Светящийся, стр. 36
Он свалился с лестницы, доктор.
Теперь он никогда не обидит Денни.
Откуда я мог знать, что «бомба для несекомых» была бракованной?
Никогда прежде он никому не причинял зла намеренно
за исключением того случая, когда он чуть не убил Джорджа Хартфилда.
— Нет! — закричал он во тьму и принялся колотить себя кулаками по коленям.
Венди сидела в кресле с Денни на руках и шептала ему слова утешения, которых потом сроду не припомнишь. Он свернулся калачиком на ее коленях без протеста, но и без радости, и даже не повернул головы к двери, когда Джек выкрикнул «Нет!» где-то в холле.
Недоумение и смятение в душе Венди сменились теперь паническим ужасом. Без сомнения, это сделал Джек. А то, что он отпирается, ничего не значит. Вполне вероятно, что он во сне пытался задушить Денни точно так же, как во сне разбил рацию. У него какой-то нервный срыв. И что ей теперь делать? Не может же она оставаться взаперти все время. Ведь нужно как-то питаться.
Но был еще один вопрос, который она задавала себе с холодной и рассудочной практичностью. Этот вопрос заглушал сейчас в ней все остальные мысли и чувства, потому что был продиктован материнским инстинктом. И вопрос этот был:
— А в какой мере он опасен для нас?
Джек отрицал, что пытался задушить сына. Его самого привели в ужас синяки на шее Денни, непонятное и пугающее оцепенение сына, его неподвижность и молчание. Если бы Джек был виноват, то выказал бы хоть малейшее чувство вины. Тот факт, что он сделал это во сне, был ужасным, но тем не менее утешительным. Можно ли довериться ему, поможет ли он увезти отсюда Денни? Лишь бы спуститься с этих гор, а там…
Дальше идеи о том, как бы благополучно добраться до кабинета доктора Эдмондса, ее планы не простирались. Но заглядывать в более отдаленное будущее сейчас нет необходимости. Достаточно и тех проблем, над которыми ей приходится ломать голову.
Она напевала песенку, покачивая Денни на своей груди. Погладив его по плечу, она почувствовала, что его тенниска промокла, но не придала этому особого значения. Если бы эта информация проникла глубже в ее сознание, она вспомнила бы, что руки Джека, когда он обнимал ее в конторе, были сухими. Но сейчас ее голова была забита совсем другими мыслями: можно ли иметь дело с Джеком или он опасен для них?
Но фактически решать тут было нечего. Она одна не справится, не сможет ни отвезти Денни к врачу, ни вызвать помощь по радио. Денни пережил сильное потрясение, и его нужно срочно увозить отсюда, пока не случилось что-нибудь непоправимое.
Сколько можно раздумывать в поисках другого выхода? Во-первых, нельзя подпускать Денни к отцу, и так она приняла уже одно неверное решение, согласившись на добровольное пленение в снегу… ради Джека. И еще одной ее ошибкой было — отложить на потом решение о разводе. Поэтому сейчас ее сковывал страх: она может совершить еще одну непоправимую ошибку, в которой будет раскаиваться всю жизнь.
Оружия в отеле нет, только ножи, висящие на магнитной доске в кухне. Но чтобы добраться до них, нужно пройти мимо Джека.
Лихорадочно ища выхода из ловушки, она не в силах была сейчас оценить горькую иронию момента: всего час тому назад, засыпая над вязанием, Венди была убеждена, что дела у них идут преотлично, а скоро будут еще лучше. И вот теперь размышляет о возможности раздобыть нож, чтобы убить мужа, если он попытается стать между ней и сыном.
Наконец она поднялась с Денни на руках, чувствуя, как дрожат ее ноги. Другого пути нет. Одного сына она здесь не оставит. Остается только полагаться на то, что Джек в бодрствующем состоянии находится в здравом уме и не представляет опасности. Он поможет им спуститься в Сайдвиндер. Но если он попытается сделать что-нибудь другое, кроме помощи, то пусть тогда Бог поможет ему.
