Охотники за каучуком, стр. 12

В несколько минут подняли паруса, — и быстрота хода маленького судна усилилась еще больше, благодаря не перестававшему дуть сильному восточному ветру.

Быстрота хода доходила до 18 километров в час. Наконец, с наступлением ночи, успев оставить за собой более десяти километров, судно остановилось, а на другой день с рассветом снова пустилось в путь.

За это время берега реки уже существенно изменились. Болотистые отмели, поросшие корнепусками, начали исчезать. «Лихорадочные» деревья, которым необходима солоноватая вода, стали попадаться все реже и реже. Сюда прилив с моря уже не доходил.

Арагуари мало-помалу суживалась, но зато становилась глубже, а главное, светлее и прозрачнее. Далее она текла между небольшими холмами — миниатюрными отрогами горной цепи, еще весьма отдаленной.

Воздух здесь более чистый и свежий, но вместе с тем и более резкий, не переполнен целыми тучами невидимых для глаза насекомых, опасных носителей лихорадок. Легкие дышат свободнее, кровь обращается правильнее, и если в течение дня зной еще очень силен, то нельзя же себе представить, чтобы под первым градусом северной параллели, то есть в 111 километрах от экватора, было еще сверх всего и прохладно.

Только те, кто бывал в удушливой атмосфере, насыщенной водяными парами, царящей под непроницаемыми сводами девственных лесов или нависшей в виде тяжелого тумана над реками, окаймленными гигантскими деревьями, могут вполне оценить, какое опьяняющее действие испытывает человек, вдыхая в себя этот живительный воздух.

Между тем вижилинга, после нескольких часов плавания, очутилась перед природной маленькой гаванью, преобразованной, однако, руками человека. В ней стояло несколько судов разного типа, самой разнообразной величины и размеров.

Тут были и коберты в 15 — 20 тонн, короткие, широкие, низкие и массивные, как китайские джонки, род плавучего дома, где целая семья проводит всю свою жизнь; затем три эгарита, или речных судна, крытых соломенными кровлями; четыре или пять уба, длиною в 4, 6 и 10 метров, стройные и тонкие, выдолбленные из одного ствола, и, наконец, превосходный паровой катер, окрашенный в светло-серый цвет, на корме которого золотыми буквами выделялось название «Робинзон». Машина его была защищена тентом из непромокаемой парусины.

Широкая аллея, обсаженная бананами, чередующимися с превосходными манговыми деревьями, вела к этой маленькой гавани, а другим концом упиралась прямо в громадную рощу самых разнообразных деревьев, среди которых скорее угадывалась, чем виднелась обширная усадьба.

Молодой капитан вижилинги, отдав необходимые приказания экипажу и убедившись в надежности причалов, проворно соскочил на берег и крупными шагами зашагал по аллее. Двое или трое негров с корзинами на головах, заметив его, пустились бежать, как зайцы в поле, очевидно, с радостным намерением возвестить в доме о его возвращении.

Действительно, издали уже донеслись радостные возгласы, и четверо детей, двое довольно больших мальчуганов и две прелестных маленьких девочки, с громким криком: «Папа! Это папа! " — кинулись навстречу капитану.

За ними спешила такая же обрадованная и такая же, как они, возбужденная красивая высокая молодая женщина с золотистыми волосами и голубыми глазами, лицо которой дышало счастьем и здоровьем.

— Шарль!

— Мери!

И молодой капитан с лихорадочной, почти конвульсивной нежностью стал обнимать и прижимать к себе взволнованную женщину и детей, всю эту милую группу из белокурых и чернокудрых головок. Счастливая семья медленно направилась к дому, разговаривая, расспрашивая, засыпая друг друга вопросами и возгласами.

ГЛАВА V

Государственный переворот в декабре 1851 года для Шарля Робена, парижанина, молодого инженера, означал конец карьеры. Усердный работник, умница, честнейший и благороднейший человек, Робен, верный своим убеждениям, боролся против узурпатора до конца.

Тяжело раненный на той самой баррикаде, где Бодэн пал геройской смертью, он каким-то чудом оправился от своих ран, предстал перед смешанной комиссией и был сослан в Кайену после бутафорского суда.

Этот приговор был тем более бессовестен, что у молодого инженера оставалась молодая жена и четверо сыновей, из которых старшему было всего десять лет.

В одном из предыдущих наших романов note 6, мы уже говорили, как после невероятных трудов и усилий в продолжение многих лет эта работящая семья сумела, наконец, окончательно устроиться в Гвианской колонии и приобрести благосостояние, близкое к богатству.

У нас нет здесь ни времени, ни места, чтобы пересказать хотя бы в общих чертах, каким образом изгнанник вернул себе свободу, описать драматический приезд в колонию его жены и детей, их встречу на одном из островков Марони, нужду, лишения и ужасы, пережитые ими в первое время.

Все это любознательный читатель найдет в «Беглецах в Гвиане», причем все описанные там приключения совсем не вымышленные, как бы можно было подумать, а совершенно точный и правдивый рассказ, материалы которого собраны автором на месте, где жили, страдали и трудились эти люди. Там читатель увидит, как эти Робинзоны, поначалу изыскивавшие себе только средства пропитания, затем стали искателями золота, потом скотоводами, а впоследствии, при содействии нескольких чернокожих, в каких-нибудь шестнадцать лет приобрели великолепное поместье. Они блистательно доказали, насколько несправедливы наши европейские предрассудки, не позволяющие видеть в этой прекрасной колонии ничего, кроме ямы для преступников. Читатель узнает, каким образом сыновья ссыльного, став взрослыми мужчинами, под руководством своего наставника и пользуясь всем, что дала современная наука, увеличили свое состояние. Двое из них, старший Генрих и младший Шарль, женились на двух сиротках английского происхождения, потерпевших крушение в этих местах, а двое остальных братьев, Евгений и Эдмонд, отправились в Европу, чтобы усовершенствовать свое образование, первоначально данное им отцом.

Здесь уже начинается рассказ о приключениях «Искателей каучука», который таким образом может считаться продолжением истории «Беглецов в Гвиане».

Как ни был обширен их дом и поместье, вскоре, однако, плантация «Бонн-Мэр» («Добрая Матушка»), основанная на Марони, немного повыше быстрин, известных под именем «Прыжка Петер-Сунгу», стала тесна для трудолюбивых колонизаторов. Не то, чтобы появление новых лиц в семье в чем-либо изменило ее взаимоотношения или вызвало какие-нибудь столкновения или недоразумения. Напротив, обе молоденькие англичаночки, Люси и Мери Броун, простые, милые, любящие и нежные, очутившись в атмосфере тесной дружной семьи, всецело отдали себя своим приемным родителям, привязались к ним всем своим существом, со всею искренностью и пылкостью молодых сердец, уже успевших изведать горе. Смелые и сильные, эти девушки, с детства привыкшие встречать жизнь и опасность лицом к лицу, сумели, сохранив всю очаровательную грацию женщины, стать вместе с тем отважными и мужественными женами молодых колонизаторов.

Но вот стали появляться на свет дети. Ресурсов плантации по-прежнему продолжало хватать на всех. Она доставляла весь комфорт и удобства колониальной широкой жизни, о которых мы, жители цивилизованных стран, втиснутые в тесные рамки европейской жизни, не имеем даже представления. Тем не менее сыновья инженера, став в свою очередь отцами семейств, более не находили достаточно просторного поля для своей деятельности в пределах отцовского поместья, не находили также полного удовлетворения своему личному самолюбию и применению своей личной инициативы.