Охотники за каучуком, стр. 112

— Держитесь, Винкельман! — крикнул Шарль, вскидывая к плечу свое ружье. — Я сейчас уложу его на месте!

— С вашего разрешения, я и сам с ним справлюсь! .. Мы славно посмеемся, вот вы увидите, — продолжал эльзасец, все с тем же невозмутимым спокойствием. — И так как вы теперь все трое на ногах, да еще при оружии, то ничего опасного быть не может, а я попробую пустить в ход свои десять пальцев!

С этими словами он выпускает из рук свою головню, хватает хвост ягуара обеими руками и, сильным ударом опрокинув животное на спину, тащит его по земле сажени две, затем, не давая ему времени очнуться и собравшись с силами, одним взмахом поднимает животное в воздух и, покрутив его над головой, несколько раз ударяет с размаха о ствол дерева.

— Готово, — говорит он, — если только у него ребра не железные.

Три крика удивления приветствуют этот неповторимый фокус. Ягуар бьется в конвульсиях; кровь хлещет ручьем из его пасти, и, наконец, у него вырывается последний предсмертный хрип.

— Вот и кончено! — говорит атлет с детской радостью, тогда как Маркиз бормочет:

— Убить ягуара, как зайчонка! .. Нет, это невозможно! Это я вижу во сне!

— Ба! — говорит пренебрежительно Винкельман. — Да он весит не больше ста кило! Кроме того, ягуар в сущности тот же кот!

— Да, да… ведь и крокодил, по-вашему, тоже в сущности та же ящерица, не правда ли?

— Ну, конечно!

— Как бы то ни было, а я все-таки еще раз скажу вам, что вы — славный товарищ и человек, каких мало!

— Да полно вам; каждый делает что может: ведь не мог же я дать этому разбойнику утащить половину нашей провизии! Посмотрите-ка, господа, он, кажется, не повредил ее… Надо только снова положить кусок над костром!

Этот инцидент не имел особых последствий. Ягуар, убитый таким своеобразным путем, был оставлен на месте, в распоряжении муравьев. Рыба, согласно правилам, прокоптилась в течение двенадцати часов, затем весь маленький отряд вернулся на пирогу.

Как и говорил Хозе, который до этого времени следовал знакомой ему дорогой, в скором времени они должны были расстаться с водным путем. Действительно, пришлось оставить пирогу и, взвалив на себя и поклажу, и съестные припасы, пешком тащиться по кампо.

Как ни привычны были к трудностям пути наши четверо путешественников, все же эта перспектива была не из приятных. Свернутый гамак, ружье, патронташи и запасные заряды, смена одежды и белья, съестные припасы — все это, взятое вместе, составляло порядочный груз, который неминуемо должен был замедлять путешествие и сделать поход несравненно более утомительным и трудным.

Тогда Шарль, всегда стремившийся к простейшим решениям, предложил оставить все лишнее, а взять с собой только гамаки, ружья, патронташ и по десяти килограммов провизии на брата. Все уже были готовы согласиться на эту жертву, когда увидели неподвижно стоящего, подобно каменному изваянию, индейца, молча смотревшего на них.

— Вот удача! — воскликнул радостно Маркиз. — Если этот господин не один, может быть, нам удастся уговорить его и товарищей нести за нами нашу поклажу, отдав ему за труды часть тех мелочей, которые мы собирались бросить здесь.

— Да, пожалуй! — согласился Шарль и обратился к краснокожему, продолжавшему стоять без движения, опершись на свой большой лук. — Ты кто такой?

— Я из племени атторрадис! — ответил индеец, не шелохнувшись.

— Атторрадис! Знаете вы их, Хозе?

— Да, сеньор! Это племя, рассеянное вдоль гор Сиерра да Луна, от истоков Куйт-Анау до матто-жераль (большого леса).

— Прекрасно! Можно на них положиться? Способны они оказать какую-нибудь услугу белым за известное вознаграждение?

— Вы знаете уже жителей этой страны, сеньоры, и эти атторрадис — не лучше и не хуже других! Немного вороваты, ленивы и склонны к дезертирству, как все остальные. Впрочем, сколько я припоминаю, они не канаемэ.