Она подошла к двери и отомкнула ее. Положив голову Денни к себе на плечо, распахнула дверь и вышла в коридор.
— Джек! — позвала она дрожащим голосом и не получила ответа.
С растущим беспокойством Венди подошла к парадной лестнице, ведущей в холл, но Джека там не было. Когда она стояла на лестничной площадке, недоумевая, что делать дальше, снизу донеслось злое, издевательское пение:
Это пение испугало ее даже больше, чем молчание, но другого выхода не было — она стала спускаться по лестнице.
23. «Это она!»
Джек постоял на лестнице, прислушиваясь к убаюкивающему пению, доносившемуся из-за двери. Постепенно его смятение уступило место гневу. Никогда Венди не изменится. Он мог не дотрагиваться до спиртного двадцать лет, и все равно, когда возвращался домой по вечерам, ее ноздри подозрительно раздувались: не пахнет ли от него шотландским виски или джином. Вечно она опасается самого худшего: если бы с Денни ехали в машине с пьяным и слепым шофером и попали в аварию, то и тогда Джек оказался бы виноват.
Перед ним возникло ее лицо в тот момент, когда она подхватила Денни на руки, и ему страшно захотелось согнать с этого лица злобу и отвращение… пусть даже ударом кулака!
Какое, черт побери, она имеет право?..
Да, когда-то он действительно был пьяницей и мог выкинуть нечто ужасное, как, например, в случае, когда он сломал Денни руку. Но человек исправился, нужно оказать ему доверие или нет? А когда ему по-прежнему не верят, то трудно удержаться от искушения поступить так, как от него ожидают. Ну а если жена — втайне, а то и явно — продолжает считать мужа-трезвенника пьяницей, то… Вот и срываешься в один прекрасный момент…
Джек медленно спустился на второй этаж и постоял немного на лестничной площадке. Вытащил платок из кармана и вытер губы, раздумывая, не постучаться ли в дверь, чтобы его допустили к сыну. Какое у нее право вести себя так нагло?
Что ж, рано или поздно она будет вынуждена выйти из комнаты, если только не хочет посадить себя и Денни на голодную диету. При этой мысли его губы скривились в нехорошей усмешке. Пусть только выйдет…
Он спустился в холл, бесцельно постоял у административной стойки и вошел в столовую. Пустые столы с белыми скатертями под чистыми полиэтиленовыми пленками встретили его блеском.
Ужин будет подан в восемь часов вечера.
Танцы до утра, маски снимаются в полночь.
Джек прошел между столами, забыв о жене и сыне, забыв о своем мрачном сне, о разбитой рации и синяках на шее Денни. Его влекла к себе дверь типа «летучая мышь» с надписью «КОЛОРАДСКАЯ ГОСТИНАЯ». Он толкнул створку двери и ступил в густые сумерки бара. И тут с ним произошло нечто странное. Он бывал здесь раньше, когда проводил по инвентарному списку сверку наличного имущества, оставленного Ульманом, и знал, что бар совершенно пуст. Но сейчас, при тусклом свете, проникавшем через дверь из столовой (тоже слабо освещенной из-за того, что окна до половины были занесены снегом), ему почудилось, что он видит ряды бутылок, поблескивающих на полках, а из кранов трех полированных бочек капает пиво. Мало того, он услышал запах пива, неотразимый солодовый запах, хорошо запомнившийся ему с детства, потому что был связан с отцом.
Вытаращив от изумления глаза, Джек потянулся к выключателю. Вспыхнул тусклый свет слабеньких лампочек в трех круглых, в виде колес, люстрах, висевших под потолком.
Полки были пусты. На них не было даже слоя пыли. Пивные краны были сухими, так же, как и хромированные поддоны для слива пивной пены. Налево и направо тянулись ряды кабинок, отделенных друг от друга бархатными портьерами с целью создания максимального интима для парочек. Прямо напротив Джека — только перейти красный ковер на полу — находилась стойка с высокими вращающимися табуретами, обитыми черной кожей.