу не погладила, все равно — отличный! Но вам, Луис, и слова поперек не скажу, вздумай вы сегодня кота жизни лишить… Понимаете, то кладбище, как магнитом, притягивает… и вы начинаете придумывать самые-самые благовидные предлоги… Впрочем, может, я и ошибаюсь. Может, и Лестер ошибался, и Стенни. Я ведь тоже не Бог… но так заманчиво возвращать к жизни мертвых, чувствовать себя всемогущим, почти что Богом.

Луис снова открыл было рот, но снова промолчал. Ибо слова прозвучали глупо и жестоко. НЕ ДЛЯ ТОГО Я СТОЛЬКО ПРЕТЕРПЕЛ ВЧЕРА, ЧТОБЫ СНОВА УБИТЬ КОТА.

Джад допил пиво, отставил пустую бутылку. Выговорился до дна!

— Ну, кажись, все.

— Можно ли еще кое о чем спросить?

— Отчего ж нельзя?

— А хоронили там когда-нибудь ЛЮДЕЙ?

Рука у Джада непроизвольно дернулась, две бутылки упали со стола, одна разбилась.

— Господи, помилуй! Нет! Да и кто б решился? О таком, Луис, даже говорить не след.

— Я из чистого любопытства, — выдавил из себя Луис.

— Кое о чем даже любопытствовать грех! — заключил Джад, и впервые перед Луисом предстал очень-очень старый, просто дряхлый человек, одной ногой стоящий в могиле.

А уж дома к этому впечатлению у Луиса добавилось еще одно: вид у Джада был такой, будто он говорил неправду.

27

Лишь у гаражной двери Луис сообразил, что пьян. Ночь выдалась звездная, вовсю светила луна. Теней, правда, нет, но видно, как днем. В гараже, однако, тьма кромешная. Где-то совсем рядом выключатель, но в темноте не найти. Луис пробирался медленно, на ощупь, осторожно переставляя ноги. Голова кружилась. Сейчас на что-нибудь наткнется, обо что-нибудь запнется, упадет, чего доброго. Тут и дочкин красный тренажер, и сынишкина машина-крокодил на колесиках.

А где же кот? Дома, что ли, весь вечер сидел?

Все-таки Луис сбился с курса и наткнулся на стену, занозив вдобавок ладонь. «Черт!» — вырвалось у него скорее со страху, нежели от боли. Он совсем потерялся: не то что выключателя, двери-то в кухню не найти! Как в совсем незнакомом месте.

Он пошел вдоль стены, ладонь саднило. ТАК ВОТ КАКОВО СЛЕПОМУ, подумал он, и сразу вспомнился слепой певец Стиви Уандер, они с Рейчел ходили на его концерт. Когда ж это было? Лет шесть назад? Да, уж шесть лет промелькнуло. Невероятно! В ту пору Рейчел Элли носила… На концерте двое парней подвели Стиви Уандера к синтезатору, помогая перешагивать через змеящиеся по сцене провода. А потом, когда Стиви принялся танцевать с одной из хористок, та бережно повела его на свободное место, чтоб не споткнулся. Танцевал он отменно, Луис до сих пор помнит. Лишь бы рядом была рука, которая выведет.

ГДЕ Ж ТА РУКА, ЧТО ВЫВЕДЕТ НА КУХНЮ МЕНЯ? — подумал он и даже поежился: ведь случись и впрямь рука, он бы завопил от страха. Он остановился, стараясь унять бешено стучащее сердце. Ну, хватит, ХВАТИТ, НУ, УСПОКОЙСЯ…

ГДЕ ЭТОТ ЧЕРТОВ КОТ?

Тут снова на что-то наткнулся, оказалось — на свою большую семейную машину. Сильно ударился ногой, даже слезы выступили. Он потер больное место, стоя, как цапля, поджав ногу. Зато сразу определил, в каком углу гаража находится. К тому же мало-помалу он стал различать предметы во тьме. Слава Богу! Да, он вспомнил: кот остался в доме, он, Луис, даже прикасаться к нему не хотел, противно было брать на руки…

И в этот момент что-то теплое, мягкое, пушистое потерлось о его ногу, точно теплой водой обдало, и кошачий хвост змеей обвил голень… Луис закричал громко, во весь голос.

28

— Папа! — громко, во весь голос позвала Элли. И понеслась к нему прямо от самолета, обегая идущих пассажиров, как слаломист — флажки. Перед ней с улыбкой расступались. Луису даже стало неловко за дочь, но и он не удержал широкой, бестолковой улыбки.

А вон и Рейчел, у нее на руках Гейдж. Когда Элли крикнула и бросилась навстречу отцу, малыш тоже завопил: «Па-а-а!» и стал вырываться. Рейчел улыбнулась (устала, отметил Луис), поставила его на ноги, и он припустил вслед за сестрой, бойко перебирая ножонками: «Па-а-а! Па-а-а!»

Луис приметил на сынишке новый свитер — небось дед постарался. Но тут налетела Элли и обезьянкой вскарабкалась на грудь.

— Папуленька, здравствуй! — И чмокнула его в щеку.

— Здравствуй, кисонька! — Луису пришлось нагнуться, чтобы подхватить и Гейджа. Крепко обнял детей. — Как я рад, что вы дома!

Подошла Рейчел. На одном плече висела дорожная сумка и маленькая дамская сумочка, на другом — мешочек с пеленками и ползунками Гейджа. На мешке красовалась надпись: СКОРО Я БУДУ БОЛЬШИМ. Скорее в утешение родителям, нежели для самого малыша. Рейчел походила на фотографа после долгой, изнутрительной командировки.

Луис просунул голову меж детьми и поцеловал жену в губы.

— Здрасьте, доктор! — улыбнулась она.

— Потрясающе выглядишь!

— Чего-чего, а потрясений хватило. До Бостона долетели без забот. Пересели — все чин чином. Самолет взлетел, Гейдж взглянул в иллюминатор: «К’асиво! К’асиво!» И как его затошнит. Я бегом с ним в туалет.

— Господи, что за напасть!

— Помыла, переодела. Вряд ли что с кишечником или желудком, просто в самолете укачало.

— Поехали скорее домой. Сегодня на обед у нас мясо под перечным соусом.

— Ура! Ура! — прямо в ухо отцу радостно закричала Элли.

В другое ухо так же громко гукал Гейдж.

— Поехали! Забирайте вещи и бегом отсюда.

— Пап, а как там Чер? — спросила Элли, как только Луис опустил ее на землю. Он ждал этого вопроса, но откуда у дочки озабоченность в голосе? Откуда суровая складка между бровей? Луис нахмурился, взглянул на Рейчел.

— В воскресенье она ночью вдруг как закричит! Плохой сон приснился, — спокойно пояснила та.

— Мне приснилось, что Чера машина переехала, — вставила дочка.

— Просто индюшатины на ночь не надо было есть, так я думаю, — продолжала Рейчел. — Даже живот заболел. Успокой ее, Луис, и поедем-ка домой. Меня уж мутит от аэропортов. Лет на пять вперед налеталась.