Пора надежд, стр. 29

Я поблагодарил Идена с чувством торжества и облегчения, но сказал, что должен подумать. Иден одобрительно кивнул. Он не сомневался, что я приму предложение. Тогда я добавил, что, возможно, изберу другой путь. Иден снова кивнул. Он по-прежнему не сомневался в моем согласии.

Да и сомневался ли в этом я сам тогда, в кабинете Идена? Или потом, в канцелярии, дожидаясь под пристальным взглядом огромных, страдальческих глаз мистера Визи, когда наконец наступит половина шестого и можно будет уйти с работы? Как бы то ни было, но после предложения Идена я часто подбадривал себя мыслью, что могу больше не тянуть этой лямки. Теперь у меня появилась верная возможность от нее избавиться. Я мог покончить со своим рабством в любой день, и если не делал этого, то лишь потому, что сам не хотел.

Каждый день я утешал себя тем, что избавление близко. Но где-то в подсознании таилась уверенность, что я никогда не стану на путь, предложенный Джорджем. Мы часто колеблемся и откладываем неизбежный выбор, почтительно именуя свою нерешительность «необходимостью все взвесить».

Предложение Джорджа было отвергнуто мною в ту же минуту, как он его сделал, и, следовательно, до того, как я стал добиваться содействия Идена и Мартино. А нуждался я в их содействии совсем для иной цели. Я решил — пусть внешне казалось, что я колеблюсь, в глубине души у меня не было никаких колебаний — пуститься в более рискованную игру и готовиться к адвокатуре.

Я еще не признался в своем намерении даже самому себе, даже своему сокровенному я, но желание пойти этим путем уже властно рвалось наружу, наполняя меня острым ощущением риска и собственной силы. То, что такое решение трудно отстаивать, я знал лучше, чем те, с кем мне предстояло об этом спорить, ибо мне самому стало страшно еще прежде, чем я признался себе в своем намерении. Даже если все будет хорошо, к тому времени, когда я сдам экзамены на звание адвоката, от моих трехсот фунтов ничего не останется. Рассчитывать на то, что сразу после экзаменов я начну зарабатывать себе на жизнь, не приходилось: до этого должно пройти, по-видимому, несколько лет. Значит, придется залезть в долги или побиваться стажерского пособия. И притом надо было исключить возможность болезни или провала. Две трети из моих трехсот фунтов придется заплатить за то, чтобы меня допустили к экзаменам. Если я провалюсь, эти деньги пропадут, и для новой попытки у меня уже не будет средств.

Я не мог даже уйти со службы. Ведь после того, как я внесу двести фунтов, у меня останется совсем мало денег, и если я лишусь жалованья, мне нечем будет платить за кров и за стол. Значит, вместо того чтобы работать на противоположной стороне Баулинг-Грин-стрит, бок о бок с Джорджем, я вынужден буду изо дня в день корпеть в канцелярии, отсиживая бесконечно долгие часы под началом ненавистного мистера Визи. Готовиться к экзаменам мне придется по вечерам, а ведь от того, как я сдам их, зависит все мое будущее.

В пользу рискованной игры говорило лишь одно: если мне повезет и я добьюсь цели, меня ждет заслуженная награда — и не только в виде денег, хотя они мне тоже нужны. В случае удачи, думал я, меня ждет и роскошь, и слава, и, уж конечно, успех у женщин.

Мои тогдашние мечты не отличались возвышенностью, прямо скажем — не отличались. В них не было и следа тех сложных чаяний и стремлений, которые свойственны зрелому человеку, как не было в них и тщеславия. Десять лет спустя я рассуждал бы иначе и мои чувства были бы гораздо сложнее. И тем не менее, строя свои планы, я с дальновидностью умудренного жизнью человека отдавал себе отчет в том, какие трудности мне предстоят.

Даже когда я уже точно знал, что решение принято мною бесповоротно, я еще не одну неделю бережно хранил его про себя.

