Учитель ботаники, или Разговор с растениями, стр. 11
Сделаем разведку о наших растениях. У Мохова будут мои книги, по ним можно навести справки, составить список книг и альбомов, которые можно взять в библиотеке или посмотреть в читальне. По краткой анкете можно будет выдать каждому поселенцу уголка паспорт такого содержания:
Название русское и латинское.
Семейство.
Родина (например, Африка).
Биология (например, растение влажного тропического леса, лиана).
Уход (например, свет, частый полив, почва торфянистая).
Паспорт пишем на картоне, а картон покрываем целлофаном и подвешиваем на крючочках к горшку так, чтобы не затенял растение.
Каждое растение, имеющее паспорт, получает своё место в живом уголке или на окнах кабинета. Растения пустынь — сухолюбы (кактусы, алоэ, агава) — на ярко освещённом окне; растения субтропиков (олеандр, пеларгония, лимон, камелия, бальзамин, фуксия) — на освещённых окнах, а влажных тропических лесов (монстера, аспидистра, бегония, традесканция, а также наш плющ) — в углу у северных окон. Каждый ученик, выдавший паспорт, будет присматривать за своим питомцем. У наших растений будет паспорт при себе, и каждый желающий познакомиться может подойти к нему и обо всём прочесть.
— А нам что делать? Тем, которые не принесли растения…
— Придумаем и для вас дело. А пока помогайте товарищам, ведь некоторые принесли по два растения.
— Николай Павлович, — встал Вася Кожевников, — вот мы сделали живой уголок…
— Не сделали, а ещё создаём.
— Я хотел… а как же вы говорили, ещё будет школьный участок.
— Ты прав. Осень на исходе, надо думать об участке. Вот, кстати, те, кто не принёс растений и хочет добровольно работать, и ты, Кожевников, останьтесь ненадолго. Мы поговорим.
— Заговор продолжается, — шепнула Зина Оле.
— Я вас задержу недолго. — Учитель зашёл в лаборантскую и там положил в карман рулетку. — Пойдёмте, посмотрим, где можно разбить школьный учебный сад…
Они вышли из школы.
— Здесь стадион. А с этой стороны большая ровная площадка, она нам подойдёт. Сирень и другие кусты можно пересадить.
— Да, но тут хотели сделать ещё одну спортивную площадку, там для футбола, здесь — для бега и упражнений на снарядах.
— Не слишком ли много для физкультурников? Надо доказать, что биологический участок для обучения и воспитания очень нужен. Будем бороться за наш сад. А пока я попрошу измерить края площадки рулеткой и отметить углы теми большими булыжниками. Цифры запишите на этой бумажке. Одни измеряют, другие отмечают… Спасибо… На сегодня всё. На днях ещё поизмеряем.
«Сегодня, кажется, удачный день, — подумал учитель. — Только вот напрасно я задерживаю ребят после уроков. Хотя это может считаться продлённым днём. Да и пока родителей нет дома, они всё равно бегают по дворам и уроков не учат».
В дверях школы Николай Павлович чуть не столкнулся с учительницей географии.
— А, Ольга Петровна?
— Вы откуда?
— Да мы тут с ребятами прикидывали, где бы устроить школьный учебный участок. Решили на этом месте.
— Вы всё расширяетесь. То живой уголок, теперь школьный участок. Мы в какой школе с вами преподаём: в сельской или городской? Если в сельской, то зачем садики с клумбами и деляночками. Пусть дети работают на полях в производственных бригадах, а в городской незачем им заниматься сельским хозяйством.
— Вы, уважаемая Ольга Петровна, всегда мне противоречите.
— Нет, просто я хочу понять.
