Бесплодные земли (др. перевод), стр. 120

— Зови меня Фэннин, — объявило ухмыляющееся видение. — Ричард Фэннин. Быть может, это не вполне верно, но, полагаю, для руководящей должности сойдет. — Он протянул руку с девственно гладкой ладонью. — Что скажешь, напарник? Пожми-ка руку, которая потрясла мир.

Существо, когда-то бывшее Эндрю Квиком и известное в чертогах Седых под именем Тик-Така, взвизгнуло и вновь попыталось отползти назад. Лоскут кожи, содранный с его головы пулей мелкого калибра, которая не продырявила, а лишь оцарапала череп, болтался из стороны в сторону; длинные пряди светлых с проседью волос продолжали щекотать щеку. Квик, однако, больше не чувствовал этого. Он позабыл даже про ноющую боль под черепом и острую, дергающую — в ямке на месте левого глаза. Все его мысли слились в одну: «Надо во что бы то ни стало удрать от этого чудовища в человеческом обличье».

Но когда незнакомец схватил правую руку Эндрю Квика и пожал ее, эта мысль испарилась, как сон в минуту пробуждения. Крик, запертый в груди Квика, сорвался с губ любовным вздохом. Он тупо уставился вверх, на ухмыляющегося пришельца. Отслоившийся лоскут кожи покачивался.

— Что тебя беспокоит? Должно быть, это. Оп-ля! — Фэннин резким движением оторвал свисающий клочок кожи. Смутно забелел пятачок черепной кости. Звук был такой, точно рвалась толстая ткань. Квик истошно взвизгнул.

— Ну-ну, секундное дело. — Присев на корточки перед Квиком, этот человек говорил с ним, как мог бы говорить снисходительный отец с занозившим палец ребенком. — Капельку поболит и перестанет. Ведь так?

— Д-да, — пробормотал Квик. Верно, боль уже утихала. И когда Фэннин снова протянул к Эндрю руку и стал ласково поглаживать левую сторону его лица, тот инстинктивно дернулся назад, но тотчас совладал с собой. Он чувствовал, как с каждым прикосновением этой руки, не имеющей линий судьбы, к нему возвращаются силы. Квик с немой признательностью поглядел на нового знакомца. Губы его дрожали.

— Тебе лучше, Эндрю? Лучше, правда?

— Да! Да!

— Если хочешь поблагодарить меня — а я уверен, ты хочешь, — нужно сказать то, что обыкновенно говорил один мой старый знакомец. В конце концов он предал меня, но все же довольно долго он был мне хорошим другом, и в моем сердце по сей день есть для него уголок. Скажи «жизнь за тебя», Эндрю. Можешь ты это сказать?

Эндрю мог — и сказал; собственно, он повторял эти слова и, казалось, не мог остановиться. «Жизнь за тебя! Жизнь за тебя! Жизнь…»

Фэннин вновь притронулся к его щеке, и голову Эндрю Квика пронзила страшная, невыносимо острая боль. Он испустил пронзительный крик.

— Прошу прощения, но времени мало, а тебя, что называется, заело. Эндрю, позволь задать тебе прямой вопрос: ты был бы рад прикончить стрелявшего в тебя позорника? А его дружков и удальца, что притащил мальчишку сюда, — особенно его? А шавку, лишившую тебя глаза, Эндрю? Хотелось бы тебе этого?

— Да! — выдохнул бывший Тик-Так. Его окровавленные руки сжались в кулаки. — Да!

— Вот и славно. — Незнакомец помог Квику подняться. — Им придется умереть, ибо они встревают в дела, которые их вовсе не касаются. Я рассчитывал, что с ними расправится Блейн, однако дело зашло слишком далеко, чтобы полагаться на что бы то ни было… в конце-то концов, кто мог подумать, что им удастся забраться так далеко?

— Не знаю, — отозвался Квик. Сказать правду, он совершенно не понимал, о чем говорит незнакомец, да и не хотел понимать. Восторженное волнение восхитительным наркотиком туманило его сознание, и после пережитой боли, когда голова казалась ему яблочным прессом, ему было этого довольно. Более чем.

Ричард Фэннин презрительно скривил губы:

— Медведь и кость… ключ и роза… закат и восход… время не ждет! Довольно! Довольно, говорю я! Они не должны подобраться к Темной Башне ближе, чем сейчас!

