Вампирский Узел, стр. 1

С. П. Сомтоу

Вампирский узел

ЛЕТО:

СОН ЧЕРНОГО КОРОЛЯ

…Я сяду на поезд в Канзасе,

Ты поедешь из Санта-Фе.

Но наши пути обязательно пересекутся

На Вампирском дорожном Узле.

На перекрестке, что пьет наши души…

Тимми Валентайн

1

огонь: 79 н.э.

…сера… следы детских ступней на растрескавшейся мозаике, едкий запах горящей плоти… обугленной… оглушительный грохот, ПОТОМ…

…кровь, брызжет брызжет брызжет прорывается брызжет брызжет брызжет кипит на горячих камнях брызжет брызжет брызжет

…мраморные колонны ломаются, словно кости, над орущей и…

…кровь брызжет брызжет брызжет…

…обескровленные глаза сквозь пропитанную серой мглу, и вопли, и…

….сквозь поток пепла, кровь блестит на клыках брызжет блестит брызжет блестит брызжет блестит…

наплыв: сейчас

Мне страшно… Почему?

Разве ты ничего не чувствуешь? Мне холодно. Обними меня. Хорошо.

Нет, не надо. У тебя такие холодные руки. Ничего, ладно. Б-р-р-р. С той самой минуты, как села в машину. Может быть, я еще не настолько пресыщена тесным общением с богатыми знаменитостями, как мне хотелось бы думать, а? А ты очень богатый, правда? То есть… ты ведь еще ребенок, но уже должен быть в списке самых богатых людей на земле, с этим новым альбомом и все такое. «Вампирский Узел». Да. Я не слишком много болтаю? А то мне почему-то не по себе. Так на чем мы там остановились? Ну да. На деньгах. Деньги — это всегда интересно. Все считают чужие деньги. Расскажи про свои деньги.

Руди, сворачивай на Магистраль [1].

Знаешь, я уже и не считаю, у скольких людей я брала интервью. И у каких людей. Сейчас не буду упоминать фамилии. Но ты… ты такой странный, такой таинственный. А правда, что сейчас тебя будут показывать по телевизору в первый раз? Ну да, наверное. Знаешь, а на фотографиях ты кажешься выше ростом. Тебе сколько лет? Двадцать? Какая прелесть. А мне… двадцать девять. Но я не выгляжу на свои двадцать девять, правда? Мне все говорят, что не выгляжу. Я хочу сделать большой материал для журнала. Грандиозный материал. Понимаешь, грандиозный. И тебе даже не надо ничего говорить. Признаюсь честно: я собираюсь почти все состряпать из головы. Кого, блин, волнует. Эти оголтелые меломаны, они все проглотят. Ой, прости, пожалуйста. Наверное, мне не стоило так говорить. Все-таки это твои поклонники.

Ну…

Слушай, какой у тебя лимузин роскошный. Два телефона! Наверное, твой шофер берет трубку и переключает звонок назад по какому-нибудь внутреннему коммутатору? Одно слово, шикарно. Смотри, городская тюрьма. Вон там. Хорошая ночь, правда? И машин на шоссе немного. А то бывают такие дни, когда от Ла-Гуардии [2] до центра добираешься три часа.

Я уже ездил, знаю.

Правда? Ну да, конечно. Знаешь, глаза у тебя красивые… такие вообще сексуальные… будь я восторженной школьницей, я бы с ума по тебе сходила. Точно бы головой повернулась. Тебе нравится Нью-Йорк?

Ничего так.

Ты, наверное, объездил весь мир, хотя ты совсем еще мальчик. Да?

Может быть.

Кстати, а где ты берешь эти свои потрясающие плащи… ну, в которых ты выступаешь?

В Европе.

Ага.

Мне нравится ночь.

Что? Ах да, ночь… А мне нравится, как ты говоришь. Так объемно, компактно. Как слова в твоих песнях. Знаешь, такого, как ты, еще не было. Я имею в виду рок-звезды и кумира подростков. Правда, не было. За все десять лет, что я работаю у себя в журнале. Но если я делаю интервью, ты должен мне рассказать о себе побольше. Ну там, всякое разное: любимое блюдо, любимый напиток, твои взгляды на подростковый секс, твое… Что-то не так?

Нет. Просто… воспоминания.

Какие воспоминания? О чем? Это как раз то, что надо. Фанаты рок-звезд и читатели «Идола» обожают всю эту бодягу. Как ты рос, где учился и все такое… смотри, а вот и Нью-Йорк! Я уже знаю, как опишу это в статье: «Город вздымался над черной водой, как гигантский кладбищенский двор, залитый, лунным светом».

