Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова), стр. 23

Матвеев подобрал с земли напильник и полуось, попробовал твердость стали.

— И верно, пересушена сталь, — сказал он по-русски.

Жанто с любопытством смотрел на дворянина, не погнушавшегося взять в руки напильник.

— Позвольте попробовать? — спросил Матвеев.

— Все, что угодно, господин лейтенант!

Матвеев вошел, в кузницу, огляделся, кивнул вежливо ухмылявшемуся Кабюшу. Положил полуось на наковальню, подсунув под один конец кусок железа. Взял кувалду, примерился взглядом, размахнулся в три четверти круга…

Со звоном полуось разлетелась пополам.

— Так и есть, перекалил, чтоб тебе не иметь отпущения грехов! — завопил Жанто на Кабюша.

Матвеев вышел во двор, уселся на чурбачок и принялся внимательно разглядывать мелкозернистый блестящий излом.

— Напрасно ругаете кузнеца, почтенный Жанто, — сказал он. — Такие вещи надо делать иначе. Вы берете слишком твердую сталь. Советую, берите доброе мягкое железо, цементируйте его в муфеле с молотым скотским рогом, а потом калите. Тогда оно будет в сердцевине мягкое, не ломкое, а снаружи будет крепкая каленая корка. Такая вещь не сломается от удара и не скоро сотрется. А чтобы не было окалины, в закалочную воду добавьте немножко купоросного масла.

Изумленный Жанто рассыпался в благодарностях. Никак не ожидал он от блестящего офицера таких сведений, хотя много слышал о северном царе, который ставил себе в заслугу знание ремесел.

— Не угодно ли все же в дом, господин лейтенант? Разрешите угостить вас молодым аржантейльским вином из моего погреба.

Сидя за накрытым столом, Федор толковал гостеприимному хозяину, что нужно сделать карету добрую и красивую, с богатой отделкой, потому что его величество Пьер Премье желает преподнести ее в дар весьма высокопоставленному лицу.

Жанто, видя, что гость не кичлив и смыслит в мастерстве, держался теперь свободнее.

— Не утонут ли мои изящные колеса в ваших снегах? — спросил он, улыбаясь. — И какие оглобли сделать под упряжку белых медведей?

Матвеев усмехнулся.

— Надоели мне здешние сказки! — сказал он. — Как узнают, что я русский, идут опросы про снега да белых медведей. Я, господин Жанто, белого медведя лишь выделанную шкуру видел, издалека привезенную, а самого зверя, извините, не доводилось. Снега у нас в иных местах выпадает немало, однако есть места, где куда теплее, чем у вас.

Жанто закивал головой, подлил гостю вина из кувшина.

— Прошу извинить за любопытство, господин лейтенант: не русское ли солнце покрыло загаром ваше приятное лицо, или, быть может, в дальних южных морях вы подвергались сей неприятности?

— Это сделало солнце Каспийского моря, — ответил Федор.

— Но Каспийское море — это… гм… татары, Персия.

— Почему же только Персия? Есть у нас Астрахань и Гурьев…

— Сказочные места, — со вздохом сказал Жанто. — А нельзя ли узнать, кому предназначена карета, которую я буду делать с великим прилежанием, чтобы угодить столь знатному заказчику?

— Того я, сударь, не ведаю. Мне дан государев ордер, вы принимаете заказ — больше мы с вами и знать не должны. Поговорим лучше, сколько это займет времени и во что обойдется.

Флота поручик Федор Матвеев, происходивший из небогатого боярского рода, прошел ту же школу, что и многие дворянские недоросли, по воле беспокойного царя оторванные от безмятежной деревенской жизни и брошенные в водоворот событий, быстро сменявших друг друга в то малоспокойное время.

Навигацкая школа в Москве, учение плотинному делу, колесному и корабельному строению в Голландии, потом Марсельская Людовика XIV морская школа, артиллерийская практика в Париже, бессонная работа на верфях нового холодного города Санкт-Питербурха превратили неграмотного увальня, любителя голубиной игры и церковного пения, в подобранного морского офицера, разбиравшегося в чужих языках, привыкшего к постоянному бездомовью, еде не вовремя, ко сну где попало.

