Стая, стр. 23
– Какая крепкая… Ох… Почему у вас в шатре так жарко, Серг? Позвольте мне чуть расслабиться, раз у вас здесь без церемоний…
– Ради Высочайшего, доса, чувствуйте себя как дома.
– Спасибо, Серг…
Женщина сдёргивает с головы покрывало, освобождая замысловатую причёску из светлых волос пшеничного цвета, затем начинает вынимать из них кучу шпилек. Наконец встряхивает красивой головкой, расправляя длинный веер удивительно густых волос по спине. Затем распускает шитый поясок, повязанный под грудью. Вздыхает с облегчением:
– Уф… Знали бы вы, как у меня от этих укладок болит голова… – Ираи, насытившись, подпирает подбородок обеими ладошками, смотрит на меня очень внимательно. – Серг, вы только что сказали, что родом с Северных островов. А как там у вас с женщинами?
Опаньки… Что за заинтересованность?
– Да в принципе как у всех, наверное…
– У нас, в Фиори, мужчин всегда было намного меньше, чем женщин… – Она не сводит с меня глаз.
– Да? А на островах наоборот. Мы люди суровые. Постоянно приходится воевать с врагами. Поэтому происходит своеобразный перекос в другую сторону – появление девочки в семье очень большая редкость. Обычно рождаются только мальчики.
– Неужели?!
Опять её глаза округляются от удивления. Хотя в принципе так оно и есть. Говорят, что до начала космической эры везде было всё уравновешенно – мальчики и девочки пополам. Потом, после Тёмных веков Распада, когда, собственно говоря, и образовалась Империя, возник очень странный перекос в сторону сильной половины человечества. Русь тогда вела множество войн со всем миром. Очень жестоких и кровопролитных. Учитывая же, что во время Распада русских почти уничтожили, сработал, похоже, какой-то генетический защитный механизм, и теперь в наших семьях, кстати очень многодетных, – семь – десять детей для нас средний показатель, как правило, все мальчики. Поэтому русские вынуждены брать женщин со стороны, и бывшие пленницы, ставшие жёнами, для нас норма и привычная картина. Не знаю, то ли таков у нас уклад жизни, то ли сам дух Империи, но, как правило, став женой русского, женщина принимает обычаи своего супруга безоговорочно и добровольно. Без всякого принуждения. Ну, разве можно считать таковым, к примеру, что замурованных с рождения в глухой мешок и чадру жительниц Джамаата, которых сотнями скупают на рабских рынках, заставляют носить короткие платья, показывать всем лицо и ходить рядом с мужчиной, который несёт её вещи. А не наоборот. Или феминизированной до потери обличья гражданке Западной демократии в общественном транспорте уступают место, подают пальто в гардеробной, и если она приглашена в ресторан, то при её появлении все мужчины за столиком встают и не садятся, пока дама не займёт своё место… Если это так, тогда русские мужья – самые деспотичные и жестокие в Галактике. Потому что для них женщина – это святое…
Ираи между тем совсем расслабилась. Даже сыто икнула. Правда, снова очаровательно засмущалась, и я поспешил подать ей настоящей ключевой воды. Поблагодарив, женщина пригорюнилась:
– Знаете, Серг, мне очень жаль, что фиорийцы воюют между собой. Эти рёсцы ведут себя с нами так, словно мы не люди. Унижают, издеваются, насилуют наших девушек… Вот скажите, в вашей Империи есть такое?
– Нет. И быть не может. Неукротимый – мудрый государь и принял законы.
Она с издевкой кривит полные сочные губы:
– Законы! Законы есть и у нас. Но они – только для простонародья! Для нас, аристократов, закон – наше желание!
– Нет.
– Что значит – нет?
– Закон един и справедлив для всех. Будь ты аристократом или последним сервом – закон суров, но это закон. Если ты украл, то независимо от происхождения будешь наказан по степени своей вины. Если ты предал, виселица тебе обеспечена. Если изнасиловал и на тебя донесли – тебя кастрируют. А потом посадят на кол. В Империи с этим строго. Потому что нечестный судья, вынесший пристрастный приговор, получает то, чего избежал его подзащитный. Наши принципы просты и понятны каждому: не воруй, не лги, трудись усердно. На них стоит Империя и стоять будет.
– Всё это слова! А на деле…
– На деле точно так же, Ираи. Я бы рекомендовал вам поездить по Империи, посмотреть на жизнь в ней своими глазами, а не слушать всяких болтунов…
Похоже, доса приходит в себя. Алкоголь уже расщепился организмом, и она принимает нормальный вид. Даже натягивает вновь своё покрывало вдовы на голову, пряча роскошь медового цвета. Замолкает, о чём-то размышляя.
