Остров погибших кораблей (илл. Л. Фалина), стр. 80
Ата слушала с детским любопытством, широко открыв глаза.
— Где же эти животные?
— Они подохли от жары…
— Бедные звери!… Ну, что же будет потом?
— Потом наш царь будет одаривать гостей тканями, редкими благовониями из душистых смол, корней и сока цветов, винами, золотом, камнями — всем, чем только богата наша страна, только не бронзовым оружием…
— А твоя сестра тоже на празднике? Ведь она теперь царица? — задала Ата неожиданный вопрос. Акса-Гуам нахмурился.
— Нет, она не царица. Она будет в царском гареме. Отец, Шишен-Итца, в восторге от этой «чести»… Бедная сестра моя… Как она рыдала! Она ненавидит царя… Но я не допущу этого!… — Акса-Гуам потряс сжатым кулаком. — Ну, довольно об этом. Скажи и ты что-нибудь мне про себя… Почему тебя поставили на эту тяжелую работу? Я уже не раз задавал тебе этот вопрос.
— Оставь, не все ли равно!
— Нет, на этот раз ты не уклонишься от ответа! Иначе я расправлюсь с тобой, как с рабыней!
И, взяв у нее ветку лавра, он шутя стал бить ее по плечу.
— Говори же, говори!
— Ну слушай, если ты уж так настаиваешь. Я служила в доме жреца Кунтинашара. Однажды вечером, когда я ставила ему на ночь прохладное питье, он сказал мне: «Ты нравишься мне, Ата. Я хочу иметь тебя в своем гареме». — «А ты не нравишься мне, Кунтинашар, и я не хочу быть в твоем гареме», — отвечала я.
— Так и сказала?! — восхищенно воскликнул Акса-Гуам, хлопая в ладоши.
— Так и сказала.
— Ну а он что?
— Он улыбнулся, считая это ответом девочки, которая говорит, не обдумывая своих слов.
«Не забывай, что ты раба, а я господин твой. Иди ко мне!»
Я стояла неподвижно.
Он поднялся и пошел ко мне.
Тогда я одним прыжком уклонилась от него и схватила короткий меч, лежавший у его изголовья.
Он испугался и страшно рассердился.
«Змея!» — прохрипел он и вызвал раба, дежурившего за дверью. «Отправить ее немедленно на тяжелую работу в Черный город…» Вот и все…
— Какая смелость! — воскликнул Акса-Гуам. — Он мог тут же убить тебя этим же мечом.
И, улыбнувшись, он прибавил:
— Да, не везет Кунтинашару. Твой брат заставляет зеленеть его от зависти, а ты… Но, слушай, Ата! Так дальше продолжаться не может. Надо изменить все это. Ты знаешь, что я люблю тебя и для меня ты не рабыня. Отец никогда не согласится на наш брак, это противно законам. Но мы изменим законы. Мы всю Атлантиду перепашем бронзовым плугом!…
— Я знаю, что никогда не буду твоей женой. Эта мысль мне и не приходила в голову. Мне довольно твоей любви.
— Но я хочу, чтобы ты была моей женой. И не только это. Любовь к тебе мне открыла глаза на ужас рабства, несчастная судьба моей сестры — на ужас царского самовластья. И я увидел целый океан страдания рабов… Их заглушенные стенания преследуют меня, отравляют мне жизнь. Мне кажется, что в каждом из них стонет твоя луща. Освободить их, освободить тебя — вот что хочу я…
Ата смотрела на него широко открытыми глазами, в них светился ужас.
Но Акса-Гуам уже не видел ее. Он говорил, как в бреду:
— Я говорил с Адиширной, предлагая ему примкнуть к готовящемуся восстанию рабов. Он витает в грезах, он слишком художник, чтобы много думать об этом. Но и он примкнет к нам, ты увидишь. Его помощь необходима. Среди рабов уже давно идет брожение… Я стану во главе восстания. Я сам поведу их на Священный Холм. Мы овладеем арсеналами и скрестим мечи с воинами царя. И мы победим их, потому что с нами правда!
В этот самый момент легкий волнообразный подземный толчок колыхнул землю.
Ата покачнулась и побледнела.
— Что это?…
— Мы не оставим камня на камне! А потом мы создадим новую, свободную Атлантиду, где не будет ни рабов, ни царей, а только радость свободного труда. И настанет вновь Золотой век!
Второй, более сильный толчок заставил Акса-Гуама вернуться к действительности.
Колыхнулись листья деревьев. Небольшой камень, лежавший у самого края утеса, сорвался и покатился вниз, ударяясь о камни с постепенно за замирающим цоканьем.
— Что-то эти колебания почвы стали повторяться все чаще! Увидев бледное от испуга лицо Аты, он шуткой постарался успокоить ее.
— Видишь, Ата, сама земля содрогается от преступлений жрецов и царя!
Но Ата не улыбнулась. Она с тоской посмотрела на Акса-Гуама и тихо прошептала:
— Не делай этого!
— Ты боишься?
— За тебя…
— Ты будешь с нами, Ата?
— Я умру за тебя…
8. В МАГИЧЕСКОМ КРУГЕ
В комнате уже находились жрецы: Кунтинашар, Зануцирам, Анугуан, Агушатца и Нуги-Эстцак.
— Вот и Эльзаир, — сказал Кунтинашар. — Нет только Келетцу-Ашинацака.
— По обыкновению, колеблется. Мы нарочно назначили это свидание в полдень, когда царь и весь его двор засыпают. Но Келетцу-Ашинацак придет за гороскопом, который я составил для него, — сказал Эльзаир.
— Его звезда, конечно, восходит?
— Так же верно, как то, что звезда царя Гуана-Атагуерагана заходит.
— Хорошо уметь повелевать звездами! — с улыбкой сказал Кунтинашар.
— Не смейся! Звезды не лгут, — обиделся астролог.
— Еще бы звезды лгали! Лгут только люди!… Но не будем препираться. Анугуан, ты хорошо подготовил старуху?
— Цальна угадывает с полуслова. Хитрая старушонка! Надо ей бросить пару солнечных дисков.
Пусть они погреют ее старые кости.
Дверь открылась, и в комнату вошел брат царя Атлантиды — Келетцу-Ашинацак, царь Атцора, в сопровождении жреца Шитца.
Жрецы встали и подняли руки в знак благословения и приветствия.
— Да будет свет твоего величия с нами, — сказал Кунтинашар.
— Привет вам. Ну, как мой гороскоп, Эльзаир? Хорошо? Все благополучно?
У Келетцу-Ашинацака были близорукие глаза, которыми он пристально смотрел, закинув несколько голову.
Его маленькие сухие ручки были в беспрерывном движении. Он суетливо теребил пальцами рыжеватую бороду. Только при торжественных выходах он сдерживал эти невольные суетливые движения, не приличествующие царскому величию.
— Слава Солнцу! Великий царь, твой гороскоп прекрасен! Звезды благоприятствуют тебе. Позволь мне прочесть. И Эльзаир начал нараспев:
— Великому и славному, могущественному властелину Атцора…
— Не надо, не надо… — замахал Келетцу сухими ручками, — главное!… Да… главное говори… и своими словами… да…
— Твоя звезда, великий царь, в своем восходящем течении горела ярче всех и пересекла путь звезды трижды великого царя Атлантиды Гуана-Атагуерагана, и лучи его звезды померкли в лучах звезды властелина Атцора.
Келетцу-Ашинацак был взволнован, обрадован и испуган.
— Что же это значит? Что это значит? — спросил он, обводя жрецов пристальным взглядом сощуренных, близоруких глаз и усиленно теребя рыжеватую бороду.
— Великий царь! — выступил жрец Анугуан. — Чтобы ответить тебе на этот вопрос, я изучил все бронзовые таблицы государственного архива со дня твоего рождения. И вот что узнал я: законный царь Атлантиды — ты.
— Я?… Вот как! Но я младший? Хотя мы родились двойней!…
— Ты — старший, великий царь! Об этом говорят не только наши таблицы!
Анугуан подошел к стене, открыл потайную дверь и впустил Цальну.
— Вот повивальная бабка, которая принимала тебя и твоего царственного брата. Говори, старуха, кто родился первым: царь Келетцу-Ашинацак или Гуан-Атагуераган.
— Первым родился царь Келетцу-Ашинацак. Я хорошо заметила у первенца большую родинку на правом плече…
— Родинку?… Да, у меня есть большая родинка на плече.
— Потом родился Гуан-Атагуераган. Когда младенцев омыли и показали родителю, трижды великому царю Атагуераган-Кукулькану, то он сказал, указывая на Гуана:
— Вот первенец и наследник мой!
— Но почему же? Почему!… — обиженно воскликнул Келетцу-Ашинацак.
— Не гневайся, великий царь! Твоему родителю не понравился цвет волос на твоей голове. И еще: лицом ты был похож на овцу… И потом: ты родился слабенький, и отец боялся, что ты можешь умереть или будешь хилым царем…