Полмира (ЛП), стр. 69

Ярви удивленно посмотрел на Мать Скаер.

– Она?

– Мой новый министр.

– Приветствую вас, Отец Ярви. – Молодые беловолосые мече- и щитоносец Горма разъехались, чтобы пропустить всадника. Всадницу в плаще на бледной лошади. Она откинула капюшон, и подувший холодный ветер, хлестнул ее светлыми волосами по сухопарому лицу. Ее глаза жарко сияли, она улыбалась. Ее улыбка настолько искривилась от горечи, что на нее было трудно смотреть.

– Думаю, вы знаете Мать Исриун, – пробормотал Горм.

– Дурно воспитанное дитя Одема, – прошипела королева Лаитлин, и по ее голосу было ясно, что это не входило в ее планы.

– Вы ошибаетесь, моя королева. – Исриун криво улыбнулась ей. – Теперь моя единственная семья – это Министерство, в точности как у Отца Ярви. Наш единственный родитель – это Праматерь Вексен, а, брат? После полного провала в Первом из Городов она перестала чувствовать, что Сестре Скаер можно доверять. – Лицо Скаер дернулось от этого титула. – Так что она отправила меня занять ее место.

– И вы это допустили? – пробормотал Ярви.

Горм кисло поводил языком во рту, ему самому это явно не очень нравилось.

– Я должен принимать во внимание свою клятву Верховному Королю.

– Ломатель Мечей столь же мудрый, сколь и сильный, – сказала Исриун. – Он помнит свое должное место в мировом порядке. – От этого Горм стал выглядеть еще кислее, но хранил задумчивую тишину. – Вы в Гетланде кое-что забыли. Праматерь Вексен требует покарать вас за вашу заносчивость, за ваше высокомерие, за вашу нелояльность. Прямо сейчас Верховный Король поднимает огромную армию бесчисленных тысяч нижеземцев и инглингов. Он призывает их чемпиона, Светлого Иллинга, командовать ими! Величайшая армия из тех, что когда-либо видело Расшатанное море! Готовая маршировать по Тровенланду ради славы Единого Бога!

Ярви фыркнул.

– И вы встанете с ними, Гром-гил-Горм? Преклоните колени перед Верховным Королем? Падете ниц перед его Единым Богом?

Длинные волосы трепетали от ветра на покрытом шрамами лице Горма, его хмурый вид был словно вырезан из камня.

– Я встану там, куда меня поставят мои клятвы, Отец Ярви.

– И все же, – сказала Исриун, жадно потирая тонкие ручки, – Министерство всегда говорит о мире. Единый Бог всегда предлагает прощение, как бы мало оно не было заслужено. Избежать кровопролития – это благородное желание. Мы поддерживаем наше предложение поединка королей, чтобы разрешить этот вопрос. – Ее губы скривились. – Но боюсь, король Утил слишком стар, и слаб, и подавлен болезнью, чтобы сражаться. Несомненно, это наказание Единого Бога за его неверность.

Лаитлин глянула на Ярви, и министр едва заметно кивнул.

– Утил послал меня вместо себя, – сказала она, и Колючка почувствовала, как ее сердце, уже громко стучавшее, начало биться за ребрами. – Вызов королю – это так же и вызов его королеве.

Мать Исриун пренебрежительно расхохоталась.

– Вы будете сражаться с Ломателем Мечей, позолоченная королева?

Губы Лаитлин скривились.

– Королева не сражается, дитя. Мой Избранный Щит постоит за меня.

И Колючка почувствовала, как на нее нашло ужасное спокойствие, и под своим капюшоном она начала улыбаться.

– Это жульничество, – бросила Исриун, и ее улыбка исчезла.

– Это закон, – сказал Ярви. – Министр короля должен понимать это. Вы бросили нам вызов. Мы его приняли.

Горм махнул огромной рукой, словно отгонял надоедливую муху.

– Жульничество или закон, все равно. Я буду сражаться с кем угодно. – Казалось, он почти скучает. – Покажите мне вашего чемпиона, Лаитлин, и завтра на рассвете мы встретимся на этой земле, я убью его, сломаю его меч и добавлю навершие к своей цепи. – Он повернул глаза на воинов Гетланда. – Но ваш Избранный Щит должен знать, что Мать Война дохнула на меня в колыбели, и было предсказано, что ни один мужчина не сможет меня убить.

Лаитлин холодно улыбнулась, и все встало на свои места так гладко, словно детали замка?, и предназначение богов для Колючки Бату неожиданно раскрылось.

– Мой Избранный Щит не мужчина.

Итак, пришло время показать меч. Колючка стащила плащ и отбросила его прочь. В тишине воины Гетланда разделились, и она провела свою лошадь между ними, сосредоточив взгляд на короле Ванстерланда.

