Любви все роботы покорны (сборник), стр. 60

Я обняла его, мои кончики пальцев заскользили по его спине, окаменевшей от напряжения мышц, почувствовала, как те расслабляются, а ниже живота опять просыпается мужское желание, передается через кожу мне, пробуждая то, что я долго прятала. Эмотестер запищал, и с ним застонал черный страж:

– Нет, пожалуйста, только не это, не надо!

Мы переглянулись. Сашка первым обрел речь: спасатель, эмчеэсник, потеряться в незнакомой ситуации для него немыслимо.

– А то что?

– Больно. – Черный вцепился в края стула.

– Эй, да ему от эмоций больно! Давайте-ка дружно сейчас включим эмоции на полную и убьем гада! – сжала кулаки маленькая Ольга, чью пятнадцатилетнюю дочь два года назад навсегда забрали стражники.

– Спасибо, так лучше, – судорожно всхлипнул пленник, разжимая руки или что там у него на самом деле.

Мы переглянулись. Ладонь, лежащая все это время на моей пояснице, соскользнула, и мой муж шагнул вперед.

– Рассказывай. Почему вы так боитесь нашей любви?

– Эй, а может, стянуть с него этот чертов шлем и узнать наконец, как эти твари выглядят? – влез Сашка.

– Нет, – вдруг слова сами слетели с моих губ. Друзья обернулись, ожидая объяснений, и хотя мои страхи мне тут же показались глупыми, я о них сказала:

– Если увижу там какого-нибудь монстра, гигантского паука, кальмара или другую какую гадость, то сойду с ума. Может, хорошо, что они маскируются под людей? Я не готова сейчас узнать его настоящий облик, мне и так до истерики страшно.

Ольга кивнула. Сашка пожал плечами, мол, ну как хотите. Мой муж, казалось, не слышал этого разговора, вглядываясь в шлем со стеклом, будто измазанным копотью. Он прикрыл глаза; ртуть эмотестера потекла вверх, приближаясь к критической отметке, неумолимая, как температура больного пневмонией.

– Вы знаете, что надо делать, – прошептал он всем нам, не оборачиваясь.

Я сделала шаг и положила руки на его бедра, притянув к своим, и отпустила стоп-краны. Волна желания и страсти, доселе сдерживаемая, рванула, захлестывая меня, срывая все плотины. Я целовала такую загорелую и такую любимую шею, вдыхала запах, от которого кружилась голова, руки, будто сорвавшиеся с цепей щенки, носились, где им вздумается, залезая под футболку, под ремень, в карманы штанов и бог весть еще куда.

Эмотестер орал, как пожарная сигнализация, черный страж свалился со стула и выл, скребя по полу:

– Хватит! Хватит! Я все расскажу!

То, что мгновение назад составляло мою суть, отделилось, и от неожиданности я открыла глаза, загоняя чувства в тесную, но уже привычную конуру, они брыкались, как оседланные мустанги, но не долго. Остальные в комнате сделали то же самое, ртуть опустилась до желтого сектора, и черный страж вернулся на стул.

– Мне трудно будет объяснить.

– Будь добр, постарайся, – отозвалась Ольга.

– Ваша любовь… мы с таким никогда не сталкивались. Вы знаете, что вселенная, все пространство – это хаос? Все существует в нем, приспосабливаясь. И лишь ваша любовь меняет пространство, структурирует его.

– Это плохо?

– Это… непонятно. Может быть опасно. Вы можете создать другую вселенную. Можете изменять ее, подстраивая под себя. Понимаете? Не себя под нее, а наоборот. Мы так не умеем. Мы такого никогда не видели.

– Поэтому вы нам подарили оружие? – Моя подруга не сдерживала презрение, а ретранслятор пришельца не умел синтезировать эмоции.

– Мы не хотим, чтобы вы убивали друг друга. Живите. Мы дали вам лекарства, технологии. Но ненависть не созидает, она безопасна.

– Я не верю, что любовь может кого-то убить. – Как всегда, пока мы переваривали новую информацию, Сашкины мысли ускакали вперед. – Тебе правда больно от нее?

– Я… я не знаю, – замешкался черный страж. – Я не смог сопротивляться тройному накалу «красных эмоций», вы изменили пространство вокруг и захватили меня. Нам не надо дышать, есть и пить, в отличие от вас, но электромагнитные волны, которые вы излучаете… это все равно, что я отниму у вас кислород и дам другой газ. Вы задыхаетесь, но дышите. Убьет ли вас другой газ? Неизвестно, но вы бы предпочли вернуть кислород.

Мне вдруг стало нехорошо, будто меня со шпаргалкой застукали на экзамене, и преподаватель уже идет по проходу, и ты понимаешь, что произойдет дальше, но не можешь ничего изменить. Я прошептала:

– Кто-то еще из землян знает эту информацию?

– Нет, – ответил страж.

– Что теперь будет с нами?

– За вами будут охотиться.

– Хе, напугал ежа голым задом, – вдруг развеселилась Ольга. – За нами и так охотятся, у нас уже по два привода. Похищением инопланетянина больше, межгалактической тайной меньше… какая разница! Все равно убьют.

– Тех, кого забирают за нарушение Соглашения номер один, не убивают. Их… я не могу объяснить, у вас нет таких понятий. Их отправляют чинить вселенную.

– Чинить вселенную? Они живы?

– Не совсем…

– Мертвы? – не отставала Ольга.

– Не совсем… вы в таком состоянии не бываете, но мы можем вас в него ввести.

– А можете потом вывести из него? Чтобы человек жил?

– Не знаю, как ваш вид его переносит, но наш – да.

– Ладно, хватит болтать, – поднял ладонь мой муж. – Того и гляди сюда явится патруль, наши эмоции должны были переполошить эмотестеры всех стражников в округе! Инопланетянин, давай так: мы тебя отпускаем, а ты нас не трогаешь. Лучше вообще забываешь и о нас, и об этой встрече. Спрячь свой эмотестер, сбрось там все показатели на ноль.

– Я не могу. Он часть меня.

– Что?! – хором воскликнули мы.

– Это не прибор, это моя… плоть, да, вы так, кажется, называете это.

– Ох ты, едрид-мадрид, – пробормотал Сашка.

– Я вас не трону, но скрыть нашу встречу не получится. Вас будут искать.

– Ничего, мы знаем, как постоять за себя, – улыбнулась я. Когда черный страж уходил, мы все еще целовались.

Константин Ситников

Роззи

Ольга позвонила в половине десятого. Иван сидел в баре и пил шнапс. Перед ним стояло пять стаканчиков, и четыре из них были уже пусты.

– Пупсик, я соскучилась. Ты совсем забыл свою киску.

– Всё зависит от тебя. Ты нашла мне кого-нибудь?

– Ну, пупсик! – заныла она. – Сейчас лето, все разъехались. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Ты мне веришь?

Он молчал, глядя на последнюю порцию. В кармане оставалась горсть евроцентов, а ещё надо было как-то добираться до дома. В последнее время ночное метро в Вене – место небезопасное.

– Ты меня слышишь, пупсик?

– Слышу.

– Почему бы тебе не приехать ко мне? – В её голосе появились воркующие нотки. – Мы бы славно провели вечерок. Помнишь, как раньше?

Слушая это грудное контральто, можно было подумать, что говорит роскошная блондинка, не молодая, но ещё вполне ничего. Иван прикрыл глаза, и в памяти всплыло фантасмагорическое видение – жирная, раздувшаяся, бородавчатая жаба с младенческими ножками и ручками, беспомощно торчащими из безразмерного сарафана, – жертва генетического уродства. Да, были времена, он ублажал её. Это были очень плохие времена, он сидел на героине и ночевал на старых станциях метро, не оборудованных видеонаблюдением. Она вытащила его из этой пропасти, нашла жильё, обеспечила работой. Какой-никакой, а работой. Неожиданно он ощутил укол вины. Она нуждалась в нём, и было, наверно, жестоко к ней так относиться. Но он ничего не мог с собой поделать.

Он открыл глаза – четыре пустых стаканчика и один полный.

– Почему ты молчишь?

– Поговорим, когда ты найдёшь мне работу, – сказал он и нажал отбой.

Не успел он допить водку, как трубка снова заелозила по столу.

– Ну что ещё? – спросил он.

– У меня есть работа. Только…

– Только?

– Я не совсем уверена… Это не мой клиент. Меня просили помочь…

– Во что ты меня втягиваешь? Если это малолетки…

– Нет-нет, – поспешно сказала она. – Ты же знаешь, я не конфликтую с законом. Это мужчина…