Мне шел девятнадцатый год, и всю эту весну и лето я чувствовал себя необычайно счастливым. Погода стояла ненастная, дождь ручьями стекал по окнам нашей канцелярии, но это не влияло на мое настроение: я решил наконец, что мне делать, и был полон самых радостных надежд. Однако я волновался и впервые в жизни несколько ночей не спал. Но даже бессонница не омрачала моего счастья: я лежал и думал о том, какую радость принесет мне нарождающийся день. Однажды я поднялся с восходом солнца и пошел прогуляться по улицам, по которым столько раз бродил с Джорджем в вечерние и ночные часы. Рассвет сорвал с города очарование, которое придавала ему темнота: улицы показались мне невзрачными, а дома словно сжались и полиняли. Я размышлял о том, что меня ждет. Предстоит неприятный разговор с Иденом, но я должен убедить его, ибо мне необходимо заручиться его поддержкой. Вероятно, мое решение придется не по душе и Джорджу. Обоих надо непременно склонить на мою сторону. Таков будет мой первый шаг.

В эти счастливые дни, когда воображение мое разыгрывалось при одном звуке девичьего имени, я впервые услышал о Шейле Найт. При том состоянии, в каком я находился, любое новое имя могло зажечь меня. Этому способствовало ощущение риска, который я брал на себя, вступая в игру, и какая-то особая приподнятость, горячившая кровь. Сказывалась также и атмосфера влюбленности, окутывавшая в те летние вечера наш кружок. Характер развлечений Джорджа не мог долго оставаться для нас секретом, и это также способствовало тому, что мы думали и говорили только о любви, что жажда наслаждений кружила нам голову. Джек рассказывал нам увлекательные истории о своих любовных похождениях и победах, передавал признания, которые шепотом делали ему девушки. Мы были в том возрасте, когда кровь оглушительно бьется в висках. Мы начали флиртовать, делая свои первые шаги в любви. С уст Джека не сходили имена девушек, с которыми он был знаком раньше или за которыми волочился сейчас. Я слегка флиртовал с Мэрион, но меня манило неведомое. Имя Шейлы было не первым и не единственным, которое возбуждало мое воображение. Но каждое новое слово о Шейле все больше и больше выделяло ее среди других.

— Она всюду бывает одна, вечно надутая, мрачная, — сказал мне как-то Джек.

— Она в общем красивая, лицо у нее довольно тонкое, вдохновенное, — сказал он в другой раз.

— Мне, например, такая не по вкусу! — сказал он в третий раз. — С красивыми девчонками возни не оберешься. Советую тебе держаться от нее подальше. А то потом будешь страдать.

Никто из нашего кружка не был знаком с Шейлой, и только Джек уверял, что как-то разговаривал с ней в колледже. По слухам, она жила за городом и приезжала в колледж раз в неделю на лекции по искусству.

Однажды теплым пасмурным вечером я встретился с Джеком у редакции газеты, и мы медленно пошли по Лондонской дороге. Внезапно рядом с тротуаром проехала машина, на мгновение мелькнуло женское лицо; мне показалось, что девушка улыбнулась и помахала рукой. Я обернулся, но машина была уже далеко. Усмехнувшись, Джек сказал:

— Шейла Найт!

Глава 16

ОСУЖДЕНИЕ

Несколько недель ни одна живая душа не догадывалась о том, что я уже не стремлюсь получить звание стряпчего, а намерен держать экзамены для вступления в адвокатскую корпорацию. Я до неприличия оттягивал сообщение об этом, таясь даже от Джорджа — прежде всего от Джорджа. Я боялся, что он осудит меня, а мне не хотелось подвергать мое решение испытанию, прежде чем оно окончательно созреет. Обстоятельства складывались далеко не благоприятно — я признавал это наедине с собой, но одно дело признавать самому и совсем другое — услышать это из чьих-то уст. Кроме того, меня тревожила мысль, сумею ли я сохранить благожелательность Идена. Сумею ли я без особых потерь добиться своего? Я долго колебался, пока в один прекрасный сентябрьский день не решил наконец открыться Джорджу и Идену. Я полагал, что сумею покончить с этим делом за час.

Попросив отпустить меня с полудня и тем самым возбудив сильнейшие подозрения мистера Визи, я отправился в читальню, чтобы как-то скоротать время, остававшееся до возвращения мистера Идена с ленча. Я собирался сначала сообщить новость Джорджу, но мимоходом, без долгих объяснений. После накаленной солнцем улицы в читальне было прохладно, как в аквариуме. Но прохлада и характерный запах книг, вся атмосфера знакомой комнаты, вместо того чтобы успокоить меня, лишь усилила мое волнение, и мне неудержимо захотелось, чтобы предстоящий разговор поскорее остался позади.