Увидев, как она приближается, он сморщил от сомнения свое огромное чело.

– Гром-гил-Горм, – тихо сказала она, проехав между Лаитлин и Ярви. – Ломатель Мечей. – Лошадь Матери Исриун отпрянула с ее пути. – Создатель Сирот. – Колючка осадила лошадь перед ним, его хмурое лицо освещалось красным от ослепительного света ее эльфийского браслета, и она наклонилась в седле, чтобы прошептать.

– Твоя смерть идет. 

Храбрый вид 

Еще некоторое время они не шевелились. Ее волосы щекотали его лицо, ее ребра прижимались к его ребрам с каждым жарким вздохом. Она целовала его в раскрытые губы, касалась носом его лица, а он все так же спокойно лежал. Она соскользнула с него, растянулась рядом с довольным ворчанием, а он спокойно лежал. Она ерзала возле него, положила голову ему на плечо, ее дыхание замедлялось, затихало, а он спокойно лежал.

Конечно, он должен был держать ее, как скупердяй свое золото, получая все от каждого мига, что у них был.

Но вместо этого Бренд был сердит, угрюм и напуган. Вместо этого прикосновения к ее липкой коже, казалось, заманивают его в ловушку. Ее жар душил его, и он высвободился от нее и встал, попал в темноте головой по парусине и откинул ее рукой, чертыхаясь и заставляя ткань хлопать и качаться.

– Ты определенно преподал моей палатке урок, – раздался голос Колючки.

Он ее почти не видел. Быть может только маленький полумесяц света на ее плече, когда она поднялась на локте. Слабый отблеск в уголках ее глаз. Проблеск золота в волосах.

– Значит, ты будешь с ним сражаться? – сказал он.

– Надо полагать.

– С Гром-гил-Гормом.

– Если только он не испугается и не решит не показываться.

– Ломатель Мечей. Создатель Сирот. – Имена падали в темноту. Имена, которых боялись великие воины. Имена, которыми матери пугали своих детей. – Сколько поединков он провел?

– Говорят, два десятка.

– А сколько ты?

– Ты знаешь сколько, Бренд.

– Ни одного.

– Что-то около того.

– Скольких он убил?

– Ямы полны ими. – Теперь ее голос становился сердитым, от ее эльфийского браслета из-под одеяла полилось огненно-красное свечение. – Наверное, больше, чем любой человек по всему Расшатанному морю.

– Сколько наверший на той его цепи? Сотня? Две?

– И среди них навершие моего отца.

– Собираешься пойти по его стопам?

Свечение разгорелось сильнее, показывая ему черты ее сердитого лица.

– Раз уж ты спросил, я надеюсь убить этого ублюдка и оставить его труп воронам.

Между ними опустилась тишина, кто-то прошел снаружи с факелом, оранжевый свет промелькнул по одной стороне Колючкиного лица, осветив шрам в форме звезды на ее щеке. Бренд встал на колено, на одном уровне с ней.

– Мы могли бы просто уйти.

– Нет, не могли бы.

– Отец Ярви впутал тебя в это. Уловка, игра, как с тем отравителем в Йельтофте. Все это его план…

– А что если и так? Я не ребенок, Бренд, мои глаза были открыты. Я поклялась ему, а еще королеве, и я знала, что значили эти клятвы. Я знала, что возможно мне придется сражаться за нее. Я знала, что мне, возможно, придется за нее умереть.

– Если возьмем двух лошадей, то сможем быть в десяти милях отсюда к рассвету.

Она сердито пнула одеяло и откинулась, закрыв лицо руками.

– Мы не бежим, Бренд. Никто из нас. Я сказала Горму, что его смерть идет. Все будут несколько разочарованы, если я даже не приду, а?

– Мы могли бы отправиться на юг, в Тровенланд, наняться на корабль и спуститься по Священной. В Первый из Городов. Виалина дала бы нам местечко. Ради богов, Колючка, это же Ломатель Мечей…

– Бренд, стой! – прорычала она, так внезапно, что он отпрянул. – Ты думаешь, я всего этого не знаю? Думаешь, в моей голове уже не стоит гул от этого, словно она – чертово осиное гнездо? Думаешь, я не знаю, что каждый в нашем лагере думает о том же и приходит к тем же выводам? – Она еще наклонилась вперед, ее глаза блестели. – Я скажу тебе, что ты мог бы сделать для меня, Бренд. Ты мог бы быть единственным человеком на пятьдесят миль вокруг, который думает, что я могу победить. Или по крайней мере притвориться, что думает. Это не твой выбор, а мой, и я его сделала. Твой выбор – это быть моим напарником, или уходить.