Светящийся, стр. 44

Денни играл на площадке возле кухонной двери. Судя по всему, пытался слепить снежную бабу. Бесполезная попытка. Холодный снег не лепился, но Денни упорно трудился — его склоненная фигурка походила в это ясное утро на пятнышко среди искрящегося снега.

О чем, скажи Бога ради, ты думаешь?

Ответ последовал мгновенно.

О себе, только о себе.

Ему вспомнилось, как он лежал ночью в постели и вдруг замыслил убийство жены. И сейчас, когда он склонился над снегоступом, чтобы завязать тесемки, ему вдруг все стало ясно. «Оверлук» пытается овладеть не только Денни, но и им тоже. Не Денни был самым слабым звеном их семьи, а он. Он, Джек, наиболе уязвим, его можно легко согнуть, скрутить и сломать.

Джек взглянул на окна отеля — солнце ослепительно сияло во множестве стекол — и впервые заметил, как похожи окна на глаза, устремленные на него. Они отражали солнце, чтобы сохранить мрак внутри. Они глазели не на Денни, а на него.

И сейчас, наблюдая за игрой Денни в тени отеля, он понял все. Отелю нужен был Денни, может быть, все они, но уж Денни наверняка. В 217-м номере лежала мертвая женщина, возможно всего лишь незримое привидение, воспоминание о трагедии — при обычных обстоятельствах, но сейчас она стала источником опасности как злая заводная игрушка, и ее механизм был запущен в ход своеобразным складом ума Денни… и его собственного. Кажется, Уотсон рассказал ему, что на роуковом корте скончался от удара человек, а сколько было еще других? На четвертом этаже произошло убийство. А сколько других убийств, ссор, самоубийств случалось тут в прошлом? Возможно, Грейди, прошлогодний смотритель, убивший жену и дочерей, прячется где-то здесь, в стене отеля, с топором в руках, дожидаясь, когда Денни заведет его и он сможет выступить из стены, чтобы совершить злодейство.

Распухшие пятна на шее Денни.

Поблескивающие ряды бутылок на полках бара.

Радиопередатчик.

Сны.

Альбом с газетными вырезками, найденными им в подвале.

Я снова бродил в сомнамбулическом сне, дорогая.

Джек выпрямился и сбросил снегоступ с ноги. Его трясло. Он захлопнул дверь и поднял ящик с аккумулятором. Тот выскользнул из его дрожащих пальцев

Черт, неужели я разбил его?!

и повалился набок. Джек раскрыл картонный ящик и выхватил аккумулятор из коробки, совсем не думая о том, что кислота может вытечь из трещины в корпусе и облить его. Но этого не случилось — аккумулятор был цел. У него вырвался вздох облегчения.

Держа аккумулятор обеими руками, он отнес его к снегоходу и поставил на площадку впереди мотора. Взял с полки разводной ключ, быстро и без хлопот приладил провод. Батарея была в рабочем состоянии. Не было необходимости подзаряжать ее. Когда он подсоединил положительный кабель к клемме, послышались потрескивание электрического разряда и слабый запах озона. Закончив работу, он отступил в сторону и нервно вытер руки о свою брезентовую куртку. Снегоход будет работать. Нет никаких причин для того, чтобы он не заработал, — никаких, помимо того, что он был частью «Оверлука», который не хочет отпускать их от себя. «Оверлук» хочет позабавиться. Тут имеется мальчик, которого можно напугать, мужчина и женщина, которых можно настроить друг против друга. А при хорошем раскладе карт можно заставить их мыкаться по коридорам отеля, как в заколдованном замке. Нет, «Оверлук» не оставит их в одиночестве. Им составят компанию множество бывших постояльцев. Но причин, почему бы снегоходу не работать, не было никаких, кроме, конечно,

кроме того, что ему самому не хочется уезжать.

Джек стоял, глазея на снегоход, дыхание вырывалось коротким морозным парком. Он не хочет ничего менять. Уехать отсюда было бы неверным решением, он сразу же понял это. Венди испугалась духа, разбуженного истеричным мальчишкой. Но нужно понять и ее.

Я снова бродил в сомнамбулическом сне, дорогая?

Ему было все ясно, пока он не увидел Денни, игравшего в снегу. Виноват Денни. Виновато его свечение, или как бы оно там оно ни называлось. Это вовсе не свечение, а проклятие. Если бы они с Венди были здесь одни, то провели бы зиму очень мило. Ни страданий, ни мучительных раздумий.

Не хочу уезжать? Или не могу?

«Оверлук» не отпускает их, и он сам не хочет уезжать. Даже Денни уже стал частью отеля. «Оверлук» уже поглотил Джека: «Ах, вы говорите, новый смотритель сочиняет? Отлично, занесите его в наш список. Однако сперва избавимся от женщины и их курносого сынка! Чтобы ничто не отвлекало его от дела. Мы не хотим…»

Джек стоял у кабинки снегохода, чувствуя, как снова накатывает головная боль. Что же он все-таки решил — уехать или остаться? Не очень богатый выбор. Так едем или остаемся?

Если поедем, сколько пройдет времени, прежде чем в Сайдвиндере отыщется какая-нибудь дыра для них? — спросил внутренний голос. Ему привиделась какая-то забегаловка с паршивеньким телевизором, где коротают время небритые безработные люди, безучастно наблюдая за футболом на экране. Где туалетные комнаты провоняли тысячелетней мочой, а в мусорных корзинах ищут замусоленные окурки сигарет «Кемел». Где стакан пива стоит тридцать центов и нужно сдабривать его солью. Где музыкальные автоматы оснащены пластинками сорокалетней давности.

Сколько времени… Бог мой, боюсь что нисколько. «Я не могу перебороть «Оверлук», — сказал он сам себе тихо, очень тихо. Попробуйте разыграть партию, если в колоде отсутствует один из тузов.

Внезапно он склонился над мотором снегохода и вырвал из него магнето. Это получилось у него поразительно легко. Джек с удивлением глянул на него, потом подошел к задней двери сарая и распахнул ее. Отсюда открывался широкий вид на горные вершины, прекрасные в своей живописности. Открытое снежное поле простиралось на милю. Джек размахнулся и швырнул магнето в снег как можно дальше. Там, где упал прибор, взметнулся фонтанчик снега — легкий ветерок подхватил снежинки и отнес их на новое место. Рассыпься, говорю я, все кончено. Рассыпься.

Он почувствовал облегчение.

Джек постоял еще немного в дверях, дыша прозрачным горным воздухом. Затем запер дверь и через главный выход отправился к Венди, чтобы сообщить ей, что они остаются. По дороге он задержался и поиграл в снежки с Денни.

29. Живая изгородь

Наступило 29 ноября, четвертый день после Дня благодарения.

Прошедшая неделя закончилась благополучно, еще лучше прошел День благодарения. Никогда еще у Торрансов не было такого богатого праздничного стола. Венди изумительно приготовила хэллоранновскую индейку, и они наелись ею до отвала, не уничтожив и половины. Джек простонал, что индейки теперь им хватит до конца зимы, и они будут есть индейку в соусе, бутерброды с индейкой, индейку с лапшой.

Нет, сказала им Венди, только до Рождества. На Рождество у них будет жареный каплун.

Джек и Денни простонали вместе.

Синяки на шее Денни побледнели, вместе с ними увяли и их страхи. В День благодарения Венди катала сына на санках, пока Джек работал над пьесой, которая была почти закончена.

— Ты все еще боишься, док? — спросила она Денни, не решаясь задать вопрос более прямо.

— Да, — ответил он просто, но сейчас я хожу только в нестрашные места.

— Папа говорит, что рано или поздно лесная охрана из заповедника станет раздумывать, почему мы не отвечаем на вызовы по передатчику, и тогда они явятся сюда, чтобы разузнать, в чем дело. Они могут спустить нас с гор. Тебя и меня. Папа останется здесь — пусть коротает зиму один. У нас для этого есть основания. В некотором смысле, док… я знаю, тебе трудно понять… мы в безвыходном положении.

— Да, — ответил он равнодушно.

Сегодня, в это великолепное утро, родители были наверху, и Денни знал, что они кончили заниматься любовью и сейчас дремлют в спальне. Они счастливы и довольны. Мама еще не совсем отделалась от страха, а настроение отца было каким-то неопределенным — чувство вины у него смешивалось с довольством, словно он совершил что-то, чего стыдится и чему в то же время радуется. Это что-то он тщательно скрывает, запрещая себе думать об этом. Денни недоумевал, как можно одновременно стыдиться и радоваться чему-то. Вопрос сильно беспокоил его. Просвечивание отца давало странную картину: чего-то, похожего на спрута, вытянувшего к небу свои щупальца. Когда Денни сосредоточивал мысли на отце, тот пристально вглядывался в сына острым, пронизывающим взглядом, словно ему было ясно, что проделывает Денни.