Последний бой, стр. 93

Серебрянского сначала вывезли на загородный объект. Там его осмотрел врач, который в целом остался удовлетворен физическим и моральным состоянием вызволенного только что чиновника — могло быть и хуже, намного хуже...

С Аркадием Львовичем попытались переговорить двое мужчин в штатском, но тот уснул в самом начале их так и не состоявшейся беседы: после нескольких подряд суток без сна, после всех стрессов и чудовищных потрясений теперь, когда самое страшное, как ему казалось, осталось позади, он вырубился, провалился в бездонный омут сна.

Серебрянскому дали поспать ровно восемь часов.

После побудки он принял еще раз душ, побрился, переоделся в нормальный цивильный костюм, выпил чашку кофе, с аппетитом позавтракал.

В девять утра на объект, где его держали, приехали прокурор Нечаев и полковник ГРУ Шувалов.

Серебрянский, хотя и не знал прежде никого из них лично, бросился обнимать сначала спецпрокурора, а потом, всхлипывая от переполнявших его чувств, полез с объятиями к заместителю Мерлона.

— Спасибо, дорогие... родные мои! — вытирая глаза носовым платком, сырым голосом сказал Аркадий Львович. — Я знал... я ни на минуту не сомневался в компетенции органов!.. Я от всего сердца хочу поблагодарить наши правоохранительные органы...

— Одну минуту, Аркадий Львович, — сказал прокурор Нечаев, доставая из своего портфеля какие-то бумаги.

— ...Особенно руководство тех спецслужб, которые участвовали в операции по моему освобождению... и все наше политическое руководство... и лично главу нашего государства...

— Гражданин Серебрянский! — вставая во весь рост, сухо произнес прокурор. — Вы обвиняетесь в преступных деяниях по шести статьям Уголовного кодекса Российской Федерации!

— Ч-что? — растерянно произнес чиновник. — Н-не понимаю...

— Обвинение вам будет предъявлено позднее, но в установленный законом срок! — Нечаев вытащил из папки одну из бумаг и продемонстрировал ее ошеломленному таким поворотом событий Аркадию Львовичу. — Учитывая тяжесть преступлений, в совершении которых у нас есть все основания вас подозревать, мера пресечения избрана соответствующая: арест и содержание под стражей!..

Только сейчас Серебрянский понял, почему в комнате, где протекала эта их беседа, находится врач: эти люди опасаются, что новость, которую ему сообщили, может подействовать на него самым тяжелым, угнетающим образом.

Что он может лишиться сознания или его даже хватит удар... Вот и решили подстраховаться на всякий пожарный.

«Вот попал, так попал, — с тоской подумал Серебрянский. — Из огня, да в полымя... Что ж мне так не везет в последнее время?..»

— Я прошу устроить мне экстренную встречу с кем-нибудь из высокого руководства, — после минутного размышления, сказал Аркадий Львович. — На уровне Генпрокурора... директора ФСБ... или помощника президента страны...

— А с Папой Римским вы не желаете встретиться? — поинтересовался Шувалов. — Или вам сразу устроить встречу с руководством Всемирного еврейского конгресса?

— Я требую адвоката! — опомнившись, фальцетом произнес Аркадий Львович. — Пока ко мне не допустят адвоката, я... я отказываюсь отвечать на любые вопросы! Я... я...

Серебрянский бурно разрыдался; к нему сразу же подошли врач и Шувалов; медик, набрав в шприц из ампулы три кубика бесцветной жидкости, сделал разволновавшемуся чиновнику поддерживающий укол.

Минуты через две или три Аркадий Львович успокоился, а еще спустя короткое время в помещение для допроса вошел статный сухощавый мужчина лет сорока пяти, одетый в добротный костюм, в очках с дымчатыми линзами, надежно маскирующими его взгляд.

Все присутствующие — кроме Серебрянского — тут же встали.

— Здравствуйте, товарищи, — сказал Мерлон, адресуясь к своим. — Аркадий Львович, поверьте мне на слово, вас я тоже рад видеть в добром здравии...

Мануйлов, усмехнувшись краешком губ, взял со стола папку с прокурорскими документами, принесенными Нечаевым, рассеянно — так выглядело все со стороны — пролистнул бумаги, затем положил ее обратно на стол.

— Я так понял, что юридические формальности соблюдены? — произнес он, глядя на Нечаева. — Надеюсь, вы не возражаете, если мы тут с Аркадием Львовичем переговорим наедине? Доктор, вас я тоже прошу обождать за дверью...

— Э-э-э... извините, запамятовал ваше имя и отчество...

— Не трудитесь вспоминать, Аркадий Львович, — вставляя кассету в видеодвойку, сказал Мерлон. — Главное, что вам следует знать обо мне, что именно я наделен полномочиями вести переговоры с вами и даже принять окончательное решение относительно вашей дальнейшей судьбы.

Сделав необходимые приготовления, Мануйлов взял со стола пульт и включил изображение.

— Сейчас мы с вами посмотрим два-три сюжета, а потом вместе обсудим сложившуюся ситуацию.

На экране вспыхнуло изображение. Съемка велась в международном аэропорту «Шереметьево-2». Оператор заснял через застекленную террасу момент посадки в аэропорту лайнера авиакомпании «Бритиш эйрвэйз», прилетевшего регулярным рейсом из Лондона...

— Обратите внимание на показания таймера, — негромко сказал Мануйлов. — Съемка осуществлялась в два с четвертью пополудни вчерашнего дня.

После перебивки пошли новые кадры, заснятые оператором в зале прибытия: среди пассажиров лондонского борта, прибывшего в российскую столицу, Серебрянский — с тревогой и даже с ужасом! — разглядел Лару и своего отпрыска, а также встречавших их, очевидно, Киру Александровну, адвоката Константина Шаца и еще какого-тот незнакомого мужчину.

— Но... — всхлипнув, произнес Серебрянский. — Как вы смели!!!

— Держите себя в руках, Аркадий Львович. — Мануйлов бросил на него укоризненный взгляд. — Ваши близкие, вне всякого сомнения, крайне обеспокоены в связи с вашим внезапным исчезновением. Вы ведь до сих пор числитесь по разряду — «пропавшие без вести». Вот ваши близкие и прилетели из Лондона, чтобы попытаться на месте выяснить вашу судьбу... Ну а мы, поверьте, даже не прилагали особых усилий, чтобы ваша жена и ваш единственный ребенок оказались у нас, в Москве.