Любви все роботы покорны (сборник), стр. 26
– Упс, – говорит Гарик, – похоже, тут начальство по твою душу.
Мама моя! И начальству плевать на технологические нормы!
– Вова, привет, – тихонько шепчет в моей голове Леночка.
Леночка – это еще не начальство. Леночка – секретарь начальства, личный секретарь-блокировщик. По-нашему, «занавеска». Приемопередатчик никакой, зато экранирует любого телепата лучше свинцовой пластины.
– С тобой Октябрина Аркадьевна хочет поговорить.
– Валяй, – говорю я как можно беззаботней. – Обеспечивай.
У Октябрины сердитый голос, и я сразу внутренне собираюсь.
– Владимир, – говорит Октябрина Аркадьевна, наверное, она сидит в директорском кресле и грызет кончик своей корпоративной ручки, – у меня к тебе серьезный вопрос. Найдешь для меня две минуты?
– Конечно, Октябрина Аркадьевна.
– Давай без обиняков, – от Октябрининых мыслей пахнет ржавым железом. – Ты продал «Фэнсигранту» четыре дрима с детскими мечтами! Только ради бога, не выкручивайся. Тебя отследили.
Я молчу, и Октябрина быстро меняет тактику.
– Володенька, – тон ее приобретает укоризненно-родительские нотки. – Ну, что тебе – денег не хватает? «Фэнси» тебе за мечты и четверти настоящей цены не заплатит. «Фэнси» фиксирует дримы на психоносителях и продает по двадцатке за пару. «Две первоклассные мечты по цене одной!» В лучшем случае твою работу будут тиражировать третьесортные дримлайнеры. Тебе не заплатят, а шедевры твои спустят в унитаз. И ради этого стоит рисковать карьерой?
Я продолжаю молчать, и Октябрина опять меняет тактику.
– В конце концов, за нарушение контракта «Навиком» может подать на тебя в суд, – говорит она угрожающе. – Я больше чем уверена, что ты не первый раз сливаешь мечты всяким «Фантомиксам» и «Сономанам»! Мало того, что вредишь себе, еще и компанию дискредитируешь.
– Это чем же? – интересуюсь я мрачно. – Тем, что люди со средним достатком могут купить своим детям какую-никакую мечту?
– А ты думаешь, детям позарез нужны мечты? – Октябрина смеется. – Очнись, дорогуша! Мечтать вредно. Такую блажь себе могут позволить люди, обремененные достатком. Копчик – рудимент хвоста, а мечты – рудимент воображения. Они потеряли актуальность с появлением тактильного три-дэ видео. Теперь это нечто вроде аппендикса.
– За этот аппендикс нам вроде как неплохо платят.
– Платят, – соглашается директриса, – богатые придурки. Они платят за все, что можно купить…
Октябрина надолго замолкает.
– Я знаю, куда ты клонишь, Володя, – говорит она наконец. – Я помню про твое заявление, но ничего, абсолютно ничего не могу для тебя сделать. Детские фантазии – маловостребованная сфера. Раз в полгода к нам заглядывает какой-нибудь Хоферц, чтобы купить своему избалованному чаду креативную фантазию… Володя! Раз в полгода! Мне на такой поток штат не нужен. Там одного Сявкина много.
Я знаю, что Октябрина искажает истину, детские дримы востребованы, просто за них мало кто соглашается платить.
– Ваш Сявкин старый бездарный циник, – говорю я, звонко отчеканивая мысли.
Октябрина укоризненно качает головой, хотя в губах ее прячется усмешка:
– А ты предлагаешь мне посадить его на эротические фантазии…
Чертов контракт, думаю я ожесточенно. Одна закорючка – и ты раб на половину оставшейся жизни.
– Сексом должны заниматься молодые. – Октябрина тонко улыбается. – Впрочем, ты можешь перейти на бытовые бизнес-фантазии. У тебя получится.
Я молчу. Я не хочу выдумывать новые яхты и бриллиантовые писсуары.
– Как хочешь, – говорит Октябрина. – И чем тебе секс не нравится? Я сама начинала с эродримов… Володенька, это конъюнктура рынка, что поделать… Но если вдруг появится такая возможность, то я тебе обещаю… клянусь даже… А ты со своей стороны должен пообещать, что никакой контрабанды больше не будет.
Черта с два, думаю я про себя и тут же блокирую мысли.
– Вот и славно, – говорит Октябрина Аркадьевна. – Не буду тебе мешать. Всего хорошего.
Почти сразу Леночка опускает непроницаемый экран, и мое «до свиданья» со стуком отлетает от него, как деревянный кубик от бетонной ограды.
Октябрина исчезает, а Леночка неловко мнется у меня в голове.
– Вова, – застенчиво шепчет ее угасающий дискант, – я к тебе с просьбой. Моя Анютка совсем с ума сошла, мечтает получить на день рождения фантазию, хотя бы малюсенькую. Жанка говорила, что ты можешь…
Интересно, это провокация? Хотя не похоже. Грубовато для Октябрины. Кроме того, Леночка действительно в своей малышке души не чает.
– Не знаю, – говорю я. – Подумаю, что можно сделать.
– Ой, Вова, подумай, пожалуйста, – слабенькие мысли секретарши похожи на ножки дрожащего тойтерьера. – А я заплачу́. На маленькую фантазию у меня хватит.
– Сдались мне твои деньги, – говорю я сердито.
– Спасибо, – шепчет Леночка, растворяясь в благоговейной прострации.
И тут же в моей голове появляется Гарик:
– Ну, старый! Вы, фрики, точно того! Чем тебе эродримы не нравятся? Да если бы я…
– И много ты услышал? – спрашиваю я осторожно.
– Как же, – сопит Гарик. – У Ленки послушаешь. Я так… по твоим постэффектам… Упс, – говорит Гарик совсем другим тоном. – У тебя клиент. Уже предоплату сделал.
Мысленно скрежещу зубами. Почему именно сейчас?
– Может, Жанка возьмет?
Гарик на секунду задумывается.
– Нет. – Он качает головой. – У нее тоже клиент. Можешь предложить ей групповуху.
– Заткнись, – говорю я устало. – И кыш из моих мыслей!
– Уже ушел, – рапортует Гарик.
Я закрываю глаза…
Сначала нужно ощутить объект… или не нужно. Откуда нам знать, кто мы на самом деле? Какие мы там, под ворохом чужих желаний?
Я мальчишка. Мне четырнадцать. Нет, тринадцать. Я стою на самом краю заросшей чистотелом и ромашками поляны. Высокие стебли травы касаются заплаток на коленках моих вытертых бермудов. Я откидываю назад длинную выгоревшую челку и, запрокинув голову, смотрю наверх. Мои глаза скользят по темному, морщинистому, совершенно необъятному стволу огромного дерева. Я гляжу в пронизанное солнцем сплетение толстых ветвей, откуда прямо к моим ногам спускается мохнатая веревочная лестница.
Антон Пыхачев
Деликатный подход
– Дело по твоей части, Игорь, – заявила мне командор Виктория Моль, как всегда красивая, но мрачная и явно смущенная. – Присядь.
Сесть в кабинете шефа орбитальной станции меня приглашали лишь дважды: во время собеседования, когда я устраивался на работу, и потом много позже – после особенно бурного корпоратива технического отдела, который я организовал. Впрочем, последнее являлось моей прямой обязанностью, ведь я вроде как отвечаю за досуг: то бишь пронзаю серое царство научной скуки пламенным лучом праздничного задора… в теории. На самом деле расшевелить моих подопечных зануд трудновато. Все сидят по лабораториям строгие, подтянутые, в унылого цвета костюмах и по уши в своих исследованиях. Приходится с каждым работать индивидуально.
– Что стряслось, командор, mon ami? – показательно встревожился я, отчаянно наглея.
Командор пропустила мою фамильярность мимо ушей, и причин для беспокойства стало больше.
– Игорь, – повторила Виктория, упорно избегая смотреть мне в глаза, – такое дело…
– Я уволен?
– Брось! – Она махнула рукой и откинулась на спинку кресла. – Если бы все было так просто… Помнишь выводок юных гениев постпубертатного возраста, что прибыл к нам в прошлом году?
Еще бы я не помнил. Сенсационная трагедия торжества человеческого духа. Большой «ковчег», отправленный в космос полтора века назад, вынырнул вдруг из подпространства возле нашей станции, и – здравствуйте, дети! Древний проект не потерялся-таки в черноте вселенной. И вот прямиком из небытия к нам – благодарным потомкам – прибыли наши выпавшие из истории родственнички, родившиеся в космосе, воспитанные в духе поклонения научной логике и готовые нести идеалы человечества к иным мирам. Увы, прогресс обогнал «ковчег», и когда тот прибыл в назначенное место, здесь уже давно кишмя кишело людьми. Не первый случай в истории, надо признать.