Неизвестный сепаратизм. На службе СД и Абвера, стр. 21
После революции в России, означавшей для Польши независимость, отношения между двумя странами вновь омрачились трагическими конфликтами. В результате советско-польской войны в 1920 году в польских лагерях оказались десятки тысяч военнопленных, расстрелянных впоследствии без суда и следствия. Почти двадцать лет спустя такая же печальная участь постигла поляков в Советском Союзе. Им в Катыни есть мемориал. В Польше нет. Почему? Разве убиенные в Польше менее значимы с общечеловеческой, христианской точки зрения, чем те, кто нашел свой конец в смоленских лесах?
НКВД ДОКЛАДЫВАЕТ
В 1938 году в НКВД пришел Берия, человек с Кавказа. Уже по должности он был осведомлен как во внутриполитических аспектах национальных дел в Союзе, так и их месте в негласной деятельности иностранных государств. Это отразилось и на требованиях к внешней разведке по агентурному обеспечению этого направления ее работы. Хотя следует признать, что учиненная им кадровая чехарда, когда за полтора года сменились четыре руководителя подразделения внешней разведки наркомата, и ничем не оправданная чистка резидентур нанесли большой ущерб этой службе и вообще делу обеспечения государственной безопасности. Но разведчики старались как могли и в этих условиях, и результаты были.
Стало очевидным, что в планах некоторых государств, в первую очередь Германии, Японии, а также Турции, Польши и других, эмиграция из СССР, особенно с Северного Кавказа, из Закавказья и Средней Азии, занимала свою, вполне определенную нишу. Политическому руководству регулярно направлялась добытая загранаппаратами информация, а наиболее значимые сообщения уходили наверх за подписью наркома.
Напомним здесь об официальных наименованиях внешней разведки как структурного подразделения органов госбезопасности до конца сороковых годов. До 1936 г. это ИНО ВЧК, ОГПУ, ГУГБ НКВД, затем 7-й и 5-й отделы ГУГБ НКВД, во время войны I Управление НКВД и НКГБ СССР.
Начальниками внешней разведки были: комкор А. X. Артузов (1931—1935), комиссар госбезопасности 2-го ранга А. А.Слуцкий (1935—1938), затем до 1939 года и. о. С. М. Шпигельглас, 3. И. Пассов, и. о. П. А. Судоплатов, В. Г. Деканозов и, наконец, генерал-лейтенант П. М. Фитин (1939— 1946).
По меньшей мере три крупных блока проблем нашли отражение в направленных в течение 1938 года высшему руководству документах, основанных преимущественно на агентурных данных: о действиях японской разведки по использованию эмиграции в своих целях; о контактах руководящих деятелей некоторых эмигрантских организаций с немцами; о процессах в эмиграции, политической платформе и конкретной деятельности ее влиятельных представителей, затрагивавшей сферу государственной безопасности страны.
В преамбуле записки, направленной Генсеку ЦК ВКП(б) Сталину и Председателю СНК Молотову, так и значилось: агентурный материал об активизации японской разведки в работе по СССР из стран Ближнего Востока.
В ней констатируется, что японцы существенно усилили работу своей разведки по Советскому Союзу с территории Турции, Ирана, Афганистана. Ими приобретается агентура в зарубежных организациях мусаватистов, грузмеков, горцев и туркестанцев (так в тексте) с целью ее последующей заброски в родные места. Ставится задача подготовки диверсионных актов, пропагандистской обработки населения и организации партизанских отрядов на случай чрезвычайной ситуации, проще войны.
Особенно выделены значительные услуги, которые оказываются японцам руководителем эмигрантской группы «Кавказ» Г. Бамматом, подробно излагается ход совещания его сторонников, состоявшегося в Париже с участием японских представителей. Последними политическая цель определена как содействие отторжению Кавказа от СССР, а задача эмиграции на данном этапе — как активное участие в разведывательно-диверсионной работе в Закавказье и на Северном Кавказе. Японцев, в частности, интересовали возможности осуществления диверсий на бакинских нефтепромыслах.
