Памятное. Новые горизонты. Книга 1, стр. 90
Вопросы политического строя СССР, вопросы мировоззренческого, идеологического порядка мы с Галифаксом не обсуждали никогда. Он не раз давал понять, что в этой области не считает себя достаточно подкованным и твердо знает лишь одно – порядки в наших странах разные. В целом о философии он предпочитал не говорить, поскольку познания, относящиеся к этой науке, у него были довольно туманные.
Галифакс желал – и всегда это подчеркивал, – чтобы Англия выжила. А выжить она могла только в случае, если гитлеровская военная машина будет разбита. Роль Советского Союза в этом Галифакс отлично понимал.
В середине 1946 года Галифакс прекратил свою работу в качестве английского посла в Вашингтоне. Вернувшись в Англию, он больше не занимался активной политической деятельностью.
Участие в Сан-Францисской конференции по созданию ООН было последним «цветением» Галифакса на ниве внешней политики. Дальше пришла пора одиночества, любования своими газонами вплоть до 1959 года, когда он в возрасте семидесяти восьми лет покинул этот мир. В последние годы жизни Галифакс стал как бы музейным экспонатом. Об этом мне говорили знакомые английские деятели. Когда они проезжали мимо его особняка, то обычно, указывая на этот дом, замечали:
– Здесь живет аристократ, бывший министр и посол лорд Галифакс.
Особых чувств эта фигура уже не вызывала. Отрицательные эмоции ушли в прошлое, а положительных не появлялось.
Вообще политическая судьба Галифакса содержит больше негативного. Когда требовалось постоять за интересы своей страны, проявить волю перед лицом агрессивных замыслов германского фашизма, Галифакс вместе с Чемберленом, в правительство которого он входил, угоднически согнулся перед Гитлером…
Мои «этюды» о встречах в ходе Сан-Францисской конференции имели бы существенный пробел, если не рассказать, пусть коротко, о главе делегации Франции Жозефе Поль-Бонкуре. Он представлял собой, если можно так выразиться, француза из французов. Невысокого роста, с совершенно белыми, но всегда лихо зачесанными с явной тенденцией дыбиться волосами, он умел элегантно, но без претензий на броскость одеваться. Казалось, этот человек только что сошел со страниц бальзаковского романа.
Ко времени нашего знакомства Поль-Бонкур уже имел большой опыт как политический деятель. Он сделал блестящую карьеру. В двадцать пять лет – начальник канцелярии премьер-министра, чуть позднее – член палаты депутатов, в тридцать восемь – министр. Всегда находился в высших эшелонах власти, занимал посты военного министра, премьер-министра и министра иностранных дел. Не раз принимал участие в различных международных конференциях. Умер он в 1972 году, не дожив всего одного года до своего столетия.
Естественно, когда речь шла о вопросах, по которым расходились позиции Советского Союза и стран Запада, хотя в те времена они еще оставались нашими союзниками по войне, он всегда поддерживал США и Англию. Вместе с тем нередко он выражал взгляды Франции по какой-либо проблеме в более гибкой форме, чем это делали американские и английские представители. Можно вспомнить несколько случаев, когда умеренность представителя Франции помогала находить согласованные решения.
В целом Поль-Бонкур вел себя скромно. В этом отношении он совсем не походил на Бидо, который тоже в течение нескольких лет являлся министром иностранных дел Франции.
В одной из бесед после обмена мнениями по некоторым вопросам конференции я спросил Поль-Бонкура:
– Как вы представляете себе будущее Франции в связи со сложной обстановкой?
Он высказался оригинально и довольно смело:
– Франция обязательно встанет на ноги как независимое государство. Де Голль понял душу страны, и она за ним пойдет.
Собеседник избегал делать прогнозы насчет внутреннего социального развития. Но что касается роли Франции в Европе и в мире, то он смотрел на это оптимистически.
Чувствовалось, что высказывал все это Поль-Бонкур обдуманно. У него отсутствовал тот налет деланой самоуверенности и даже спеси, которым отличался министр Бидо, когда говорил о будущем Франции.
