Прекрасная Франция, стр. 19

Идти было порядком, километров пять-шесть. Моя подруга верила, что расстояния не могут быть бесконечны, и мужественно шла навстречу теплому, но хмурому февральскому дню. Автобусы от станции до Пор-Рояль ходили только в туристический сезон.

| 58 | Аббатство Пор-Рояль

Городок закончился. Дорога вывернула через небольшое поле к амбарам, сложенным из известняка. Оказалось, что это живая старина – постройки времен Паскаля, теперь тут гостиница. Симпатичная девушка, вышедшая к нам на крыльцо, показала проселочную дорогу через перелесок, по которой надо было дойти до первого поворота направо, а там до музея уже совсем близко. И вот мы на финишной прямой – перепрыгиваем лужи и грязь на обочине разбитой дороги, местами превратившейся в месиво и жижу. Еще один маневр – и вдруг тучи над нами разверзлись, и к нашим ногам упал густой луч рассыпчатого молочного света. Справа и слева сквозь щели в грузных и грозных тучах пробились еще несколько солнечных лучей – и пейзаж стал барочной аллегорией, где дорога путника через поле жизненных испытаний увенчана ослепительным светом знания и всеобщей пользы. Жизнь, как водится, внесла свои коррективы, и в такой обстановке идти стало куда веселей, несмотря на пошедший тут же зимний грибной дождь.

С минимальными потерями наш «отряд» добрался до цели.

Пор-Рояль стоил такого путешествия. В старом монастыре было восстановлено многое из того, что разрушил король-«солнце», которому вся эта компания очень не нравилась. Тут есть и монастырский сад, и построенный Паскалем колодец, и дом, где жил один из авторов «Грамматики» – Арно /ил. 58–60/. Паскаль в этом доме тоже останавливался. В нем теперь музей с разными раритетами. Например, здесь выставлен бюст Жана Сантейя – известного в XVII веке писателя, о существовании которого я не подозревал, считая его персонажем раннего романа Пруста. Оказывается, Пруст, много читавший моралистов, своего героя не придумал от начала до конца. В музее, кстати, хранится и прустовский экземпляр «Мыслей» Паскаля, по-хозяйски исчерченный вдоль и поперек синим химическим карандашом.

| 59 | «Колодец Паскаля»

| 60 | С минимальными потерями наш «отряд» добрался до цели

Паскаль работал в монастыре над новой апологией христианской веры. Он не завершил этот труд, оставив после смерти ворох записок. Некоторые из них были цитатами из любимого им Монтеня, некоторые – пересказами древних авторов, некоторые записаны не его рукой, но, скорее всего, с его слов. Есть и его собственные размышления – от строчки до больших эссе. Знаменитые «Мысли» Паскаля – монтаж этих записей, наклеенных после смерти философа его друзьями на большие листы в том порядке, который казался им разумнее, чтобы соединить все эти отрывки. Так этот текст и напечатали. Романтики, вдохновлявшиеся незавершенностью поэтической мысли, воспели эту книгу. Позднее филологи попытались определить более точный порядок расположения фрагментов, установив цитаты и пересказы. Появилось научное издание «Мыслей», которое, впрочем, тоже не считается единственно верным. Эту незавершенную книгу можно читать, открывая наугад. Пруст, судя по всему, так и поступал.

Ренн – Нант

Перед собором на главной площади Ренна сидят панки. Не разговаривают, песен не поют, бездельничают, как умеют. Столица Бретани не похожа на город деловых людей. Людей, спешащих по делам, здесь тоже достаточно, но гораздо больше праздных прохожих и слоняющейся по улицам молодежи. В самом центре, в старых домах с фахверком, держат кафе и клубы. Но все равно остается много пустующих домов. В них никто не живет, судя по всему, уже давно. Столько туристов, чтобы весь средневековый квартал превратился во вкусный и веселый район, в Ренн не заманить. Все-таки это не Лазурный берег.

Рядом с Ренном есть большой автомобильный завод, поэтому запустенья в этих краях нет, но есть обаятельная неустроенность. Она подкупает тем, что здесь не заигрывают с туристами, а живут себе, как живут. И если вам хочется увидеть просто бретонскую столицу, а не чашку с изображением местного собора и магнитик с бутылкой шушена на холодильнике, – то вот она, пожалуйста, какая есть. Настоящая, аутентичная Франция, как говорится /ил. 61/.

| 61 | Бретонский национальный театр в городе Ренн. Лишний раз Бретань не поленится напомнить о том, что могла бы и настоять на независимости…

Впрочем, лучше так не говорить, ведь в Бретани до сих пор гордятся своими кельтскими корнями, бретонский язык ближе к английскому и немецкому, а не к французскому. Указатели и вывески здесь часто на двух языках – на французском и на бретонском. Так что это еще та настоящая Франция. Лишний раз Бретань не поленится напомнить, что давно бы настояла на независимости, но разве можно посягать на добрососедские отношения с Парижем? Вот и Шотландия побузит-побузит, а потом угомонится.

Здесь есть старая националистская партия «красношапочников». Они не из буйных, но поспорить о национальной гордости великобретонцев всегда готовы. На бретонском, кстати сказать, говорят мало, поскольку носителей языка остается все меньше после того, как в шестидесятые его перестали преподавать в школах. Как язык, на котором общаются в семьях, он сохраняется, но на улицах Ренна и других городов его не слышно. Есть бретонское радио, у него небольшая аудитория. Студентам, которые хотят изучать бретонский, даже доплачивают что-то символическое. Но до того, чтобы язык вошел в обиход, еще очень далеко, если это вообще когда-нибудь произойдет.

С XIX века в бретонские деревушки из Парижа ездили как за границу, чтобы увидеть другой уклад жизни, другие обычаи. С тех пор повелось проводить тут отпуск, выезжая на побережье Атлантики в погожие дни. Постепенно и побережье, и континентальная часть Бретани обросли курортами.

В местечке Понт-Авен Поль Гоген и компания художников рисовали сценки из народной жизни, живописуя крестьянскую экзотику как новый декоративный стиль. Художников группы Наби объединяло увлечение Бретанью, для конца XIX века не такое и странное. Архаику народного искусства тогда ценили. Василий Кандинский еще студентом отправился в экспедицию в зырянские края. Орнаменты, которыми зыряне расписывали избы и вышивали ткани, так его впечатлили, что впоследствии он утверждал, что свои абстрактные композиции придумал, подражая этому крестьянскому искусству.

Французские художники тоже искали в Бретани архаику и исконное. И находили то, что до наших дней, наверно, сохранилось плохо. Той крестьянской, сермяжной жизни в курортных уголках Бретани теперь не найти. Морбиханский залив сейчас – это уютные, комфортабельные зоны отдыха, куда приезжают в отпуск или на выходные. Пляжи, достопримечательности, необычная природа – пышная, но как будто миниатюрная, все на размер меньше, чем вы носите, – все к вашим услугам. С тех пор, как Анатоль Франс осмеял Францию, рассказав историю о пингвинах, живущих на неизвестном острове в Морбиханском заливе, жизнь здесь шла без эксцессов.

Шушен – местную медовуху – тут как-то не очень жалуют. В баре города Ванн, что на юго-востоке полуострова, я попросил рюмку шушена. Бармен сначала удивлялся такому желанию, – давно никто не спрашивал этот напиток, – потом стал рыться под прилавком и, наконец, нашел запылившуюся бутылку. Открыли ее не вчера. Далеко не вчера. Со словами «шушен – так шушен» он налил мне один шот. Первый глоток не изменил мою жизнь, остальные тоже, хотя почувствовать на побережье Атлантики вкус, памятный по ресторану в новгородском детинце, что ни говорите, забавно.