Куда только не посылала этих новых для России молодых людей неукротимая воля небывалого на Руси царя!

Побывал Федор Матвеев и за Каменным поясом, строил плотины и фабричные водяные колеса. Побывал на пороховых заводах. В шведскую кампанию не раз призывали его в действующий флот как толкового корабельного артиллериста.

Матвеев нисколько не удивился, получив ордер о назначении в каспийскую гидрографическую экспедицию. Удивляться в ту пору было некогда, больше сами других удивляли.

С Балтийского моря Федор приехал в Астрахань, а в ушах его еще было туго заложено от грохота пушечного боя, еще не зажила как следует рана в правом плече от шведской фальконетной пули.

Странной казалась тишина. Вместо серых вод и хмурого неба Балтики — зеленая вода, синее небо, желтые пески берегов, и над всем этим — беспощадно палящее южное солнце.

Каспийской экспедицией командовал князь Бекович-Черкасский.

В числе прочих пунктов царская инструкция предписывала:

«Прилежно усматривать гаванов и рек, и какие суда могут приставать; также скампавеями можно ль ходить и спасаться во время шторму… и где косы подводные, и камни, и прочее, осматривать и верно ставить на карту. Также крюйсовать через море и какие острова или мели найдут. Также море, сколько где широко, ставьте на карту…»

Матвеев с увлечением «ставил на карту» незнакомое море.

Необжитые пустынные берега хранили древнюю тайну. Где-то там, за желтыми песками, за спаленной солнцем землей, лежала сказочная Индия…

Еще не знал Матвеев, что экспедиция князя Бековича имеет особое, тайное поручение. Кое-что начал понимать лишь тогда, когда был послан со срочным донесением к государю, а тот неожиданно направил его в Париж с повелением закупить первейшего рода карету и, неусыпно оную охраняя, доставить в город Астрахань…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Путь в Индию лежит через Хиву. — Куда течет Аму-Дарья? — Туркмен Ходжа Нефес. — Князь Бекович-Черкасский. — Зеленые воды и желтые пески. — «Мы об Индии зело помышляем». — Государев ордер и особая миссия поручика Кожина

Рассеялась пороховая гарь над скалами Гангута, и стало ясно: близится победоносный конец долгой войны со шведами.

Но пусто было в государевой казне. Все чаще поглядывал Петр на карту, примеривался взглядом к обширным землям на юго-восточной границе рождающейся империи. Карта была смутная — одно беспокойство, а не карта…

Давно уже задумывался Петр о том, чтобы сыскать кратчайший торговый путь в Индию. Наслышан был много о чудесах индийской земли, о невиданных ее богатствах; перечитывал писание Афанасия Никитина о хождении за три моря, донесения подьячего Шапкина, посланного в 1675 году царем Алексеем в Индию, но до нее не дошедшего, а также донесения Семена Маленького в 1695 году пробравшегося в Индию через персидские земли.

Индийские товары шли в Европу через персидских и арабских купцов. Теми же путями шел обратный поток европейских товаров. Между тем, размышлял Петр, самой природой определено, чтобы Россия стала посредником в торговле Европы с Азией.

На пути в Индию лежали Хивинское и Бухарское ханства. Неспокойно было в ханствах — дрались между собой тамошние властители. Еще в 1700 году хивинский хан Шах-Нияз сам просил Петра о принятии в русское подданство — желал с помощью белого царя упрочить свой пошатнувшийся трон. Теперь в Хиве сидит новый хан, Ширгазы. Что за человек, надолго ли утвердился?

Все загадка в том жарком краю…

Или вот еще: старые карты показывают, что река Аму-Дарья стекает в Каспийское море в залив Красных Вод.

Упоминал о том грек Геродот, писали арабские историки. В XV веке табаристанский историк Захир-ад-Дин Меръаши писал, что, когда осенью 1392 года Тимур завоевал Мазандеран — персидскую землю, что лежит у южного берега Каспия, — сверженный правитель со своим семейством сел на корабль, морем прошел до устья Джейхуна, то есть Аму-Дарьи, и, поднявшись вверх по реке, достиг Хорезма.