Властитель, стр. 58

Впрочем, напрягая память, я вспоминаю горячую речь Малинина, последний раз напрягавшего свои философские извилины, мгновенно обесценившиеся новым статусом владельца (зачем Владыке ум?!).

– Смысл! – восклицал он, задетый чьим-то вопросом. – Кто говорит о смысле там, где смысла нет по определению? Наши уважаемые планетарные Мозги просто вклинились в бесконечный процесс, придав ему видимость порядка. А смысл? С точки зрения меня лично, дальнейшая моя жизнь приобретает огромный смысл. И с точки зрения друга нашего Семена – тоже. А вот какой смысл будут видеть обитатели его мира, когда их будут жарить на ядерных горелках, – это уж вопрос иного порядка. Каждый сверчок должен знать свой шесток. Хотя меня лично не интересует шесток безымянного сверчка из чужого мира.

– Ты безнравственен, как все ученые, – сказала Катенька, ласковой безмятежностью тона только поощрив мужа.

– Безнравственен! Я лишь описываю явление уже существующее, а не пытаюсь его изменить. Это уже сделал Мозг и ему подобные. Кстати, они дали возможность каждому – каждому! – обрести бессмертие. Цепь перерождений по закону вероятности обязательно прервется паломничеством, то есть личным бессмертием человека-творца.

– Вот этого я решительно не понимаю, – сказала Марго. – Этот Мозг – один, нас много, вселенных – еще больше, людей там – не пересчитать. Так где все это помещается?

– Радость моя, ты слышала о замкнутых мирах?

– Нет, конечно.

– Ну и ладно. Суть в том, что если Галактика или Вселенная – не важно – уравновесит энергию притяжения всех своих тел – звезд, планет, пыли, и энергию массы этих тел, то суммарная энергия станет равной нулю: плюс на минус дадут мир с нулевой массой, то есть не более чем точку, даже нуль. Миллионы вселенных могут составить часть твоего серого вещества, а создавать их возможностями нашего планетоидного Мозга довольно легко. Достаточно несколько килограммов вещества сжать до десяти-пятнадцати энергограммов в кубическом сантиметре – и процесс запущен. Ты особенно не напрягайся, просто поверь, что создать Вселенную довольно просто. А вот как Мозг привязывает наше сознание к этим поделкам, – это я не могу постичь. Так выпьем же, друзья, за чудо нашего преображения, потому что мне что-то становится грустно.

И мы пили вино, подаваемое нам роботом-официантом с подносом наверху и очень похожим на тумбочку, из которой бесконечно извлекались все новые и новые сосуды с напитками.

А еще мы как-то вдруг оказались с Михайловым вдвоем, и он стал рассказывать мне о чем-то – о детстве? о брате?..

– Брат был для меня всем: другом, отцом, всем. Я еще был шпаной, а он уже работал в полиции. А шпана, она везде шпана. В нашей банде главарем был подлый злобный хорек. Это я сейчас знаю, что он был хорьком, но тогда, подростком я взирал на него снизу вверх, он был примером, самым храбрым, самым сильным. А какие у него были бицепсы!.. Я был принят недавно и должен был утвердить свое место под солнцем. Этот хорек организовал чистку банкоматов в порту, и возглавить нападение, как проходящий испытание новообращенный, должен был я. Вроде справедливо. На самом деле это подлое животное – наш главарь – всегда так подставлял новичков на случай провала операции.

Виктор вздохнул и огляделся вокруг. Он невидяще смотрел на одиноких прохожих, на серебристо мерцающий купол искусственного неба… И не видел.

– Когда нас взяли, – продолжил он, – главарем оказался я. Все на меня показывали, а я не имел формально-мужского права отпираться. Так бы и получил срок, если бы не брат. Он быстро разобрался, что к чему, и насел на следователя. Я помню, мы втроем сидели в кабинете и брат говорил, что человеку надо верить. Если не верить человеку, то и жить не стоит. Он сказал, что готов своей жизнью поручиться, брат, то есть я, никогда больше не преступит закон.

