Полмира (ЛП), стр. 52

– А вспыльчивая девчонка, заноза в заднице мира, которая ничего не знает, могла попасться в эти сети.

– Такое могло случиться.

– В тебе тоже есть хитроумие. – Отец Ярви аккуратно сложил бинты и нож в свою сумку. – Но ты должна знать, что хитроумный человек никогда не раскроет свои схемы. Даже своим друзьям. – Он похлопал ее по плечу и встал. – Как говорила моя старая учительница, храни свою ложь лучше, чем зерно зимой. А теперь отдыхай.

– Отец Ярви? – Он обернулся, черная фигура в ярком контуре двери. – Если бы я не убила того отравителя… кто бы выпил воду?

Повисла тишина, и из-за этого света позади него, Колючка не видела лица Ярви.

– Некоторые вопросы лучше не задавать, Колючка. И уж точно на них лучше не отвечать.

– Ральф снова собирал команду. – Бренд попинал невидимую пыль кончиком сапога. – Несколько новых человек, но по большей части старые лица. Колл говорит, что ждет не дождется, когда начнет украшать резьбой другую часть мачты. А Досдувой думает начать проповедовать на севере слово Единого Бога. Фрор тоже с нами.

Колючка тронула пальцем свои бинты.

– Думаю, теперь народ меня будет спрашивать о том, как я получила эти шрамы, да?

– Геройские отметины, – сказал Бренд, почесывая шрамы, вившиеся по его предплечьям. – Отметины достойных деяний.

– Не думаю, что мой внешний вид когда-либо был моей сильной стороной. – Снова неловкая тишина. – Отец Ярви говорит, ты убил герцога Микедаса.

Бренд поморщился, поскольку воспоминание было далеко не из приятных.

– Его убила земля. Я лишь познакомил его с ней.

– Не похоже, чтобы ты этим гордился.

– Нет. Не уверен, что Мать Война коснулась меня так же, как тебя. У меня нет твоей…

– Ярости?

– Я собирался сказать «храбрости». Гнева во мне достаточно. Просто я бы хотел, чтобы это было не так.

– Отец Ярви говорит, ты тащил меня назад. Он говорит, что ты спас мне жизнь.

– Всего лишь делал то, что делают напарники по веслу.

– Все равно, спасибо за это.

Он уставился в землю, покусывая губу, и наконец посмотрел на нее.

– Прости меня. За все, чего бы я там не сделал. За… – У него снова был этот беспомощный вид, но у нее не возникло желания удержать его, ей захотелось его ударить. – Прости.

– Это не твоя вина, – проскрежетала она. – Просто так все получилось.

– Хотел бы я, чтобы получилось по-другому.

– Я тоже. – Она была слишком уставшей, слишком больной, слишком раненной внутри и снаружи, чтобы постараться все сгладить. – Вряд ли можно сделать себя кем-то другим, так ведь?

– Наверное, – сказал он покорным тихим голосом, из-за которого ей еще сильнее захотелось его ударить. – Мы через многое с тобой прошли. Надеюсь, все еще сможем быть друзьями.

Она сделала голос холодным. Холодным и острым, как обнаженный клинок. Либо так, либо она начала бы плакать, а на это она пойти не могла.

– Не думаю, что для меня это сработает, Бренд. Не вижу, как все может вернуться и стать таким, как было.

Его рот от этого жалко скривился. Словно это ему было больно. Вина, скорее всего, и Колючка надеялась, что ему от этого больно. Надеялась, что ему хотя бы вполовину так же больно, как ей.

– Как хочешь. – Он повернулся к ней спиной. – Я буду рядом. Если понадоблюсь.

Дверь закрылась, она сжала зубы, и лицо от этого заболело. Она почувствовала, как из глаз текут слезы, и смахнула их прочь. Это было нечестно. Совсем не честно, но она думала, что в любви честности даже меньше, чем на поле битвы.

Одурачить себя и однажды было уже слишком часто. Надо было вырвать эти надежды, прежде чем они могли пустить корни. Нужно было убить семена. Как только смогла, она доковыляла до Ральфа и попросила посадить ее на другое весло на обратном пути.

Уж это-то они ей должны, не так ли? 

Странные союзники 

– Так вы уезжаете? – спросила Сумаэль, и ее тяжелые шаги эхом отдавались в коридоре.

– В течение недели, – сказал Отец Ярви. – Мы и так можем не добраться до дома, прежде чем замерзнет Священная. Ты всегда можешь поехать с нами. Не притворяйся, что не скучаешь по северным снегам.

Она засмеялась.

– О, каждый теплый день здесь я хочу снова замерзнуть почти до смерти. Ты всегда можешь остаться с нами. Разве тебе не нравится южное солнце?

– Я слишком бледный. Я сгорю, прежде чем почернею. – Он неровно вздохнул. – И мне нужно сдержать клятву.

Ее улыбка опала.

– Не думала, что ты относишься к клятвам так серьезно.

– К этой отношусь, – сказал Отец Ярви.

– Ты разобьешь мир, чтобы сдержать ее?

– Надеюсь, до этого не дойдет.

Сумаэль фыркнула.

– Ты знаешь, как бывает с надеждами.

– Я знаю, – прошелестел Бренд. У него было чувство, что здесь идет два разговора. Один на виду, и один скрыт. Но он всегда плохо разбирался в разговорах, или в том, что скрыто, так что больше ничего не сказал.

Сумаэль распахнула ворота, раздался визг ржавых петель, грубые ступени уходили в темноту.

– Она там.

Сводчатый проход снизу был покрыт плесенью, и что-то быстро сбежало от мерцающего света факела Бренда.

– Просто иди за мной, – сказал Ярви.

Бренд устало кивнул.

– А куда ж еще-то?

Они остановились перед решеткой. Бренд увидел блеск глаз в тени, и подошел ближе, поднимая факел.

Мать Скаер, некогда министр Ванстерланда, а затем посол Праматери Вексен, теперь сидела у стены из покрытой мхом скалы, свесив набок побритую голову, положив татуированные руки на колени, свесив длинные кисти. У нее на запястье было пять эльфийских браслетов из золота и стекла, блестел отполированный металл. Когда-то один их вид заставил бы Бренда благоговеть, но теперь они казались жалкими, безвкусными, изломанными, в сравнении с тем, что носила Колючка.

– А, Отец Ярви! – Скаер вытянула в их сторону длинную ногу, застучали цепи от железной ленты на ее голой лодыжке. – Пришли позлорадствовать?

– Разве только немного. Как вы можете винить меня? В конце концов, вы участвовали в заговоре с целью убийства императрицы Виалины.

Мать Скаер зашипела.

– Я тут ни при чем. Праматерь Вексен послала меня сюда, чтобы не дать этому надутому заносчивому пустомеле герцогу Микедасу сделать какую-нибудь глупость.

– И почему все обернулось так? – спросил Отец Ярви.

Мать Скаер подняла цепь, чтобы показать им и уронила на колени.

– Вам должно быть известно лучше, чем кому угодно, что хороший министр дает самый лучший совет из тех, что может дать, но в конце концов правитель делает что хочет. Этого вы привели, чтобы напугать меня? – Взгляд синих глаз Матери Скаер сместился на Бренда, и даже через решетку он почувствовал холод. – Он не страшный.

– Как раз наоборот, я привел его, чтобы вы чувствовали себя уютно. Моя страшная получила царапину, убивая семерых, когда спасала императрицу и рушила ваши планы. – Бренд не стал указывать на то, что двоих из них убил он. Он не гордился этим, и начинал чувствовать, что это не та история, которую все хотят рассказывать. – Но она хорошо выздоравливает. Возможно, сможет напугать вас позже.

Мать Скаер посмотрела прочь.

– Мы оба знаем, что для меня нет никакого «позже». Надо было убить вас в Амвенде.

– Я помню, вы хотели оставить мои кишки воронам. Но Гром-гил-Горм сказал: «Зачем убивать того, кого можно продать?»

– Его первая ошибка. Вторую он сделал, поверив вам.

– Что ж, Горм воин, как и король Утил, а воины склонны предпочитать действия размышлениям. Вот почему им нужны министры. Вот почему ему так сильно нужен ваш совет. Подозреваю, поэтому Праматерь Вексен так хотела удалить вас от него.

– Теперь он от меня помощи не получит, – сказала Мать Скаер. – Вы с Праматерью Вексен и герцогом Микедасом добились этого.

– О, я не знаю, – сказал Ярви. – Я в течение недели направляюсь к Священной. Обратно в Расшатанное море. – Он надул губы и постукал по ним пальцем. – Бренд, не будет ведь большой проблемой захватить пассажира до Вульсгарда?