Валентайн, стр. 8

Чудовищ не существует, твердила она себе. Единственные чудовища — те, которые у нас внутри. Они части нашего "я". И мы можем их контролировать.

Когда Петра спустилась на стоянку, была уже ночь. Машин было около дюжины, и среди них — несколько лимузинов. Луны на небе не было, но света из окон наверху вполне хватало. По периметру площадки росли высокие кактусы, их черные силуэты казались зловещими и таили в себе угрозу. Было прохладно. Даже по-настоящему холодно. Где-то вдалеке выли койоты. Голова просто раскалывалась от боли. Петра растерянно огляделась, пытаясь вспомнить, где именно она поставила машину.

Она нашла свой «ниссан», села за руль, открыла окно и включила двигатель. Радио включилось автоматически. Та же самая песня Тимми Валентайна, которую передавали, когда Петра ехала сюда, в поместье Арлета. Господи, неужели так обязательно проигрывать песни этого мальчика по нескольку раз за день? Она уже протянула руку, чтобы выключить радио, но ее отвлекло движение у главного входа — кто-то вышел на стоянку. Это была та девушка из Таиланда, принцесса или кто она там. Она направилась к белому «порше».

Но на полдороге остановилась, как будто к чему-то прислушиваясь. Петра поняла, что девушка слушает песню по радио. Она резко выключила приемник, вдруг непонятно с чего обозлившись. Но леди Хит уже подошла к ее «ниссану».

— Мисс Шилох, мисс Шилох... эта музыка... вы знаете, чья это песня?

Петре совсем не хотелось задерживаться и обсуждать музыку. Ей хотелось уехать отсюда как можно скорее. Она поставила ногу на педаль газа, но девушка уже наклонилась к ней, держась за опущенное стекло. Судя по ее виду, она собиралась сказать что-то важное. Но что такого уж важного могло быть в старой песне?!

— Эта песня... Тимми Валентайн... дух-проводник... разве вы не узнали голос? — сказала леди Хит. — Голос Симоны, когда она в трансе... я не знаю, как так получается... но это он, его голос.

Да, все правильно. Именно так. Только как она это делает? Что это: талантливая имитация или здесь все же присутствует некая потусторонняя связь?

— Вы уверены? — спросила она.

Девушка кивнула.

— Когда мне было тринадцать, я была влюблена в этот голос, сходила по нему с ума. Ложилась спать и мечтала о нем. И не я одна, а все девочки — мои подружки. Мы учились в частной закрытой школе, только для девочек... так что мы только и думали, что о мальчиках. Тимми был наш кумир, чуть ли не божество. Мы все его обожали. Я его голос не спутаю ни с одним другим. Мисс Шилох, это был его голос. Действительно его голос. И он знал... так много... такие вещи... о которых я подозревала, но отказывалась поверить. Про моего дедушку. Вы не знали, что он был на последнем концерте Тимми Валентайна, а потом поехал за ним в Узел, штат Айдахо, где у Тимми был дом... крепость, где он укрылся от мира и откуда уже никогда не вернулся? Дедушка был одержим. Одержим Тимми. И сегодня я снова услышала этот голос. Вот почему я не могу оставаться здесь на ночь. Боюсь, он мне снова приснится... как тогда, когда я была маленькой девочкой.

Ее слова были совсем не похожи на лихорадочный бред рок-фанаток типа «Элвис на Марсе, я знаю», которые осаждают редакцию «Мира развлечений». Петра знала — интуитивно, — что леди Хит ничего не придумала. Что все это правда.

Песня Тимми Валентайна звучала в наушниках Джейсона, когда Петра нашла его мертвым. Репортаж про Тимми Валентайна привел ее в поместье Симоны Арлета. Музыка Тимми Валентайна преследовала в дороге через пустыню Мохаве.

А теперь еще Тимми с ней говорил.

Да, все правильно.

— С вами все в порядке? Петра...

— О Господи, у вас нет, случайно, адвила?.. Не знаю, что это такое, но голова просто раскалывается...

Леди Хит достала из сумочки какой-то пузырек и отсыпала Петре целую горсть таблеток.

— Вот, возьмите... я их купила в Таиланде, там они без рецепта.