Квик, шатаясь, попятился — Фэннин с быстротой молнии выбросил вперед руки. Одна разорвала цепочку, на которой висели заключенные в стекло крошечные часы с маятником, другая содрала с его предплечья «Сейко» Джейка Чэмберса.

— Я возьму это, ладно? — Фэннин-Чернокнижник пленительно улыбнулся, укрыв жуткие зубы за скромно сжатыми губами. — Или ты против?

— Нет, — отозвался Квик, уступая последние символы своей долгой власти без колебаний — и, по сути, не сознавая, что делает. — Изволь.

— Спасибо, Эндрю, — тихо промолвил зловещий гость. — А теперь живей: приблизительно через пять минут я ожидаю резких изменений в окружающей атмосфере. Мы должны добраться до ближайшего чулана с противогазами раньше, чем это произойдет, — а ждать, вероятно, осталось очень недолго. Сам я прекрасно мог бы пережить упомянутые перемены, но боюсь, как бы у тебя не возникли некоторые трудности.

— Не понимаю, о чем ты, — сказал Эндрю Квик. В голове у него вновь запульсировала боль, мысли путались.

— И не нужно, — спокойно ответил незнакомец. — Идем, Эндрю, — думаю, нам следует поторопиться. На редкость хлопотливый выдался денек, верно? Если повезет, Блейн зажарит их прямо на перроне, где они, вне всяких сомнений, стоят до сих пор, — с годами у бедняги появились большие странности. Тем не менее я считаю, что нам следует поторопиться.

Он обнял Квика за плечи и, посмеиваясь, увел его в дверь, которой всего несколькими минутами раньше воспользовались Роланд с Джейком.

Часть шестая. Загадка и Бесплодные земли

— Ну хорошо, — сказал Роланд. — Скажите мне его загадку.

— А как же те люди? — спросил Эдди, ткнув пальцем в сторону города за огромной колонной залой Колыбели. — Чем мы можем им помочь?

— Ничем, — ответил Роланд, — но помочь себе мы еще в силах. Так что это была за загадка?

Эдди посмотрел на обтекаемый силуэт монорельса.

— Он сказал, чтоб раскочегарить его, нам надо залить насос. Только он заливается задом наперед. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Роланд тщательно обдумал вопрос, покачал головой и посмотрел на Джейка.

— Есть какие-нибудь соображения, Джейк?

Тот помотал головой.

— Даже не представляю, что такое насос.

— Вероятно, загадка — это не самое трудное, — сказал Роланд. — Блейн кажется нам живым, поскольку разговаривает, как живое существо, однако он все равно остается машиной — хитроумной, но машиной. Свои двигатели он запустил сам, а вот чтобы открыть ворота и его двери, должно быть, нужен шифр или код.

— Нам лучше поторопиться, — нервно заметил Джейк. — С тех пор, как он говорил с нами в последний раз, прошло наверняка никак не меньше двух-трех минут. А то и больше.

— Ладно тебе высчитывать, — хмуро сказал Эдди. — Здесь время чокнутое.

— И все-таки…

— Да, да. — Эдди покосился на Сюзанну, восседавшую верхом на бедре стрелка, но та отрешенно смотрела на числовой ромб. Молодой человек снова перевел взгляд на Роланда. — Насчет шифра ты наверняка попал в точку — небось, потому тут и натыкана такая прорва кнопок с цифирью. — Он повысил голос: — Так, Блейн? Хоть это мы угадали правильно?

Молчание. Только убыстряющийся рокот двигателей моно.

— Роланд, — вдруг окликнула Сюзанна, — тебе придется мне помочь.

Выражение мечтательной отрешенности сменилось иным, в котором соединились ужас, смятение и решимость. Никогда еще молодая женщина не казалась Роланду столь прекрасной… или столь одинокой. Когда они, стоя у края поляны, смотрели, как Медведь силится стащить Эдди с дерева, Сюзанна сидела у Роланда на плечах и стрелок не видел, какое у нее сделалось лицо, когда он сказал, что стрелять должна она. Теперь, глядя на молодую женщину, он понял, что это было за выражение. Ка — колесо, его единственное назначение — вращаться, и в итоге оно неизменно приходит туда, откуда начинало. Так бывало всегда и так было сейчас; Сюзанна вновь повстречалась на узкой дорожке с медведем, и ее лицо говорило, что это для нее не секрет.