Русские идут, стр. 21

– Мне все равно, что днем, что ночью, – сказал Саныч. – Это ваши «дайверские» дела… Но я шо-то не вкурил?! Ты шо, в одиночку собираешься нырять?

– Если ничего не изменится… и если не найду «пару»… то да, собираюсь-таки один работать. Ну а что? Что необычного? В первый раз, что ли? Сам знаешь, как трудно найти себе сейчас, в зиму, достойную компанию! С чужими связываться неохота. Из «своих» один занят, другого нет в городе, третий не хочет… А у меня вот есть и желание, и свободное время!

Саныч помолчал минуту или две, потом, крякнув, сказал:

– Ты, паря, бывалый, тебе виднее. Ладно, Лешка, так и быть: по старой дружбе отвезу тебя на «дайв»! Если еще не передумал, подбрось мне «гривней», чтоб я мог заправиться. Сам знаешь, почем нынче «овес» для моей лошадки…

ГЛАВА 8

ПОДЖИГАТЕЛИ ВОЙНЫ

Урочище Ласпи,

21 декабря.

Вопреки прогнозу Венглинской, первые сутки их пребывания в Ласпи прошли спокойно. Дорогу в урочище больше никто не пытался перекрывать, пикеты с развилки Ялтинской трассы тоже исчезли. И даже погода исправилась; во всяком случае, прекратился дождь, немного стих ветер, пелена тумана, стоявшая над бухтой, истончилась, распалась, затем и вовсе исчезла, открыв вид на окрестности и на отнюдь не черное, а сталисто-серого окраса, как борт линейного корабля, Понтийское море.

Лариса до полудня находилась в своих апаратаментах, а затем отправилась в Ялту, в сопровождении джипа с охраной. Мокрушина она с собой в этот раз не пригласила (а он не счел нужным набиваться ей в спутники). В третьем часу дня в Ласпи на рандеву с Мокрушиным приехал давний знакомый Леня Вавилов, его сверстник по годам, кавторанг, замначальника Разведупра Черноморского флота РФ. Леон – таково прозвище Вавилова в кругу друзей и знакомых – был прикинут в штатское. И приехал он сюда не на служебной машине, а на своей личной тачке. По общему согласию, они не стали говорить о делах в апартаментах, отведенных Мокрушину. Подобного рода разговоры не предназначены для чужих ушей.

Даже для очаровательных ушек Ларисы Венглинской…

Уже примерно около часа они прогуливались по тропкам, петляющим среди хвойных кустарников и реликтовых южноморских деревьев. Воздух здесь чистейший, целебный, легкие не то что вдыхают, а пьют его, как лечебный настой, как нарзан. Погода улучшилась настолько, что теперь отлично просматривается вся бухта. Хорошо виден и мыс Сарыч на юго-востоке, – являющийся, кстати, самой южной точкой Крыма – и лесистый, с каменистыми проплешинами, мыс Айя на западе, за которым находится район Балаклавы. А за ним, на берегах бухт, раскинулся и «большой» Севастополь…

Леон, который, как выяснилось, здесь уже не раз бывал и даже отдыхал когда-то в Ласпи и Батилимане «дикарем», не только взял на себя роль гида, но и по ходу этой их импровизированной прогулки посвятил Мокрушина в последние новости, что касалось ЧФ и в целом положения дел в Крыму.

– И вот что еще тревожно, Рейндж…

Они остановились на площадке возле одной из «верхних» пещер, откуда открывался прекрасный вид на урочище, здорово смахивающее с этой точки на устроенный кем-то в лесистых горах амфитеатр.

– В последнее время заметно активизировались украинские «нацики», – продолжил Вавилов. – В Крыму сейчас пытается рулить всеми делами поставленный «оранжевыми» премьер. Заменены на присланных из Киева людей мэры многих городов и руководители районных управ. Не то что тихой сапой, а активно, я бы даже сказал – агрессивно, искореняется русский язык в местном делопроизводстве. Людей, кого считают нелояльными или просто «российскомовных», вычищают из всех органов местной и государственной власти, меняют их на «командированных».

– А что местные татары? Какие среди них настроения?