Что это? Валиум? Лудес? Петра не стала задумываться. Она проглотила две белые с синим капсулы. Где-то вдалеке завыл койот. На улице стало еще холоднее, и ветер вздыхал, просеивая песок. На Петру вдруг навалилась усталость, она закрыла глаза и увидела Джейсона... он ждал ее в темноте, раскинув руки... как кактус-мутант в облаке пыли... он шагнул ей навстречу, и от него пахнуло могилой.

— Нет, нет, нет, — прошептала она. — Надо ехать отсюда немедленно! Пока меня тут не свели с ума.

Последнее, что увидела Петра перед тем, как провалиться в тягучий сон от непонятных таблеток, — хрупкую тайскую девушку, которая направлялась к своему «порше». Ее легкие шаги мягко шуршали по гравию. Леди Хит подошла к машине и обернулась. Свет из окна наверху упал ей на лицо — казалось, оно излучает какое-то неземное сияние, но на нем не отражалось вообще ничего. Оно было как маска — красивое и бесстрастное.

• колдунья •

Симона Арлета сидела в комнате без окон. Одна в черной комнате. Теперь, когда догорели свечи, было уже невозможно понять, где она — все еще в настоящем пространстве и времени или уже в потаенном чертоге собственного сознания, в комнате с тысячью входов и одним выходом.

— Иди ко мне, — прошептала она, обращаясь к духу, которого держала в плену семь лет. За эти семь лет она прошла долгий путь от хозяйки «мистического» аттракциона в скромненьком луна-парке до мировой — без преувеличения — знаменитости. — Иди ко мне, иди.

Иди ко мне, дитя тьмы, маленький князь больших страхов, иди ко мне... иди к маме.

3

Зазеркалье

• потерянные •

Смерть — не такое уж мертвое место, когда узнаешь его получше. За целую вечность мертвые глаза успевают привыкнуть к темноте и различают медленный-медленный танец теней-теней — теней, что танцуют в разломах и трещинах между сгустками тьмы. Нет, смерть — не такое уж мертвое место.

Но то место, куда он ушел, когда обрек себя на изгнание, — это даже не смерть. Это несмерть. Он вывернул себя наизнанку и затерялся внутри. А те, кто ушел вместе с ним... их больше нет.

Он распят на высоком дереве в сердце черного леса. Там, где на землю пролилась кровь, выросли гиацинты. Там, где на землю упали слезы, — россыпь белых гвоздик. Он прикручен к стволу вьющимися стеблями в острых шипах. На голове — как терновый венец — венок из колючей проволоки. Ему проткнули ладони стеблями роз, но не стали вбивать кол в сердце.

Он помнит:

Поезд отошел от перрона на маленькой станции, выгоревшей дотла, в городе Узел, штат Айдахо. С ним еще женщина и старик. Их только трое, других пассажиров в поезде нет. Он смотрит в окно и видит город, охваченный пламенем. Он сжигает свое прошлое. То, что он считал вечным, подходит к концу. И он идет дальше — с двумя такими же потерянными существами, — чтобы стать иным существом.

Поезд отходит от станции, а они сидят — разговаривают вполголоса. Ночь. Пока они будут сидеть в купе, снаружи всегда будет ночь. Ночь густая и вязкая, как холодная кровь, что сочится из шей мертвых женщин; ночь — темнее, чем смерть, и глубже бездонного моря. Ночь, по которой они проезжают, это черная ночь души.

Сама поездка была не печальной. Печальным было другое — все, от чего они уезжали. Все, что осталось в прошлом. Травма на травме. Сумасшедший дирижер Стивен Майлс — он всю жизнь убегал от тех, кто превратил его детство в мучение. Психотерапевт Карла Рубенс — она панически боялась смерти. И он, Тимми Валентайн, загадка даже для себя самого.

Они говорили друг с другом, как одно существо, единое в трех лицах. Древняя неразделимая троица: Осирис, Изида и Гор; Маг, Сивилла и Ребенок; Отец, Сын и Заступник; Создатель, Хранитель и Разрушитель. И сейчас они снова сливались в одно существо. Раньше, когда Карла Рубенс лечила нервы богатым бездельникам, она назвала бы их маленькую компанию юнгианской триадой, в которой каждый — Тень одного и Анима [12] другого. Она начертила бы схему и порадовалась бы идеальной симметрии в их отношениях. Теперь же симметрия распадалась, перетекая в единство. Но Карлу это совсем не страшило. Наоборот. Она с радостью принимала энтропию [13].