Претенциозно.

Читателям нравится.

Понимаю.

Правда?! Ну да, конечно. Ладно, Тимми, вернемся к тебе. Ничего, если я буду тебя называть просто Тимми? Значит, ты и твои воспоминания… расскажи что-нибудь.

(брызжет брызжет брызжет)

Тебе лучше об этом не знать.

Трудное детство, да?

Очень. Я про него просто забыл.

Почему ты так смотришь? Глаза у тебя жутковатые, будто нездешние. Они прямо светятся в темноте. Ну вот. Знаешь, нечасто предоставляется случай подержать за руку знаменитость стоимостью в миллион долларов… прости, я совсем не хотела тебя обидеть…

Да нет, все нормально.

Просто у тебя руки как лед. Наверное, у тебя что-то с обменом веществ. Знаешь, я бы тебе посоветовала перейти на какое-нибудь экологическое питание… ну там, всякие натуральные продукты. Давай, я их согрею. Так лучше? Слушай, что-то меня повело… как будто я опьянела… я… твоя рука… она жжет мне грудь… то есть по-настоящему жжет, и… почему ты так улыбаешься? Дай я тебя обниму, дай мне… И не думай, что я извращенка. Ты — интересный мальчик, но я не люблю молоденьких мальчиков, знаешь… мне уже двадцать девять… хочешь на них посмотреть? Вот смотри, я за собой очень слежу, так что грудь у меня красивая. Эй, что ты делаешь… как я теперь объясню своему парню этот синяк?! Тебе нравится моя грудь? Вот так… эй, осторожнее! Они такие холодные, твои пальцы. Как сосульки. Эй, не царапайся, ты меня расцарапал до крови, смотри она прямо течет, еще свитер испачкает, вообще-то меня давно уже не прикалывают эта забавы, но ты такой знаменитый, такой… эй! Перестань! Что ты делаешь?! Прекрати, говорю, кусаться. Ты животное, идиот, ты…

Мне очень жаль, правда. Но ты сама виновата. Не надо было будить во мне эти воспоминания. Я знал одну девушку… очень похожую на тебя… это было давно.

Отпусти меня, какой же ты сильный, у тебя зубы… и лунный свет… не кусайся! не надо! мне больно мне больно мне…

Руди, этот съезд мы проедем. Свернешь на следующем. Если мы сейчас въедем в центр, нас точно заметят. Ненавижу, когда они дергаются и кричат. Это сразу же привлекает внимание. Я голоден. Страшно голоден. Это даже не голод, а боль. Я ей всю грудь изодрал. Она умрет через пару минут. М-м, свежая кровь, она согревает… спокойней… спокойней… и что мне теперь делать — убить тебя навсегда? Навсегда? Если я не убью тебя по-настоящему, ты проснешься для кошмарного одиночества., бедная девочка. Я вырвал ей сердце, Руди. Это спасет ее от великого и неизбывного одиночества. Вот оно, на сиденье. Оно еще бьется, сочится кровью… всю обивку испачкало… вот оно остановилось, сердце… в ее глазах больше нет жизни… я их закрою… ну вот, она умерла. Сиденье все в крови. Скажи Марии, пусть она все уберет. Концерт начинается через час.

Прости, Руди. Просто я разозлился. Она пробудила во мне слишком яркие воспоминания…

Да ладно вам, мастер Тимоти. Забудьте.

Как я могу забыть?!

память 1918

Дитя тьмы, он проскользнул сквозь прутья ограды. И стоит теперь, омываемый лунным светом, на самом краю двора. На его тонком и бледном лице лежат черные полосы — тени железных прутьев. Он чувствует легкий голод. Словно какой-то зверек-грызун тихонько скребется внутри живота. Но вовсе не голод выгнал его из потайного укрытия и привел сюда. Не голод, а, чистые детские голоса — певческие голоса. Это они прикоснулись к нему в его мертвом сне, в котором не было сновидений. И он слепо пошел за ними, как ищейка идет по следу, полагаясь только на острый нюх. Он шел из Лондона много дней. Он бросил все: дом на Фицрой-сквер и старую женщину, которая его приютила.

вернуться

1

Имеется в виду Магистраль ФДР — скоростная магистраль в Нью-Йорке, проходящая по восточному краю Манхэттена. «Американа», с. 307. Но если писать «Руди, сворачивай на Магистраль ФДР» — это получится как-то уж слишком нарочито. В нормальном разговоре люди — и нелюди — так никогда не скажут.

вернуться

2

Имеется в виду международный аэропорт рядом с Нью-Йорком.