В Иране, говорилось в документе, японской разведке удалось создать каналы заброски на советскую территорию агентов родом из кавказского и среднеазиатского регионов, которым поручается сбор многоплановой разведывательной информации. Названы фамилии лиц, которые привлечены японцами к сотрудничеству, но впоследствии арестованы органами госбезопасности и дали признательные показания.
Японский военный атташе в Тегеране Фугучи поручил агенту из числа эмигрантов выяснить в Союзе следующие вопросы: настроение населения на Кавказе и в Туркестане, состояние воинских частей, расквартированных там, отношение гражданских лиц и военных к действиям Японии на Дальнем Востоке.
С территории Афганистана работу против СССР с использованием возможностей эмиграции из Средней Азии ведет военный атташе Японии в этой стране Миязаки. Японский военный разведчик привлек к сотрудничеству выходцев из этого региона. Я поставил перед ними задачу подготовки диверсионных отрядов, которые будут задействованы сразу после начала японско-советской войны.
В другом спецсообщении отмечалось, что Миязаки и Фугучи проявляют повышенный интерес к бывшим авторитетам басмаческого движения в Средней Азии, которые обосновались в Иране и Афганистане. По заданию Миязаки члены Туркменского национального объединения Усман Ходжа и Бехтиар Бек имели свидание с басмачами Аулие Ходжой и Мухитдином Бай Камаком, которые затем были представлены японцу. Миязаки попросил их проводить работу на севере Афганистана в местах концентрации бывших участников басмаческого движения, имея в виду перспективу воссоздания басмаческих формирований.
Фугучи дал своей агентуре аналогичное задание по туркменской эмиграции в Астрабадской области Ирана.
Из всех этих фактов и многочисленных высказываний японцев следовало, что ими осуществляется комплексный план подготовки мер на случай большой войны Японии с Советским Союзом, чего они от своих помощников, собственно, и не скрывали. Такого рода оценки официальных японских представителей, военных атташе, пусть и сделанные в сугубо доверительном порядке, безусловно, требовали внимания НКВД и информирования политического руководства СССР, что и делалось.
Докладывалось далее, что продолжает свою активность горско-закавказская организация «Кавказ» во главе с Г. Бамматом, куда входят и грузинские представители Авалошвили, Амираджиби, Квинитадзе. Стало известно, что, информируя коллег о своих контактах с японцами, Баммат сказал, что помимо военного атташе он имеет выход на представителя японского МИД в Берлине, которому поручена работа по Кавказу. На рассмотрение японцев представлен меморандум об отношении кавказцев к сотрудничеству с Японией во имя достижения общих целей. Ему на упомянутом уровне заявлено, что, фигурально выражаясь, после первого же выстрела на русско-японском фронте кавказская организация будет признана воюющей и союзной Японии стороной и ей будут предоставлены все необходимые средства для борьбы с Советами за освобождение Кавказа.
Из поступавшей в Центр информации выяснилась любопытная деталь. Японцы, контактируя с эмиграцией, были крайне обеспокоены ее взаимоотношениями с турецкими официальными властями. Они полагают, что договоренность на этот счет предопределяет успех дела. Очевидно, сами они не хотели вылезать с подобными делами на высокие турецкие инстанции, желая, чтобы эмигранты сами договорились с компетентными турецкими службами.
Один из активных членов группы «Кавказ» Хасмамедов пояснил японцам суть дела так: «В последнее время отношения Турции и СССР охладели, но Турция не может позволить себе открыто работать против северного соседа. Поэтому в нашей работе необходима полнейшая конспирация с тем условием, что обо всех более или менее серьезных шагах мы будем своевременно осведомлять турецкие власти. Главное — это уберечься от советских агентов, иначе мы работать не сможем и только поставим турецких друзей в неловкое положение». Японцы согласились, что все это так, но г-ну Баммату надлежит самому обо всем договориться с турками, а за ними, японцами, дело не станет с точки зрения как финансовой поддержки, так и советов по конкретным вопросам.