— Так я вам охотно объясню. Наша школа в небольшом городе. Здесь есть дети сельские и городские. Да и независимо даже от этого, в сельских школах учащихся младших и средних классов надо сначала приучать к правильному, культурному посильному сельскохозяйственному труду на небольшой площади, познакомить их не только с местной, краеведческой монокультурой, но шире с многообразными культурами. В нашей социалистической стране нельзя делить учеников на городских и сельских. И не всегда человек живёт на одном месте, переедет в другую область и даже в другую республику и там окажется неграмотным в других условиях сельскохозяйственного производства. Это, если хотите, и есть сельскохозяйственный политехнизм, помните, как говорил Карл Маркс: освоение всей системы производства позволит людям переходить от одной отрасли производства к другой, в зависимости от потребности общества и от их собственных склонностей… И к тому же нам с вами надо возбудить любовь к растениеводству. В городской школе тоже нельзя исключить сельскохозяйственные знания и элементы труда как для общей грамотности и культуры, так и потому, что теперь горожане часто ездят работать на село и в будущем многие могут переселиться туда. Нет, школьный участок нужен не только для изучения биологии, но и, самое важное, для воспитания всех получающих общее образование.
— С вами трудно спорить. Вы очень убеждённый. Я заходила на вашу выставку, но без вас. Люблю смотреть сама без объясняющих экскурсоводов. Заглядывала и в будущий живой уголок. Я хотела вас предупредить. Вы привлекаете Базыкина, но он же хулиган, с ним сладу никакого нет. Вечно шумит, дерётся, всё портит, всех будоражит и, главное, не учится.
— Да, с Базыкиным тяжёлый случай. Но базыкинские руки, кажется, хорошие, он многое умеет делать.
— Руки, но не голова. — Ольга Петровна усмехнулась.
— Не скажите, руки без головы не могут хорошо работать. И, кроме того, в моей голове твёрдо засели высказывания нашего крупного методиста профессора Половцева: нет безусловно хороших или дурных наклонностей, а есть только деятельность, направленная чувством к созиданию или разрушению ценностей этического, эстетического или морального характера. Дав этой деятельности выход в желательном для нас направлении, мы создадим из несносного и безнадёжного ученика полезного деятеля… Кстати сказать, отцу Линнея в школе говорили, что его сын неспособный мальчик, ученье у него не идёт и пастор из него не выйдет. Советовали отцу отдать сына в обучение к столяру или сапожнику. И отец Дарвина упрекал сына: «Ты только думаешь об охоте, собаках и ловле крыс и осрамишь себя и всю нашу семью». Учитель же называл Дарвина «поко куранте», то есть малозаботливый.
— Ну это все ваши, биологи.
— А химик Либих? «Горе наставников и наказание для родителей», — сказал о нём директор гимназии. Я много думал о Базыкине, и мне кажется, что мы имеем дело с избытком сил, который прорывается в сторону наименьшего сопротивления. Вот как обратить эту силу на пользу?
— Вы думаете только о Базыкине, а вот Викулина хорошая, первая ученица, а жаловалась, что у вас по ботанике не может отличиться.
— Видите ли, хороший ученик сам учится. Большее же внимание мы должны уделять слабым, кому надо помочь обрести силы. У Викулиной тоже есть недостатки: она зазнайка, хочет быть лучше всех, выделяться и, что хуже всего, с презрением относится к отстающим. Я стремлюсь отучить Зину от этого.
— Не отучите, — это в характере и на всю жизнь.
— Опять же это большой вопрос. Мы это видим на примерах жизни ряда великих учёных. Но на Зину Викулину надо обратить внимание. Спасибо, что сказали о ней, нехорошо, если девочка обижается, что ей не дают проявить себя полностью.
— У вас, вижу, много забот. И учащиеся, и растения, и кабинет, и уголок, и участок.
— А как же иначе? Такова особенность деятельности учителя биологии. Учитель математики идёт в класс только с куском мела в кармане или, простите, географ — только с картой под мышкой.
— Ну уж вы всегда так, не обойдётесь без шпилек!
— Какие шпильки? Только отвечаю на критические замечания.
Разговор с растениями продолжается
