Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова), стр. 44

Он говорил долго. Он гневно осудил тех, кто грядущим перевоплощениям начал предпочитать скудные блага этой жизни. Неприкасаемые должны прекратить переход в магометанство и христианство: боги не прощают измены. Вероотступники сикхи не смирились, они хотят завладеть землями, принадлежащими, по воле богов, махараджам. Пусть они, пока не поздно, раскаются и вернутся к древней вере, иначе боги так покарают их и тех маловерных, кто идет за ними, что и следа от них не останется. Ибо долгое терпение богов дошло до предела. Боги разгневаны. Через него, Махатма Ананга, решили они проявить свою волю и наказать непокорных и отступников…

А за стеной, в машинном помещении, томился Федор Матвеев. Он был крепко привязан за руки к кольцам, вделанным в стену.

Мерно крутились, гудели огромные диски. Лал Чандр стоял у смотрового отверстия, наблюдал за ходом событий в зале. Время от времени он, не оборачиваясь, бросал несколько слов, и его помощники, повинуясь командам, передвигали медные засовы — открывали и закрывали путь тайной силе.

По этим переключениям Федор представлял себе, что происходит в храме. Он слышал рев толпы и крики ужаса. Народу показывали чудеса…

Итак, он своими руками воздвиг эти машины, которые испепелят его молниями… Где-то там, в зале, — друзья сикхи. Но что они смогут сделать, затерянные в разъяренной толпе? Да и сами они, увидев чудо, не преклонились ли перед брахманами?..

Двое факиров подошли к Федору, отвязали его и, схватив под руки, вывели через низкую дверцу в зал.

И вот он стоит лицом к лицу с Бестелесным. А там, за бассейном, море голов, злобные улыбки, ненавидящие глаза…

— Этот жалкий чужеземец хотел лишить меня жизни, — презрительно сказал Бестелесный. — Он не знал, что одни боги могут это сделать. Дайте ему нож, пусть он снова попробует пронзить мое тело.

Глухой рокот прошел по толпе. Один из факиров, осклабившись, протянул Федору нож. Федор оттолкнул его руку, и клинок со звоном упал на каменные плиты.

«Эх, если бы мой нож, что у старика спрятан! — тоскливо подумал Федор. — Да уж, видно, не судьба… Читай молитвы, флота поручик…»

Бестелесный крикнул что-то, чего Федор не понял, и толпа ответила ему яростным ревом. В первых рядах потрясали кулаками. Дай волю — прыгнут на него, Федора, вмиг растерзают…

— Снимите покрывало, — приказал брахман.

Теперь все увидели обнаженный человеческий труп, лежавший у бронзовых ног богини.

С треском вырвались молнии из пальцев Кали, и…

Вопль ужаса раздался в храме, и гулкое эхо многократно повторило его. Мертвец ожил. Он бился и трепетал у ног грозной богини.

— Смотрите, люди! — закричал Бестелесный. — Богиня не принимает смерти моего лучшего ученика. Он — между жизнью и смертью, время перевоплощения для него еще не настало! Но за возврат его к жизни Кали требует жертвы!

К бассейну подошли один за другим двенадцать рабов. Каждый из них нес на плече кувшин, каждый вылил в воду что-то густое, темное, пахучее.

— Мы принесли тебе в жертву драгоценное масло, — обратился к богине Бестелесный. — Примешь ли эту мирную жертву?

Послышалось глухое клокотание. Вода в бассейне закипела. Масло собралось в темный ком и вдруг длинной струей метнулось сквозь воду к противоположной стенке бассейна, вскинулось вверх фонтаном. Какое-то мгновенье столб масла стоял неподвижно — и вдруг распался, обрызгав толпу душистыми каплями.

— Богине не угодна мирная жертва! — воскликнул Махатма Ананга. — Она благословила ею вас! Ей нужна человеческая жертва! Те из вас, кто принес себя в жертву под колесницей Джаггернаута, и те, кто был избран священными молниями, — все они получили счастливое перевоплощение. Их смерть была для них радостью! А для этого чужеземца смерть страшна, ибо он, далекий от наших богов, получит низшее перевоплощение. Душа его перейдет в тело морского червя, не видящего света, точащего скалы у берегов!

Вода в бассейне забурлила, над ней полыхнуло яркое пламя.