– Хотите съесть что-нибудь ещё, Ираи?
Женщина вздрагивает, окидывает взглядом ломящийся от яств стол, отрицательно качает головой:
– Мне стыдно…
– Того, что вы сейчас сыты, а тысячи жителей Тираса опять лягут спать голодными? Этого?
Она опускает голову. Что же, хватит стелить пух, пора поспать и на досках, как говорится…
– И вряд ли смогут поесть завтра и послезавтра, доса дель Спада.
– Почему?! – Женщина с ужасом смотрит на меня.
Поясняю с холодным и спокойным лицом:
– Я – командир императора. Моя цель – покончить с этой войной как можно скорее и с наименьшими потерями. Естественно, со стороны Империи, которой я принёс присягу на верность. Враги же, наоборот, должны потерять как можно больше людей. Поэтому я не собираюсь класть головы своих солдат в бесплодном штурме, а стану в осаду. И буду держать её до тех пор, пока вы либо не сдадитесь сами, либо не вымрете от голода. Вы видели глаза умирающего от голода ребёнка? Нет? Могу вам гарантировать – увидите. Потому что, клянусь вам, ни одной крошки продовольствия в Тирас не попадёт.
– Скоро подойдёт большой отряд из Рёко! И осаду снимут!
– А многие ли доживут до этого? И вы уверены, что победят они, а не мы?
– Их двадцать тысяч! И у них боевые мамонты!
– Империя умеет воевать с этими зверями. Слово дворянина. А двадцать тысяч… Что ж, думаю, вы имеете право знать: недавно вы упомянули, что проходящий недавно отряд выгреб все запасы продовольствия. Вы помните его численность?
Маркиза кивает.
– Знаете, скольких я потерял людей, когда уничтожил рёсцев, всех до последнего человека?
– Откуда?!
– Ни одного. Вы можете выйти и спросить любого из солдат, офицеров, обозников – все назовут вам одну цифру: ноль. Ни один фиориец не был даже ранен сколь-нибудь серьёзно.
Женщина бледнеет, надолго умолкает. Потом испуганно спрашивает:
– Если мы сдадимся сами, вы многих казните?
– Ни одного. Кроме тех, кто поддерживал старую власть.
– Но и я тоже их сторонник!
– Простите, я неверно выразился, доса дель Спада. Казним агентов Тайных Владык, их слуг. Остальные жители не пострадают.
– А что с продовольствием?
Улыбаюсь:
– Разбив рёсцев, мы захватили много еды. Намного больше, чем нам требуется. Думаю, мой интендант не станет возражать, если мы поделимся с вами трофеями…
Доса настороженно глядит на меня. Я же с отсутствующим видом смотрю на горящую свечу в подсвечнике. Наконец женщина принимает решение. Она встаёт, я, естественно, тоже. Её голова склоняется в поклоне.
– Я, маркиза дель Тирас, доса Ираи дель Спада, прошу вас, Серг дель Стел, барон дель Ниро, принять капитуляцию моего ленного города и окрестных земель.
Уф…
– При одном условии, доса дель Спада.
Она испуганно вскидывает глаза, выпрямляется, бледнеет. Я успокаиваю женщину:
– Знаете, в Империи есть такой обычай: после еды пьют натту со сладостями. Мы с вами поужинали, а вот о сладком забыли. Составьте мне, пожалуйста, компанию в этом достойном занятии.
М-да. Видели бы вы её глаза!..
Глава 10
– Каждому, кто принесёт десять живых мышей и сдаст их солдатам Империи, будет выплачено два диби! – Городской глашатай ещё раз всмотрелся в текст, написанный на листе бумаги, почесал голову, потом ещё раз посмотрел, повёл плечами и жалобно произнёс: – Честное слово, люди! Там так и написано!
Громовой хохот собравшейся толпы разрядил напряжение: от первого указа победителей жители Тираса ожидали чего угодно – массовых реквизиций, контрибуций, объявления о казнях и карах, грозящих им, но только не такого: командующий имперскими войсками объявил награду за обыкновенных живых мышей, которых полно в каждом амбаре или на гумне. Он что, сумасшедший? Впрочем, стоящие возле зачитавшего приказ герольда солдаты одним своим видом внушали почтение и подтверждали правильность услышанных слов. Тот вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха, затем развернул второй лист, который ему протянул высокий военный: