О смелых и отважных. Повести, стр. 51
— Слесарь Крутов! Ко мне!
Кондрат Васильевич отложил гаечный ключ, вылез из-под вагона и пошёл к конторке.
Она с трех сторон была застеклена. Каждый мог видеть, как барон отчитывал за что-то слесаря. Начальник депо сидел на табуретке и сердито стучал кулаком по столу. Крутов стоял навытяжку, отвечал робко, с поклоном. А о чем они говорили, никто не слышал.
НАПРАСНАЯ ТРЕВОГА
Узнать, какое было число, оказалось не так просто. Мальчишки нёсколько раз задавали этот вопрос прохожим, но вразумительного ответа не получили. Попроси они хлеба или денег — это было бы понятно. А число… Зачем?
Ребятам помогло объявление, которое солдаты расклеили по городу.
— Поработай-ка, начальник штаба! — сказал Трясогузка, останавливаясь у листка со свежей типографской краской.
Мика начал читать текст вслух:
— «За последнее время в городе активизировались злоумышленники, именующие себя армией Трясогузки…
— Кх!… — гордо кашлянул командир.
— Несколько дней назад учинено крушение поезда. Сегодня, двадцать девятого апреля сего года… — Мика посмотрел на командира. — Понял? Праздник послезавтра!
— Понял! Читай дальше! — приказал Трясогузка и заложил руку за борт френча.
— … сего года, — повторил Мика, — нанесён ущерб подсобному строению, принадлежащему воинскому гарнизону города. В распоряжении военной комендатуры имеются заложники. Если по истечении двух суток злоумышленники не будут обнаружены, заложники будут расстреляны».
— Они и сами стрелять умеют! — шепнул Цыган.
— Фига с два! — вырвалось у Трясогузки.
Он ещё не сказал армии, что заложники не могут воспользоваться оружием. Зачем огорчать ребят? Может быть, выход найдётся?
— За мной! — скомандовал Трясогузка, чтобы прекратить разговор на эту тему.
Они вышли на улицу, которая вела к реке. Командир хотел уже разослать армию в разные стороны, чтобы по одному пробраться в штаб, но Цыган вдруг схватил его за руку.
— Это она!
Впереди шла девушка лет восемнадцати с провизионной сумкой.
— Что она? — удивлённо спросил Трясогузка.
— Прилепила листовку под деревом!
Трясогузка даже вздрогнул.
— А не врёшь?
— Вот те крест! Я её сразу узнал!
— Темно же было!
— Все равно узнал. У меня глаза — знаешь? Как у дрессированной пантеры!
Командир остановился. Ему и хотелось наладить связь с настоящими большевиками, и в то же время было страшно. Он понимал, что армию распустят, кончится их вольная жизнь и никаких опасных дел им поручать не будут. Если бы не заложники, Трясогузка, пожалуй, отказался бы от мысли поговорить с девушкой. Но он не знал, как своими силами освободить обречённых на смерть людей, и решил пожертвовать независимостью армии. Он, конечно, надеялся так повести разговор, чтобы и заложников выручить, и свои секреты не раскрыть.
— Идите в штаб! — сказал он Цыгану и Мике. — Я с ней потолкую.
Трясогузка догнал девушку.
— Здравствуйте!
— Здравствуй, мальчик.
У девушки был тёплый голос и добрые глаза.
— Хлеба хочешь? Могу немножко дать.
Почему-то это предложение обидело Трясогузку.
— Хлеб оставьте себе!… И скажите… там, своим скажите, чтобы выручали заложников. Они в пакгаузе заперты, их расстрелять могут.
Брови у девушки удивлённо изогнулись.
— Какие заложники? И кому я должна сказать о них?
— Кому! — усмехнулся Трясогузка. — Сами знаете! Тому, кто листовки печатает!
— Ты что-то путаешь, мальчик!
— Не притворяйтесь! — нахмурился Трясогузка. — Мы видели, как вы ночью её к забору прилепили.
Лицо девушки выразило полное недоумение. Она протянула руку и приложила ладонь ко лбу Трясогузки.
— Ты не болен?… Лоб холодный!
Трясогузка отскочил от неё.
— А не лунатик ли ты? — продолжала девушка с глубоким и неподдельным сочувствием. — Тебе по ночам ничего не мерещится?
Трясогузка подумал, что Цыган ошибся, и бросился бежать. А девушка проводила его внимательным взглядом и быстро пошла домой.
Увидев сестру, Николай понял, что произошла какая-то неприятность. «Не в депо ли?» — подумал он. Катя ходила туда. В сумке у неё был обед для Кондрата Васильевича. Но главное заключалось в том, чтобы сообщить ему новость: партизаны подошли с севера к городку и тайно расположились в лесу, в трех километрах от станции. Командир партизанского отряда просил согласовать с Кондратом Васильевичем час одновремённого удара по колчаковскому гарнизону.
— Что? Говори скорей! — набросился Николай на сестру. — В депо?
— И в депо! — ответила Катя. — Встретиться с Кондратом Васильевичем не удалось. Депо оцепили. А когда я возвращалась…
Катя замолчала, чтобы собраться с мыслями.
— Да говори же! — поторопил её Николай.
И она подробно рассказала о странной встрече.
Николай не знал почему, но ни усиленный караул депо, ни беспризорник не очень его встревожили. Может быть, оттого, что он ожидал худшего.
— В английском френче и в пижамных брюках? — переспросил он.
Катя подтвердила.
— Это же Трофим! — воскликнул Николай. — Я встречался с ним раза два… Ничего парень, только грубый, но, мне кажется, не из подлецов. А ты будь осторожней! Беспризорники и те выследили! Конспиратор!
Катя покраснела. Упрёк был справедливый.
— Хуже с депо! — продолжал Николай. — Придётся искать лазейку!…
ВЕЧЕР ВОСПОМИНАНИЙ
Вернувшись в штаб, Трясогузка в первую очередь наградил Цыгана подзатыльником.
— Пантера! — насмешливо произнёс командир и добавил: — Не она!
— Да она! — воскликнул Цыган. — Хочешь, руку сожгу? — Он протянул ладонь к огоньку свечи.
— Жги! — спокойно разрешил командир.
Но Цыган отнял руку, потёр ладонь о штаны и спросил:
— Значит, не она? А что она сказала?
— Ничего! — отрезал Трясогузка и для большей убедительности соврал: — Сказать ничего не сказала, а к полковнику потащила! Ну я, конечно, выдал ей пару раз — и ходу! Сзади палят, а я бегу! Во — пуля зацепила! — Трясогузка показал дырку в воротнике френча.
Мика засмеялся.
— Ну и заливаешь ты, командир! Этой дырке сто лет! Засмеялся и Цыган. Трясогузка обиженно посмотрел на них и сказал:
— Смеётесь, а их расстреляют!
— Кого? — спросил Мика.
— Заложников!
— