Суета сует. Бегство из Вампирского Узла, стр. 28

Часть вторая

Плененный ангел

Губы будут шептать

Губы будут ласкать

Губы будут любить

Чтобы твое сердце разбить

Сердце может болеть

Сердце может лечить

Сердце можно разбить

Чтобы твою душу украсть

Тимми Валентайн

10

Сон леди Хит

Поле

Под ней проплывала ночная Азия; мягкой волной накатила дрема, но Хит так и не смогла заснуть, хотя ей никто не мешал — в салоне первого класса она сидела одна. Вообще-то они с Лораном собирались лететь вместе, но после пожара в храме художник впал в глубокую депрессию; он даже не мог продолжать работу над последней картиной с мертвой девочкой-проституткой у распахнутого окна, за которым лил дождь.

Время от времени к ней подходила стюардесса — предлагала очередной бокал безвкусного «Божоле», выпускаемого специально для авиакомпании; леди Хит вполглаза смотрела фильм — это был «Список Шиндлера» — и слушала музыку в наушниках. «Вампирский Узел», в какой-то попсовой аранжировке. Столкновение стилей и настроений мало располагало ко сну. Грудь болела, тоже мешая заснуть, — в том самом месте, где осталась ранка после укуса Эйнджела Тодда. Ранка никак не затягивалась, и это немного пугало Хит, которая, растянувшись в огромном кожаном кресле, играла с пультом управления наушниками: Паваротти, К.Д. Ланг, Курт Кобейн, Тори Амос и снова — резким нажатием на кнопку — обратно к знакомому, надрывному голосу Тимми Валентайна.

Мешанина зрительных и слуховых ощущений: на экране — черно-белая сцена, женщина умирает в газовой камере, в наушниках — сладкие, приторные гармонии ранней музыки Тимми, песни, которые Хит так любила подростком, в период страстного увлечения Новой Волной. Ей вдруг вспомнилось, как Тимми однажды рассказывал, что его тоже травили газом, тогда, в Аушвице, потому что они решили, что он — цыган... конечно же, он не умер от газа, просто потому, что уже был мертвым, а значит, бессмертным.

Внезапная боль как будто пронзила грудь; не та тупая, ноющая боль, к которой Хит уже привыкла, а острая, резкая — точно такая же, которую Хит ощутила, когда клыки вампира прокусили ей кожу. Она прикоснулась к ранке сквозь тонкий шелк блузки. Ранка словно пульсировала у нее под рукой — и каждый удар отдавался в груди острой болью. Хит достала из сумочки валиум. Когда летишь на запад, ночь и так получается длинная, подумала она, и тут еще столько всего...

Шаря в сумочке, Хит наткнулась на маленький пузырек для духов.

Зачем я таскаю с собой эту штуку? — подумала она. Ajarn велел всегда носить пузырек при себе, так чтобы он касался ее кожи; и она пообещала ему носить пузырек на груди, на цепочке, но нарушила обещание уже на третий день, после пары бессонных ночей... она металась в постели, ворочалась с боку на бок, а за окном слышались странные звуки, похожие на взмахи огромных крыльев. Ей приходилось чуть ли не пригоршнями глотать валиум и хальцион — только чтобы пережить эти ночи.

Конечно, она не могла просто выбросить эту бутылочку. Там, внутри, заключена... можно ли назвать это душой, ведь у вампиров нет души? Но все равно... там, внутри, заключена некая сущность, что-то такое, что когда-то было частью Эйнджела Тодда.

Хит смотрела на эту крошечную бутылочку, и ее пробирал озноб, хотя в салоне было не холодно, и все было нормально: самолет летел ровно, его не трясло... за иллюминатором — чистое ясное небо, усеянное звездами. Хит сходила-таки к ювелиру, и тот покрыл пузырек слоем серебра, a ajarn усилил защитные свойства металла мантрой удержания. Бутылочка была теплой на ощупь, и еще Хит ощущала странное давление на ладони... словно это была гусеница, что пытается выбраться из стручка фасоли... или ребенок в утробе, пинающий мать.

А потом Хит услышала шепот у себя в голове:

Пожалуйста, не убирай меня от себя, мне надо чувствовать твое тепло, мне надо касаться твоей кожи, ты мне нужна, я хочу тебя, мне надо, чтобы ты меня чувствовала.

Хит уронила пузырек.

Он плюхнулся прямо в бокал «Божоле», и вино зашипело.

Да, я знаю, подумала Хит, ты «не пьешшшь... вина».

Она выловила пузырек из бокала, вытерла его салфеткой, приняла еще одну таблетку валиума и подумала: ну подействуй уже, ну пожалуйста. И ей действительно стало сонно.

Хотя заснула она не сразу. Еще где-то около часа она сидела, потягивая вино и стараясь вообще ни о чем не думать, а потом вдруг почувствовала необычную боль вокруг шеи, тяжесть горячего металла, словно кто-то вбивал кол ей в грудь, а из ранки текло что-то липкое и горячее... то есть ей так казалось.

Потом она провалилась в сон... да, именно — провалилась, как будто сорвалась в пропасть... в глубокую, темную пропасть... в сон... и во сне она снова увидела Эйнджела Тодда... как тогда, когда она видела его в последний раз... на пороге бессмертия... в ожидании.

Во сне

Слушай меня. Слушай. Слушай.

Другое время. Другая душа.

Ты должна меня выслушать, потому что ты тоже была среди тех, кто заточил меня внутрь серебра и поддельной слоновой кости. И теперь мне придется торчать здесь, пока ты меня не выпустишь. Сука! Ты меня обманула. Мне так нужен был кто-то, кто мне поможет, а ты меня кинула. Я пришел к тебе, потому что думал, что ты поймешь. И ты поняла, но не так. Вот поэтому ты и таскаешь меня с собой. Я прикоснулся к тебе изнутри, и твоя кровь — во мне, и я знаю, что даже после всего, что было, ты боишься меня, а часть тебя любит меня той любовью, что покоится глубоко-глубоко в тебе, как труп, разлагающийся в глубине могилы. Это я. Я твой ангел, твой злой ангел.

Внутри этой бутылки нет ни времени, ни пространства. Все, что я испытал в жизни, я переживаю здесь снова и снова. Я хочу, чтобы ты тоже увидела это. Вот почему я вхожу в твои сны. И ты увидишь. И ты поверишь. И тогда ты узнаешь, почему ты должна меня освободить.

Смотри! Смотри! Вот как я появился.

Смотри! Сейчас ты увидишь меня, не глядя. Прикоснешься ко мне, не дотронувшись.

Вампирский Узел

Можно сказать, что жизнь — это поездка на поезде, причем пассажиры не выбирают, где и когда сесть в этот поезд и где и когда сойти. Но зато можно выбрать, как ехать: первым классом или в багажном вагоне, а можно и вовсе просидеть всю дорогу на корточках возле топки, задыхаясь от угольной пыли. Да, жизнь можно сравнить с поездкой на поезде. И какие-то из путей проходят через Вампирский Узел. Но таких очень мало.

Как правило, все происходит так: когда жизнь человека подходит к концу, поезд входит в туннель и уже никогда не выходит наружу. Эти туннели никуда не ведут и никогда не кончаются, они просто есть, ну, понимаешь... это всего лишь туннели. Но знаешь, я сам и кое-кто из моих друзей проехали через этот туннель и выбрались наружу с другой стороны... только теперь мы уже не те, какими были, въезжая в него. Ты вспомни. Все мы были там, в одном большом сне... ты, я, Тимми Валентайн, Брайен, Петра и все остальные... мы ехали вместе, на одном поезде... но потом вы сошли, вы все... вы вернулись назад, в реальный мир. В конце остались лишь я, Брайан и Петра... потому что они меня любят по-настоящему. Мы вместе, мы трое... просто Мария, Иосиф и Иисус, только в дьявольской версии. Они хотят быть со мной, чтобы заботиться обо мне, как о сыне. Они готовы отказаться от своей человеческой сущности и пойти со мной. До конца. Знаешь, это кошмарное ощущение. Они так носились со мной... как наседка — с цыплятами. Они хотели меня уберечь... Они укрыли меня от тьмы, как только мы въехали в этот туннель. Они буквально прикрыли меня телами, так что я не мог даже посмотреть в окно, заглянуть в эту великую пустоту, которая на самом деле и есть этот туннель.

Этот туннель тянулся в бесконечность, и сначала мне было страшно... страшно и скучно... и я все задавался вопросом: неужели я сам это выбрал, неужели вот к этому я стремился все время. Я не так представлял себе этот путь, совсем не так. Я все время думал: вот оно, я избавился от моей прежней жизни, и собирался начать все сначала, теперь уже — как вампир, и все это должно было стать одним большим вечным праздником... да, когда-то я был потерянным ребенком... потерянным и потерявшимся... а потом я встретил Тимми Валентайна, и он рассказал мне, что сущность вампира — она в другом... но я все равно ждал каких-то волшебных чудес от этого путешествия в глубины тьмы, как ребенок ждет праздника, но потом, когда все началось, и продолжалось, и продолжалось, и продолжалось... когда время остановилось, и ничего не происходило... да, тьма, одиночество — это страшно, но самое страшное — скука, когда вообще ничего не происходит... и тогда я задумался... может быть, света уже не будет... может, все это уже никогда не кончится. Может быть, моя смерть, которая должна была стать началом для новой жизни... не-жизни... это всего лишь еще одна обыкновенная смерть без волшебства и прикрас... такая же, как и все остальные. Смерть, которая длится вечно.