О смелых и отважных. Повести, стр. 78

— Дели! — сказал Малявка Конопатому и отдал Хрящу три рубля и две новых колоды карт.

Царёк карты не взял. Приказал:

— Спрячь! Сегодня турнира не будет… Эй, братва! — повысил Хрящ голос. — Сегодня — тёпленькое дельце! Сам вас поведу!

— Не дельце, а боевое задание! — поправил его Мика.

— Тогда, может, ты и поведёшь? — огрызнулся царёк.

— Не я начальник над всеми, а ты! — уклончиво ответил Мика.

— Ну и помалкивай!

— Бери, начальник! — первую порцию Конопатый подвинул к Хрящу, вторую подал Мике, а остальным скомандовал: — Забирайте!

Мигом опустела доска. Обедали дружно и молча. Внешне все оставалось прежним: и мрачные стены бывшей котельной, и царёк на плетёном троне, и обед всухомятку. Но что-то было уже другим. Оно вмешивалось в жизнь беспризорников и незаметно, но упорно поворачивало их куда-то в неизвестное…

Хрящ давно не выходил за границы своего царства. Незачем было — все, что нужно, приносили беспризорники. Но он не потерял те качества, которые необходимы маленьким бездомным бродягам. Цилиндр он снял и оставил на кресле — эта штука слишком приметная, а беспризорник должен быть серым, безликим. Тщательно отобрал он и мальчишек. Взял с собой не всех. Даже Мику оставил «дома».

— Ты хоть и начальник над деньгами, а тютя! — сказал он. — Мешать будешь… Жди здесь. Получишь документы в собственные ручки!

Это непонятное и какое-то унизительное слово — тютя — обидело Мику, но спорить он не стал: понимал, что в этой операции толку от него мало.

Хрящ отобрал лучших карманников и самых быстроногих мальчишек. Отец Хряща служил когда-то ямщиком на перекладных. Царёк помнил его рассказы о почтовых станциях, на которых уставшие лошади заменялись свежими, и экипаж без задержки мчался дальше по бесконечному сибирскому тракту. И сейчас это помогло Хрящу расставить беспризорников. От развалин лесопилки до вокзала по самым тёмным дорожкам и переулкам протянулась цепочка мальчишек, которых царёк назвал по-отцовски перекладными. Эта цепочка оканчивалась под деревянной платформой, к которой обычно подавался вечерний поезд.

Карманники вместе с Хрящом залегли у забора слева от вокзала. Тут были сложены дрова. Конопатый забрался на высокую поленницу и следил за привокзальной площадью. Все зависело от него. Нужно каким-то образом узнать офицера связи. Только тогда могли вступить в дело карманники, на которых Конопатый не очень надеялся.

Он действительно был глазастый мальчишка, с цепкой памятью, с врождённым уменьем наблюдать и запоминать. Он не знал, видел ли когда-нибудь хотя бы одного курьера или офицера связи, но был уверен, что узнает его. Какой-то смутный образ возникал в его воображении, когда он думал о документах и о человеке, который повезёт их. Не случайно Конопатый ещё в подвале разыскал тряпку и завязал в неё увесистый булыжник. Этот с виду безобидный узелок и сейчас лежал рядом с ним на дровах.

Было уже темно. Привокзальная площадь освещалась только окнами окружавших её домов, да горели три фонаря у входа в вокзал. Состав давно стоял у платформы. Подходили и подъезжали на извозчиках пассажиры. Гражданских мало. Все шинели и шинели — офицерские, солдатские…

Конопатого не мучили обычные в таком случае сомнения. Он не гадал: вот не этот ли офицер с чемоданом? Не тот ли с ярко блеснувшими погонами? Он смотрел и твёрдо знал: нет, не эти, тот ещё не появлялся! Так же уверенно сказал он себе: «Вот он!», когда увидел подъехавших на извозчике офицера с портфелем и двух солдат с винтовками. Именно таким представлялся Конопатому военный курьер. Мальчишка понял: карманникам к нему не подступиться — солдаты с винтовками надёжно охраняют его.

Объясняться с Хрящом было некогда. Конопатый спрыгнул с поленницы, сказал, чтобы царёк и карманники забрались под платформу и ловили портфель, а сам побежал к путям.

До отхода поезда оставалось минут пятнадцать. Офицер с портфелем спокойно шёл к середине состава. Два солдата шагали чуть сзади, по бокам. У дверей вагона — обычная проверка. Офицер показал документы и левой рукой взялся за поручень. В тот момент, когда он перешагивал с платформы в тамбур, сверху упал какой-то узелок.

«Глаз — как шило!» — похвалил себя Конопатый, увидев, что булыжник, завёрнутый в тряпицу, точно ударил по портфелю, вышиб его из руки и вместе с ним провалился в щель между вагоном и платформой.

Офицер, выкатив глаза, взглянул на руку, в которой только что был портфель, и, наливаясь яростью, обернулся. Ему показалось, что кто-то выхватил портфель сзади. Оба солдата в растерянности и страхе смотрели куда-то вверх — в тёмное осеннее небо. Они тоже не понимали, что случилось. Но под коленками Конопатого предательски хрустнула железная крыша вагона.

— Стой! — услышал он. — Держи-и-и…

Громыхнул выстрел. Таиться больше не было смысла. Конопатый вскочил на ноги и побежал по крышам вагонов к паровозу. За ним по платформе бросилось сразу несколько солдат. Переполошился весь вокзал. Кто-то полез под платформу. С тендера перепрыгнул на первый вагон высокий молодой унтер-офицер и, растопырив руки, пошёл навстречу Конопатому.

А портфель с документами уже летел на перекладных к развалинам лесопилки. Вместе с портфелем мальчишки передавали друг другу тревожное известие: схватили Конопатого!

БЕССОННАЯ НОЧЬ

Платайс уже собирался ложиться спать. Он прошёлся по пустому темному дому. Запер двери. Войдя со свечой в спальню, откинул одеяло и замер: кто-то постучал в окно. С той стороны к стеклу приплюснулся Микин нос.

Мика помнил наказ: никогда не приходить к отцу в этот дом. Но, заглянув в портфель, он решил, что имеет право нарушить приказ. Так же подумал и Платайс, когда увидел оперативные планы и карту нового расположения семеновских войск. У него язык не повернулся обругать мальчишек за то, что они опять действовали без его разрешения.

Отложив документы, Платайс задумался над возможными последствиями операции, которую провели беспризорники. Все было бы хорошо, если бы не задержали Конопатого. На стойкость мальчишки он не надеялся. Под страхом смерти и не такие люди начинают говорить. Что же он может сказать семеновцам? Назовёт беспризорников, которые участвовали в этом деле. Значит, мальчишкам надо уйти из Читы.

И ещё: необходимо как можно скорее вернуть семеновцам документы. Получив документы в целости и сохранности и, главное, очень быстро, они могли подумать, что карта и планы не рассекречены, что беспризорники порылись в портфеле и, не найдя ничего ценного, выбросили его. Это, Возможно, облегчит и участь Конопатого.

Платайс дал Мике ещё денег и второй раз распростился с ним. Теперь они могли встретиться только на станции Ага. Туда приказал Платайс сыну увести беспризорников. Туда же и он сам должен был приехать к началу наступления красных войск.

Мика побежал к трактиру, чтобы предупредить Цыгана, но пробраться в центр города было трудно. Поднятые по тревоге солдаты прочёсывали прилегавшие к вокзалу улицы. На площади у трактира горел большой костёр, толпились семеновцы. Здесь был устроен временный штаб по розыску документов. Отсюда направлялись на облаву все новые группы солдат.

По задворкам, по канавам, за заборами Мика подползал к трактиру все ближе и ближе, пока не очутился на огороде напротив заднего крыльца трактира. Здесь он застрял надолго.

Во дворе у колодца стояли осёдланные кони, а на крыльце сидели кавалеристы, курили махорку. Мика зарылся в кучу подсохшей картофельной ботвы и стал ждать.

А Платайс уже заканчивал срочное донесение. Сведения были настолько важные, что он не побоялся нарушить правила конспирации и решил этой же ночью лично вручить донесение Лапотнику и заодно передать портфель с документами одному из железнодорожников, входивших в состав подпольной группы. Платайс знал, что в городе тревога, что пройти незамеченным почти невозможно. Но он должен был сделать это невозможное. Одевшись во все тёмное, он вышел за ворота особняка…