Поль-Бонкур возглавлял делегацию Франции большую часть времени работы конференции в Сан-Франциско. Он участвовал в многочисленных политических баталиях еще в довоенной Франции. После начала Второй мировой войны Поль-Бонкур как-то не сразу нашел свое место, но коллаборационизмом себя не запятнал. И поскольку во Франции сразу по окончании войны новые деятели на поприще дипломатии еще не успели проявить себя, то вполне понятно, что на Сан-Францисскую конференцию послали Поль-Бонкура.
Хорошо знакомый с внешней политикой США и Англии, Поль-Бонкур ориентировался на эти державы. Однако на всем протяжении конференции в заявлениях по крупным вопросам он проявлял желание к сближению позиций. В таком отношении к делу сказывалась еще не устоявшаяся политическая жизнь самой Франции. Имело значение также то, что между де Голлем и Рузвельтом установились натянутые отношения, а это, безусловно, давало себя знать в контактах французской и американской делегаций. Что касается нового президента США Трумэна, то он еще не вполне определил свое отношение к строптивому генералу, который не останавливался перед тем, чтобы сказать «нет» Вашингтону, когда, по его мнению, недостаточно учитывались интересы Франции.
Поль-Бонкур и французская делегация особой активности на заседаниях «пятерки» не проявляли, хотя в целом способствовали созданию конструктивной атмосферы. Сдержанность Поль-Бонкура не всегда нравилась представителям США.
Фельдмаршал Смэтс: «Я – За Бога в Уставе ООН»
Среди представителей государств на конференции в Сан-Франциско выделялась такая своеобразная личность, как фельдмаршал Смэтс, который возглавлял делегацию Южно-Африканского Союза, ставшего затем Южно-Африканской Республикой.
Этот деятель являл собой как бы осколок прошлого, отходящего все дальше в историю. Можно сказать, что представители Советского Союза впервые встретились с таким человеком.
Сын крупного голландского фермера в Южной Африке, Ян Христиан Смэтс получил блестящее образование в английском Кембридже. Возвратившись в Южную Африку, двадцатипятилетний молодой человек стал генеральным прокурором Трансвааля. В 1899–1902 годах являлся одним из видных руководителей борьбы буров за независимость, против английского колониального ига, хотя он вовсе не отстаивал и не выражал интересы негритянского большинства населения юга Африки. В 1905 году его послали в Англию участвовать в переговорах о предоставлении бурам самоуправления. Вернулся он из этой поездки как сторонник сотрудничества с Великобританией. Занимал много раз различные министерские посты, неоднократно бывал премьер-министром Южно-Африканского Союза. На Парижской мирной конференции после Первой мировой войны выдвинул идею мандатной системы, с помощью которой империализм пытался замаскировать свое господство над «несамоуправляющимися территориями».
В 1939 году пришел к власти, сменив прогерманское правительство в Южно-Африканском Союзе. Стал премьером, одновременно заняв посты министра иностранных дел, министра обороны и главнокомандующего вооруженными силами страны. В 1941 году британская корона присвоила ему звание фельдмаршала британской армии.
Мы, увидев в Сан-Франциско этого человека, называли его «последним из могикан», имея в виду, что он к тому времени оставался, пожалуй, единственным из живых бывших руководителей восстания буров.
– Имейте в виду, господин Громыко, – сказал он однажды в доверительном плане, – что я в годы Англо-бурской войны брал в плен самого Черчилля.
– Однако это не помешало вам очутиться в плену его политики впоследствии, – заметил я.
Фельдмаршал не усмотрел в этой фразе иронии и не стал возражать.
Отель «Сан-Франсис», в котором размещалась советская делегация, стал и местом моей встречи с фельдмаршалом. Что привело его на эту встречу?
Сразу же после того, как мы обменялись рукопожатиями и выразили, как обычно бывает в таких случаях, удовлетворение по поводу факта встречи, Смэтс начал излагать причину, которая заставила его апеллировать к Советскому Союзу. Он заявил: