Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару, стр. 17

Пегги Митчелл

1919–1925

Глава 6

Пегги вышла из огромного черного автомобиля, на котором когда-то привозила в дом на Персиковой улице до девяти молодых офицеров за один рейс, на вечеринках с ними можно было петь, танцевать и играть в фанты. Она была дома.

Бесси, кухарка, вероятно, услышав шум мотора, уже стояла на веранде, щурясь на солнце и оставив входную дверь позади себя открытой. Садовник Чарли, черное лицо которого расплылось в улыбке, подхватил ее чемоданы из багажника автомобиля. Смешливая молоденькая негритянка, повязанная белым платочком, стояла в тени Бесси — это была Кэмми, 15-летняя горничная. И Пегги вдруг осознала то, что никогда раньше не приходило ей в голову: она — хозяйка этого дома на Персиковой улице, хотя и была всего на три года старше девчушки Кэмми.

Пегги стала подниматься по ступеням. Дом показался ей еще более величественным, чем она его помнила, и сейчас, без романтичных офицеров с золотыми погонами и веселой танцевальной музыки, льющейся из окон, он нравился ей меньше, чем когда-либо.

Ее девичество осталось позади, в Смите. Со смертью Мейбелл обязанности хозяйки дома перешли к ней, и теперь на многие вещи она смотрела другими глазами.

Ее неприятно поразило открытие, что их семья далеко не так богата, как она привыкла думать, и потому первым делом она постаралась сократить тот штат прислуги, которую держала в доме ее мать. Оставила она лишь Бесси, Кэмми, Чарли и прачку Кэрри Хоулбрук, приходящую два раза в неделю. И к удивлению Юджина Митчелла, дочь смогла поставить дело так, что оставшиеся слуги усиленно выполняли тот же объем работы, что и полный штат при Мейбелл.

Немного времени понадобилось Пегги Митчелл — семья отказалась звать ее «Пегги», но слуги, подчиняясь ее требованию, обращались к ней «мисс Пегги», — чтобы осознать, что со смертью матери отец утратил ту движущую силу, роль которой в его жизни брала на себя Мейбелл. Честолюбие, стремления, желания — все исчезло. Дочери никогда не занять место жены в его сердце; не рассчитывала она и на то, что он возьмет на себя роль Мейбелл, то есть станет фактическим главой семьи, ибо именно Мейбелл могла и устанавливать сцену, и управлять событиями пьесы под названием «жизнь».

Юджина Митчелла нельзя было назвать ни смелым, ни предусмотрительным. Не имел он и той стойкости, выносливости, которая отличала его предков по мужской линии. Отец его, Рассел Кроуфорд Митчелл как-то раз, спасаясь во время Гражданской войны, прошагал 150 миль с открытой раной головы, еще и неся на себе своего кузена, и впоследствии дожил до 1905 года, вырастив 12 детей и всех их неплохо устроив. Бабушка Митчелл настаивала, чтобы их довольно непрактичный и интеллигентный сын Юджин изучал юриспруденцию. Рассел Митчелл был не из тех, кто спорит с женами. Он сам, будучи совсем молодым, после войны вел юридическую практику во Флориде, но был лишен права заниматься адвокатской деятельностью за оскорбление государственного чиновника. Покончив с карьерой адвоката, он с женой вернулся в Атланту, где быстро преуспел в торговле лесом. Но еще раньше бабушка Митчелл решила, что там, где отец потерпел поражение, его сыновья добьются успеха.

Юджин закончил университет Джорджии в 1885 году со степенью и затем в течение года специализировался для получения звания юриста. Во время депрессии 1893 года, сразу после женитьбы на Мейбелл, он пережил серьезные финансовые неудачи, и она так никогда и не простила его до конца за тот недостаток мужества, который он обнаружил перед лицом кризиса. Узы, соединявшие их, не были разрушены, но скрытое недовольство — по крайней мере со стороны Мейбелл — омрачало их союз. Стефенс Митчелл говорит, что паника 1893 года «забрала у отца все мужество и отвагу, а их место заняло желание имущественного достатка и уверенности в завтрашнем дне».

К моменту рождения Маргарет Юджин Митчелл уже частично восстановил утраченное, но так и не смог подняться выше уровня среднего класса. Всю свою недюжинную энергию он отдавал изучению любимой им истории Джорджии и книгам (хотя часто говорил, что со времен королевы Виктории еще не было написано ни одной книги, достойной прочтения), а также своим обязанностям члена правления библиотеки Карнеги и Совета по образованию Атланты. Для него истина всегда была первостепенна, а контракт, завещание или документ на владение — нерушимы. К 40 годам он стал педантичным, строгим, дотошным в работе и несколько отчужденным в отношениях с семьей и друзьями. И все же под его холодноватой внешностью скрывалась, похоже, натура беспокойная, глубокая, проявлявшаяся время от времени всплесками юмора. После смерти жены он замкнулся в себе, и возвращение Пегги домой не облегчило его горя. И к своему удивлению, Пегги заметила, что и теперь она «занимает не больше места в его жизни, чем когда мать была жива».

Не успела Пегги как-то наладить ведение домашнего хозяйства и приступить к освоению новых обязанностей хозяйки, как бабушка Стефенс в сопровождении своей младшей незамужней сестры обрушилась на нее вместе с горой чемоданов и множеством коробок с модными, украшенными перьями шляпками.

Сейчас, в 70-летнем возрасте, Анни Фитцджеральд Стефенс была такой же сварливой, как и всегда, а потому решительно постановила, что Пегги не следует губить свою жизнь, становясь домашней рабыней Юджина и Стефенса Митчеллов. Она нападала на своего зятя, обвиняя его в том, что он «крадет жизнь у молодой девушки», настойчиво убеждала внучку продолжить образование, а потерпев в этом неудачу, развернула кампанию под девизом «принарядить девочку».

И вот галстуки и матроски, саржевые юбки стали самым таинственным образом исчезать из гардероба Пегги после каждой стирки, а в доме вскоре появилась личная портниха бабушки Стефенс. Пегги достаточно шумно протестовала против этих излишеств и расточительности, и по прошествии четырех месяцев борьбы бабушка, поняв, что под одной крышей им с внучкой не ужиться, с надменным видом отбыла, с тетей Элин на буксире, на временную квартиру в отеле «Террас».

Однако ее усилия не пропали даром: Пегги и в самом деле теперь выглядела по-другому. Ее юбки стали короче, а волосы красиво подстрижены и к лицу уложены, и ни одной миди-юбки или длинного галстука не осталось в ее гардеробе, хотя надевала она лишь самые простые, без претензий, платья из тех, что были сшиты для нее стараниями бабушки Стефенс. И совсем не упрямство, приписываемое ей, было тому причиной.

Со дня окончания мировой войны цены на продукты и другие товары астрономически выросли. В некоторых случаях из-за инфляции они выросли в четыре раза, и американцы, опасаясь того, к чему это может привести, требовали, чтобы правительство положило конец инфляции, и когда к весне 1920 года никаких изменений не последовало, потребители стали проводить «забастовки покупателей». Среди женщин, например, стало модным носить прошлогодние платья. Забастовки арендаторов, протестовавших против непомерно возросших платежей, потрясли страну, а суды зачастую выступали на стороне бастующих. Газеты печатали меню — как прокормить семью на сумму от 5 до 50 центов в день. Экономность так же, как и старая одежда, была в моде, и Юджин Митчелл, не забывший превратностей 1893 года, всецело одобрял позицию дочери. По ее предложению портной перелицевал его костюм-тройку: вывернул материал наизнанку, переделал петли, карманы и лацканы, и вещь стала почти как новая и обошлась в 1/6 той суммы, которую нужно было затратить на покупку нового костюма в магазине.

Предоставленная самой себе и взяв бразды правления домом в свои руки, Пегги стала часто задумываться о том, ради чего, собственно, она вернулась домой и что может ожидать ее в будущем. И хотя отец всячески поощрял ее встречи с друзьями и посещение общественных мероприятий, ей казалось, что отношения ее с прежними друзьями стали прохладными.

Совсем не обязательно было повторять обвинения бабушки Стефенс в адрес Юджина Митчелла, чтобы понять, к чему может привести неудача девушки в обществе и ее сосредоточенность на заботах о семье. Боязнью, как бы дочь не осталась в старых девах, вероятно, объяснялась настойчивость отца, с которой он советовал ей официально оформить свое вступление в атлантский свет, где она могла бы встречаться со своими ровесниками и в конечном счете познакомиться с каким-нибудь обеспеченным молодым человеком из хорошей семьи, за которого, возможно, она и пожелает выйти замуж.