– Крымскотатарская община, наоборот, обласкана и обогрета. Но больше – на словах, нежели на деле. В Бахчисарайском, Степном и ряде других районов новые власти выделили из своих фондов земельные участки и передали их общине. Но местные ропщут, считая, что их обманули. Вроде как обещали одно, а реально дали в несколько раз меньше обещанного. Поэтому настроения… смутные. Здешние авторитетные деятели, а также, по нашим сведениям, и многие муллы в мечетях, ведут агитацию как против «русских оккупантов», которым советуют убраться поскорей в свою холодную Московию, так и против нынешних властей… но потише и поосмотрительней. Уже есть такие местности и зоны, где русским, – как коренным крымчанам, так и приезжим – лучше вообще не появляться. Про наших флотских я уже молчу: провокации случаются едва не каждый день, несмотря на все предпринимаемые нами меры предосторожности… Кстати, Меджлис тут недавно продемонстрировал свои возможности. Когда в октябре-ноябре в степной части полуострова проводились акции протеста, то на несколько часов перекрывались магистральные автотрассы и железная дорога… Это принеприятный для нас сигнал! У нас ведь, как в «первую» Крымскую, весь подвоз, все снабжение идет по единственной «нитке»! За прошедшие полтора века, скажу тебе, здесь мало что изменилось в лучшую сторону. Как были «осажденной крепостью», так по факту и остаемся ею и в нынешней ситуации.

Мокрушин задумчиво посмотрел на своего поджарого, подсушенного множеством забот и нервной обстановкой собеседника.

– Как ты считаешь, Леон… Возможны ли здесь, в Крыму, масштабные теракты? Направленные не только против собственно наших флотских обьектов, но и… против русскоязычной общины?

– Знаешь, Володя… Еще с полгода назад я бы такую тему не то чтобы исключил полностью… время, в котором мы живем, способно преподнести самые неприятные сюрпризы… Но отнесся бы к подобным версиям и предположением с большущим скепсисом. Сейчас, особеннно на фоне «газовой войны», можно ожидать любых неприятностей. Ситуация, доложу тебе, сильно накалена. И, боюсь, что делается это не без злого умысла. Если переговоры о транзите и ценах на газ зайдут в тупик, то нас здесь может капитально тряхануть.

– Ты говорил, Леон, что у вас тут активизировались «бендеровцы»?

– Да, их присуствие все более и более заметно, – Вавилов криво усмехнулся. – По нашим сведениям, новые власти сдали в аренду различным «общественным» организациям не менее двух десятков баз отдыха и лагерей от Геническа, Джанкоя и Семферополя… до Феодосии, Симеиза и Алушты. Есть теперь у них свои базы и в окрестностях Севастополя. Большинство из контингента, который здесь размещается на временной, по «вахтовому» принципу основе, активисты «майдана», причем не рядовые – «десятники» и «сотники». Такое впечатление, что дополнительно обучается и закладывается костяк будущей «армии»… Кем она будет управляться, за какие идеалы сражаться, какие будут поставлены цели, какими методами их будут добиваться, бескровными, как прошлой зимой, или попытаются спровоцировать кровавый конфликт – вот это все нас очень и очень тревожит.

– Для того, чтобы содержать такой костяк в несколько сот человек, из которого можно будет – если поступит команда – развернуть, скажем так, «корпус национальной гвардии», нужны серьезные бабки. – Рейндж задумчиво почесал переносицу. – Мда… не зря «бандеровцы» внедрились в «Нафтогаз» и провели своих представителей в руководство этого украинского аналога «Газпрома». Собственно, их главари сейчас и возглавляют эту компанию. Теперь в их распоряжении оказалась «касса», из которой они могут финансировать любые свои прожекты… включая и этот их «крымский» проект.

– Ты, Рейндж, читал аналитическую записку по их ноябрьскому «обьединенному» Конгрессу? Который состоялся в двадцатых числах октября в Ивано-Франковске? Этот документ ваши готовили, гэрэушные спецы.

– Мне его на словах пересказали, Леон. Да, информация довольно тревожная…

– «Крымский» вопрос они там рассматривали вторым пунктом, сразу после обсуждения внутриполитического кризиса в Киеве и в среде самих «помаранчевых». Обьявлена «частичная мобилизация» для работы в Крыму. На этом сборище отметились не только радикалы из УНА-УНСО, Украинского молодежного альянса, Студенческого братства и Совета офицеров Украины, но и вся верхушка такой «респектабельной» организации, как Конгресс украинских националистов.