Конечно, брата знали и ему верили. Мне тогда дали условный срок, буквально формальное наказание. Мы потом вышли… я помню, шли рядом и брат повторил: "Это самое трудное – поверить человеку. Себе иногда не веришь, что там о других говорить! Запомни, брат. Тебе не только я поверил, на тебе теперь ответственность за две судьбы: мою и Сергеича, твоего следователя. Но я знаю, человеку стоит верить". Он так и сказал, а потом его убили.

– Я его не убивал, Виктор. Мне ты должен верить. Я клянусь…

– Понимаешь, я бы не стал тебе рассказывать о брате, если бы не понял, что ты ни при чем. Я хочу найти убийцу.

– Мы его вместе найдем, Виктор.

– Ну что ж… побратим, – сказал он и протянул мне твердую сильную руку друга.

45

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я немного помедлил, прежде чем пройти черную мембрану, перекрывающую коридор. Что ждет меня впереди? Каков окажется мир, созданный лично моим подсознанием? Какова жизнь Бога?

Утром за мной зашел Персей, управляющий этим планетоидом. И я уже понимал, что больше никогда не увижу своих товарищей, с которыми успел сдружиться, и между нашим вчерашним расставанием лежит не ночь, а бездна ночей, бездна, которая сразу стала материальной, стоило роботу сказать:

– Пора!

Мы с Персеем довольно долго двигались по центральному туннелю. Время от времени яркая вспышка отмечала появление боковых ответвлений, под разными углами отходящих от главного хода. Одновременно из ослепительного тумана вспышек высовывались гибкие тупые щупальца, неощутимо касались меня и белкового робота, и сразу же серебристый губчатый пластик пола делал скачок к следующей вспышке. Мы все быстрей и быстрей неслись в безынерционном поле главного ствола, пока вспышки не превратились в сплошной яркий свет, пульсирующий замедленным метрономом, а в такт вспышкам в памяти звучали слова Мозга;

– Задача любой культуры состоит в выживании носителей этой культуры. Но для нас каждый отдельный социум важен лишь как средство абстрагирования, трамплин в ирреальность, помогающий постижению не задействованных эволюцией потенций Разума, в рамках любой культуры добровольно следующего цели эволюции, вернее, самоцели. Ибо смысл кода на антропогенетическом уровне стал средством передачи, а значит, для Духа не поставлена задача соразмеримая с его возможностями, силу которых ему обычно не дано познать, ибо составители программы всегда вне и всегда недостижимо удалены…

Туннель стал заметно подниматься, продолжая все явственнее закручиваться по спирали. Подумать только! Живя на поверхности планетоида, трудно вообразить, что под зримой поверхностью все изрыто сотами ходов. Планетоид источен насквозь, словно сыр или муравейник.

Витки туннеля закручивались все туже, пока не слились в одной точке, и вдруг все кончилось мгновенным толчком темноты: лифт мягко выдохнул нас в очень большой, ярко освещенный зал. В середине зала, словно маленькая затерянная планетка, медленно вращаясь, висел трехметровый шар. Это был Мозг К – 15585. Лично я, даже сейчас, весьма приблизительно знал его устройство. Я знал, что, окруженный гелиевой атмосферой со строго определенными свойствами, Мозг был абсолютно изолирован от каких бы то ни было воздействий со стороны и, кроме того, после установки вокруг него включилось, чтобы уже никогда не отключаться, защитное поле. А внутри Мозга было заключено переплетение нейронных связей неслыханной сложности, которое и было собственно Мозгом. Все остальное пространство зала пустовало, потому что посредниками между Мозгом и внешним миром – его голосом, его руками, его органами чувств – служили роботы.

И только у одной из стен находилась узнаваемая уже мембрана, затягивающая каркас ворот, через которые осуществлялся переход в разные миры, а сегодня, сейчас – мой переход в сотворенный мною же мир.

Персей пристально смотрел мне в глаза.

– Пора! – сказал он. – Осмотрись сначала. Мир хоть и сотворен тобой и связан с твоим мозгом непосредственно, но все-таки он объективно существует вне тебя. Тебе придется привыкать.

Я немного помедлил, прежде чем шагнуть во мрак – вполне понятная нерешительность, – но, собравшись с духом, пошел.