Полмира (ЛП), стр. 67

– У Избранного Щита есть палатка.

– Хочешь, чтобы я позавидовал?

– Нет, она маленькая. – Она сделала еще один маленький шаг. – Но в ней есть постель.

– Эта история мне начинает нравиться.

– Впрочем, немного холодная. – Она сдвинулась еще на один шаг, и они оба улыбались. – Когда я в ней одна.

– Я мог бы сказать Сордафу, думаю, он может согреть одеяло, пукнув один раз.

– Сордаф – это все, о чем может мечтать большинство женщин, но у меня всегда были странные вкусы. – Она потянулась, убрала волосы с его лица, используя пальцы как гребень. – У меня на уме кое-кто другой.

– Много народу смотрит, – сказал Бренд.

– Как будто мне не наплевать.

Трусость 

Они встали на колени в линию. Три юных парня и Бренд. Двое из тех, что направляли копья на старого фермера. Один, который плакал, поджигая дома. А последний отпустил единственного раба, которого удалось захватить.

Те еще воины.

И все же они были здесь. Вокруг них собралась толпа вооруженных воинов Гетланда в доспехах, готовых принять их в свое братство. Готовых к тому, что они будут стоять с ними плечом к плечу, когда встретят Гром-гил-Горма с его ванстерами в назначенном месте. Готовых нести их в железные объятья Матери Войны.

Король Утил изменился за тот год, что Бренд видел его в последний раз, и не к лучшему. Его кожа стала такой же железно-серой, как и волосы; слезящиеся глаза тонули в темных тенях. Казалось, он усох на своем стуле, почти не двигался, словно Королевский Обруч на его челе был непосильной тяжестью. Его руки дрожали, когда он баюкал свой обнаженный меч.

Отец Ярви уселся на стуле сбоку от короля. Прямая, как стрела, королева Лаитлин сидела по другую руку, расправив плечи и сжав кулаки на коленях, осматривая толпу своим бесстрастным взглядом, словно могла восполнить своей силой слабость мужа.

Колючка стояла, у плеча королевы, вздернув подбородок и с вызовом в глазах. Она сложила руки, и эльфийский браслет горел холодным белым светом на ее запястье. Она выглядела как кто-то из песен, Избранный Щит от пальцев ног до наполовину побритого скальпа. Бренд с трудом мог поверить, что выбрался из ее постели часом раньше. По крайней мере, было хотя бы что-то, чем он был доволен.

Король медленно скользнул взглядом по линии парней до Бренда и прочистил горло.

– Вы молоды, – сказал он, и его голос скрипел так тихо, что его было едва слышно за хлопаньем палатки на ветру. – Но мастер Хуннан решил, что вы достойны, а Гетланд осажден врагами. – Он немного поднялся на своем сидении, и на миг мелькнул тот человек, чья речь вызывала дрожь у Бренда на берегу перед Торлби. – Мы идем к Зубу Амона, чтобы встретиться в битве с ванстерами, и нам нужен каждый щит! – Он зашелся в кашле, и прохрипел: – Сталь это ответ. – Потом он свалился обратно на свой стул, и Отец Ярви наклонился близко к нему, чтобы прошептать что-то на ухо.

Мастер Хуннан шагнул вперед с мечом в руке и хмурым лицом, чтобы встать перед первым из парней.

– Клянешься ли ты в верности Гетланду?

Парень сглотнул.

– Клянусь.

– Клянешься ли ты служить королю?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты стоять со своими напарниками в стене щитов и повиноваться приказам?

– Клянусь.

– Тогда поднимись, воин Гетланда!

Парень поднялся, и выглядел скорее напуганным, чем счастливым, и все мужчины вокруг него ударили кулаками по груди, загрохотали рукоятями топоров по щитам, одобрительно топнули сапогами по земле.

Бренду понадобился миг, чтобы с трудом сглотнуть. Вскоре настанет его очередь. Этот день должен был стать днем, которым он гордился бы больше всех в своей жизни. Но поскольку он думал о пепле Халлеби и Риссентофта, о старике, истекающем кровью на своем пороге и о женщине с веревкой на шее, гордость не была на первом месте среди его чувств.

Толпа одобрительно закричала, когда второй парень в третий раз сказал «Клянусь», и мужчина позади вздернул его на ноги, словно рыбу из пруда.

Бренд поймал взгляд Колючки, и ее рот изогнулся в легчайшей улыбке. Он улыбнулся бы в ответ, если бы не был переполнен сомнениями. Делай хорошее, говорила его мать на последнем издыхании. Чего хорошего они сделали в Риссентофте прошлой ночью?

Когда третий парень произносил свои клятвы, в его глазах снова стояли слезы, но воины приняли их за слезы гордости и кричали ему громче всех прочих. Грохот оружия резал по натянутым нервам Бренда.

Желваки Хуннана заходили, и он нахмурился еще сильнее, когда к нему вышел Бренд, и все затихли.

– Клянешься ли ты в верности Гетланду?

– Клянусь, – прохрипел Бренд пересохшим ртом.

– Клянешься ли ты служить королю?

– Клянусь, – прохрипел Бренд и в его ушах грохотало.

– Клянешься ли ты стоять со своими напарниками в стене щитов и повиноваться приказам?

Бренд открыл рот, но слова не вылетали. Натянулась тишина. Улыбки опали. Он чувствовал на себе каждый взгляд. Раздался слабый скрип металла, когда воины тревожно зашевелились.

– Ну? – бросил Хуннан.

– Нет.

Тишина растянулась еще на один тяжелый миг, как тишина перед ливнем, а потом раздался гул недоверчивого бормотания.

Хуннан изумленно смотрел на него.

– Чего?

– Встань, мальчик, – донесся скрежещущий голос короля, и пока Бренд вставал на ноги, шум становился все сердитее. – Я такого никогда прежде не слышал. Почему ты не произнес свою клятву?

– Потому что он трус, – прорычал Хуннан.

Гул бормотания стал громче и еще сердитей. Парень рядом с Брендом уставился на него широко раскрытыми глазами. Ральф сжал кулаки. Отец Ярви поднял одну бровь. Колючка шагнула вперед, ее рот скривился, но королева остановила ее поднятым пальцем.

Поморщившись, король с трудом поднял одну костлявую руку, посмотрел на Бренда, и его воины замолкли.

– Я спросил его.

– Может я и трус, – сказал Бренд, хотя его голос звучал намного более храбро, чем обычно. – Мастер Хуннан убил старого фермера прошлой ночью, и я был слишком труслив, чтобы остановить его. Он выставил троих учеников против одного на испытании, и я был слишком труслив, чтобы выступить за одного. Стоять за слабого против сильного. Разве не таким должен быть воин?

– Черт тебя возьми, лжец! – прорычал Хуннан. – Я…

– Придержите язык! – прорычал Отец Ярви, – пока король не попросит вас говорить.

Хмурый вид мастера над оружием был убийственным, но Бренду было все равно. Он чувствовал себя так, словно поднял груз. Словно на его плечах снова был вес Южного Ветра, и внезапно он его отпустил. Он почувствовал, впервые с тех пор, как покинул Торлби, что стоит в свете.

– Вам нужен кто-то без страха? – Он выбросил руку вперед. – Она стоит там. Колючка Бату, Избранный Щит королевы. В Первом из Городов она сражалась одна с семерыми и спасла императрицу Юга. Об этом поют песни по всему Расшатанному морю! И несмотря на это вы предпочтете мальчишек, которые едва знают, за какой конец копья держаться. Что это за безумная гордыня? Что за глупость? Я когда-то мечтал быть воином. Служить вам, мой король. Сражаться за мою страну. Чтобы за моим плечом был верный брат. – Он посмотрел Хуннану прямо в глаза и пожал плечами. – Если быть воином означает это, я не хочу принимать в этом участия.

Снова выплеснулся гнев, и снова королю Утилу пришлось поднять дрожащую руку ради тишины.

– Некоторым здесь, быть может, плевать на твои слова, – сказал он. – Но это слова не труса. Некоторых мужчин коснулся Отец Мир. – Его усталые глаза повернулись на Ярви, потом на Колючку, один глаз начал мигать. – Так же как некоторых женщин коснулась Мать Война. Смерть… ждет всех нас. – Его рука на мече неожиданно задрожала сильнее, чем прежде. – Каждый из нас должен найти свой… верный путь… к ее двери…

Он завалился вперед. Отец Ярви бросился со своего стула и поймал короля прежде, чем тот упал. Его меч соскользнул с коленей и, громыхая, упал в грязь. Ярви и Ральф подняли Утила с его стула и повели обратно в его палатку. Его голова склонилась. Его ступни тащились по грязи. Гул бормотания стал громче, чем прежде, но теперь он был потрясенный и напуганный.