Не целуйтесь с незнакомцем, стр. 43

11

– Приглашение на чай – господи, что за церемонии! – скрипнул зубами Ник, уже проклиная себя за согласие. Он стоял перед зеркалом в номере лондонского отеля и повязывал галстук. – Признайся, хвастун, ведь тебя снедает любопытство.

Ему действительно хотелось узнать, что теперь предпримут Атертоны, чтобы получить его акции, поэтому он и согласился составить компанию Уоррену.

Встреча с графом Лифортом не только должна была удовлетворить его любопытство, но и давала возможность улизнуть от Марка Нолана и Гленнис, его новой жены. Ник должен был встретиться в Лондоне с начальством по вопросу сотрудничества с фирмой «Тьюкс». Потом следовало присутствовать на совместном ужине и затем отправиться в театр. Приглашение Уоррена было удобным предлогом оторваться от коллег.

– Чай? – Он показал язык своему отражению. В Копыте Мула двое, которым было о чем поговорить, назначали встречу в пивной, где и устраняли все разногласия под вопли музыкального автомата. В Японии, впрочем, все происходило по-другому. Видимо, и в Англии тоже.

Ник полагал, что Пифани предупредила Уоррена по телефону о том, что Ник наведается по делам в Лондон.

Три дня назад, принимая от портье отеля «Дьюкс» на Сент-Джеймс-стрит ключи от номера, он получил записку от Уоррена. Это было приглашение в клуб, но на клуб Нику не хватило времени. Тогда Уоррен настоял на встрече за чаем.

Граф торопится встретиться! Ник пригладил лацканы пиджака. Интерес Атертонов явно не исчерпывался приобретением его акций. Видимо, они попали в отчаянное положение. Ник догадывался, что Бредфорды заполучили еще один пакет акций, хотя пока об этом не было и речи.

Любопытно, что узнала от Пифани Джанна, побывав в Риме? Он сомневался, что тетя выложила племяннице всю правду, которая состояла в том, что Ник изъявил согласие расстаться с акциями именно за ту цену, которую заплатил за них Трейвис, не желая наживаться за счет женщины, так хорошо относившейся к его другу. Однако Пифани отказалась от его предложения и попросила никому не уступать акции до его перевода с Мальты в другое место. Особенно она настаивала на том, чтобы он скрыл их договоренность от Джанны, что очень удивило Ника. Видимо, она решила устроить племяннице испытание: пусть, мол, наседает на него, Ника, считая, что сделка может состояться.

Он посмотрел на часы. Брать такси и мчаться по продиктованному Уорреном адресу было еще слишком рано. Ник включил телевизор и стал искать Си-эн-эн. На одном из каналов он уловил слово «Лифорт» и остановился, прислушиваясь.

Накрахмаленный субъект в модном пальто бубнил в микрофон. Внизу экрана застыла надпись: «Запись».

– Граф Лифорт обратился к палате лордов с предложением ограничить выдачу лицензий телевизионным компаниям, вещающим с помощью спутников...

Собеседнику репортера было примерно столько же лет, сколько Нику, разве что на год меньше. Уоррен Атертон полностью отвечал представлению Ника о современном аристократе: держится с достоинством, но без зазнайства, высок, худощав, светловолос, голубоглаз.

Репортер сунул микрофон Уоррену под нос.

– Что послужило толчком к вашему сегодняшнему выступлению?

– Возмущение программой «Британского спутникового телевидения» под названием «Привет, милашка, вот я и дома». Она воинственно безвкусна, а главное, принижает значение борьбы Британии против Гитлера.

Уоррен смотрел прямо в камеру с таким искренним видом, словно хотел сказать зрителям: «Я выражаю ваши насущные интересы». Харизма! Ник умел узнавать людей, обладающих этим завидным свойством, тем более что таковые были наперечет. Это не приобретешь за деньги. Тот, кто не родился таким, уже никогда не сможет таким стать.

– Зрителям, незнакомым с этой телепрограммой, – сказал репортер, – мы покажем несколько отрывков.

На экране стали чередоваться эпизоды пошловатой комедии из домашней жизни Адольфа Гитлера и Евы Браун. Актеры, изъяснявшиеся с нью-йоркским акцентом, изображали обитателей обветшалого жилого дома в Берлине. Им мешали жить шумливые соседи-евреи по фамилии Гольденштейн. Одновременно высмеивался Невилл Чемберлен, приглашенный на ужин и глуховато разглагольствующий о мире; нахальные Гольденштейны ввалились без приглашения и скоропостижно напились.