— Смотрите, богиня согласна, вода стала огнем! — закричал Бестелесный. — Пусть чужеземец умрет без пролития крови, как велит закон. Но священный шнур не коснется его шеи, Кали сама даст ему смерть! Уложите его у ног богини, рядом с моим учеником. Пусть все увидят, как богиня, взяв жизнь у одного, даст ее другому!

Федор с тоской оглядел зал. Враждебные, оскаленные лица. Все кончено, Федор Матвеев. Вот уже приближаются факиры… Сейчас схватят…

— Оэй, Федор!

Еще не дошел до сознания смысл этого окрика, но вдруг все существо Федора наполнилось грозным весельем.

Жадным взглядом впился в полутьму задних рядов…

Что-то со свистом пролетело над головами толпы и упало к ногам Федора. Мигом Федор подхватил за рукоятку свой нож и, с наслаждением чувствуя сопротивление разрываемых тканей, вонзил его в грудь Бестелесного.

Кровь окрасила белые одежды Махатма Ананга. Он захрипел, захлебываясь, и упал бы, если б Федор вырвал нож из раны. Но Федор не выпустил рукоятку, пораженный неожиданной мыслью: как упадет Бестелесный? Ведь у него одна опора — подошвы ног… Упадет — провалится сквозь землю, а это — чудо, которое все испортит…

Он не слышал криков, не видел, что творится за его спиной… Только чувствовал, как тяжелеет Махатма Ананга, валится набок…

Смерть вернула Бестелесному обычные свойства, и хоть твердо держал Федор руку, проницающий нож скользнул сквозь тело, и, потеряв опору, труп Махатма Ананга с глухим стуком упал на каменные плиты.

Жуткая мгновенная тишина. И сразу — крики ярости и страха…

Расталкивая людей, к пьедесталу прорывались сикхи, на ходу вытаскивая из-под одежды кинжалы и длинные пистолеты…

К Федору подбежал Рам Дас, схватил за руку:

— Беги туда! Скорей!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На стрежне реки. — Федор предает земле тело Джогиндара Сингха. — «Крокодил — зверь водный». — Море! куда плыть? — Шторм. — «Сберечь ее, сберечь…» — Звезда над водой.

Федор выпустил румпель из рук: все одно, ни зги не видать. Вокруг черным-черно. Да еще дождь льет не переставая. Воистину, разверзлись хляби небесные…

Могучий поток нес бот, как щепку. Громыхнуло в небе, будто с треском разорвали парус. Изломанно сверкнула молния. В ее мгновенном свете Федор увидел огромную вздувшуюся реку, деревья, вывороченные с корнем, плотную стену дождя.

«Стрежнем несет, быстриной, — подумал он. — Авось до света дотянем. Быстрина все обходит…»

Но, как ни успокаивал себя, было страшновато. При таком разгоне налететь на порог или камень — бот разобьет в прах, костей не соберешь. Ладно еще, что вода сильно поднялась, затопила, должно быть, камни и мели…

Он сидел на корме, стараясь укрыть своим телом Бхарати от дождя. Девушка прижалась головой к его коленям. Ее била дрожь. Федор гладил ее мокрые волосы. Слова не шли. Да и какими словами утешишь?..

Старый плотник Джогиндар Сингх лежал на палубе. Смутно белела его одежда. Сильные руки вытянуты вдоль тела — никогда уж они не возьмутся за топор…

…Тогда, в храме, сикхи пробили себе дорогу сквозь ужаснувшуюся толпу, схватили и взяли под стражу раджей и брахманов. Но Лал Чандра не удалось найти: потайными ходами бежал хитрый брахман. Какие-то вооруженные люди стали окружать храм: видно, брахманы и махараджи держали их неподалеку, на случай неудачи. Во дворе храма, в темных переходах загремели Ружья. Сикхи пустили в ход свои кривые ножи.

Рам Дасу удалось вывести Федора незаметно из храма к речке, где его поджидали Сингх и Бхарати. Они побежали берегом, под дождем, спотыкаясь о камни. Вслед ударили выстрелы. Старик вдруг вскрикнул, упал ничком. Федор поднял его, взвалил на спину. Долго пробирались сквозь береговые заросли, пока не вышли к Инду. Там Бхарати разыскала бот, привязанный к камню…