— Отлично! Если за ними приглядывать так, чтобы они этого не замечали, они могут быть вполне подходящими носильщиками. Знаете вы несколько слов на их языке?

— Да, сеньор! Все общеупотребительные слова их наречия мне известны!

— Чего же лучше?! Не согласитесь ли вы вступить с ним в переговоры и предложить ему и еще нескольким людям его племени сопровождать нас.

— Охотно! Эй, приятель, скажи, ты здесь один? — обратился Хозе к индейцу.

— Нет, остальные там, в малока!

— Сколько человек?

Краснокожий поднял свою правую руку, растопырив на ней все пальцы.

— Это во всем мире означает пять!

— Хорошо, этого достаточно! Я знаю атторради, которых называют атторради малого каймана, и эти белые люди их друзья! — сказал мулат.

Индеец медленно сделал головой знак согласия.

— Так приведи сюда тех, что в малока!

— Зачем?

— Для того, чтобы нести в панаку (корзинах) все эти вещи, которые ты видишь здесь!

— Нести? Куда?

— Туда! — сказал Хозе, указав рукой на восток.

— Это слишком далеко!

— Нет, всего только пять суток!

— А-а… а что нам дадут за это белые?

— Бус, чтобы вы могли себе сделать танги, ножи, крючки для рыбной ловли.

— Покажи! — прервал его индеец, впервые обнаружив что-то похожее на интерес.

Шарль, которому Хозе последовательно переводил дословно ответы индейца, раскрыл один из небольших ящиков и достал из него наугад пригоршню различных предметов, от которых у индейца глаза разгорелись.

— Те, что в малока, придут, — сказал он после довольно продолжительного созерцания предметов, очаровавших его взор: — но надо, чтобы белый дал мне что-нибудь!

— Пусть так! — сказал Шарль, обрадованный этим быстрым решением вопроса.

— Вот тебе, приятель! — подал он индейцу маленькое пятикопеечное зеркальце.

Не успел дикарь получить этот предмет, назначение которого было ему совершенно неизвестно, как тотчас же издал пронзительный звук, что-то среднее между криком и свистом, приблизил зеркальце к своему лицу и, увидав в нем свое отражение, выпустил из рук и свой лук и пучок стрел и принялся выделывать какие-то бешеные движения.

— Теперь он весь наш! — сказал Маркиз, изучая с видом знатока этот образец местного хореографического искусства.

Между тем индеец вторично издал тот же звук, но еще громче, еще пронзительнее, и снова продолжал свой дикий, исступленный танец.

— Это наивное дитя прерии, мне кажется, весьма веселого нрава, — серьезно заметил по этому поводу Маркиз, — и я никак не мог предполагать в нем такой живой восприимчивости и впечатлительности после той невозмутимости и холодного бесстрастия, которыми он поразил нас в первый момент!

— Подождите еще пока высказывать о нем свое суждение, господин Маркиз! Вы только впоследствии убедитесь в его хитрости и коварстве, чтобы не сказать более!

Внезапное появление пяти индейцев, одетых, подобно первому, в одно простое калимбэ, с большим луком в руке и традиционным пучком стрел, прервало замечание Хозе.

Человек, получивший зеркальце, увидел их в тот момент, когда они вдруг появились из чащи кустарников, моментально прервал свои упражнения, громко окликнул их и, что-то проговорив на своем наречии, поднес каждому к самому носу свое зеркальце, с восхищением любуясь их недоумением и удивлением. В заключение он повесил это зеркальце к своему ожерелью из зубов тапира.

После того между индейцами завязался бесконечный разговор. Вопреки их привычкам, они говорили чрезвычайно быстро и многословно, попеременно указывая то на белых, то на зеркальце, то на тюки, то на восток, и в конце концов, по-видимому, пришли к соглашению.

Атторради согласились сопровождать белых до их малока.

Теперь начинаются главные переговоры, но уже с помощью кашири.

Впрочем, Шарль, привыкший ко всем этим тонкостям индейского обращения, надеется поскорее покончить с опьянением, бывшим неизбежным следствием неумеренного употребления этого отвратительного напитка.

ГЛАВА X