– Думаю, – заключил Уоррен, снова появившийся на экране, – комиссии следует знать, какого типа программы собирается передавать тот или иной канал, и на основании этого принимать решение о лицензии.

– Оставайтесь с нами, – сказал репортер. – Следующее интервью я возьму у Хайма Пиннера, генерального секретаря Совета депутатов британских евреев. Но сначала – несколько слов от нашего спонсора. Мы скоро продолжим.

Нику не хватило времени выслушать Пиннера, однако его отношение к спектаклю не вызывало сомнений. Сбегая вниз по лестнице, Ник подумал, что программу не одобрила бы и Пифани, а с ее мнением он был готов солидаризоваться. Она провела несколько лет буквально в подземелье, борясь с нацизмом. Для нее эта тема не могла служить предметом насмешек.

Привратник подозвал такси. Таксист, сразу обративший внимание на акцент Ника, пустился в пространные объяснения о том, что стоящий неподалеку Сент-Джеймский дворец, построенный Генрихом VIII, был резиденцией монархов дольше, чем Букингемский дворец. Если господин желает полюбоваться сменой караула у Букингемского дворца, не оказавшись при этом в толпе зевак, то это можно сделать во дворе напротив Марлборо-Хауз. Ник машинально повторял: «Интересно», но на самом деле почти не слушал словоохотливого водителя.

Путешествие по городу в час пик заняло больше времени, чем Ник предполагал, хотя на карте фешенебельный район располагался совсем рядом. Здесь обладатель двух миллионов долларов сошел бы за незаметного прохожего. Здесь гордо высились дома эпохи короля Георга, сохранились вековые деревья, на обочинах сверкали лаком дорогие автомобили. Здесь вдоль Итон-сквер тянулись посольства с мокрыми от ползущего с Темзы тумана флагами. Ник решил, что этот район дает представление о том, каким был Лондон лет сто тому назад, когда еще не было необходимости в следящих камерах, телохранителях и сторожевых псах.

Свернув на Лаундес-плейс, он остановился перед домом, затмевавшим размерами соседние здания, тоже бывшие не из числа хижин. Он расплатился с водителем и взбежал по ступенькам. Постучав в дверь молоточком в виде лисьей головы, он поспешно поправил галстук.

Ливрейный дворецкий провел его по мраморному холлу, украшенному картинами импрессионистов. Все здесь свидетельствовало о старых деньгах. Ни в Техасе, ни в высокотехнологической Японии такого не встретишь, зато здесь этого добра было хоть отбавляй. Ник последовал за дворецким в просторный зал, в котором уже собрались несколько человек. Судя по всему, Атертоны приготовились давить на него по всем правилам приличия. На сверкающем потолке бойкий живописец изобразил рай в своем понимании, то есть голозадых ангелочков, парящих среди облаков, играющих на арфах и посылающих друг дружке воздушные поцелуи. Ник сначала не заметил рыжеволосую особу потрясающей красоты, сидящую в одиночестве, – его взгляд был устремлен в дальний угол, где стояли у камина Уоррен и Джанна. Джанна улыбалась брату доверчивой, любящей улыбкой. Услышав от него какую-то шутку, она радостно рассмеялась.

Ник инстинктивно сделал шаг назад. Зрелище Джанны и Уоррена, любящих друг друга брата и сестры, навеяло на него грустные воспоминания. Он вспомнил, как много лет назад впервые появился у Прескоттов. Остин отправил тогда Ника во двор, где Трейвис и Аманда Джейн несли дежурство у жаровни с барбекю. Он засмотрелся на них из дверей. Их завидная близость и нескрываемая любовь так и просились на полотно художника.

До того вечера в Хьюстоне Ник не сумел бы ответить, чего ему не хватало всю предшествующую жизнь. Упоительный запах мяса на вертеле подсказал ему, в чем заключается истина. Его мать всю жизнь напоминала ему канатоходца, опасающегося свалиться в пропасть. Только канат был натянут у нее в душе. Она была не способна на любовь. Даже Коди она не любила по-настоящему; смерть сына дала ей всего лишь еще одну тему для бесконечных причитаний.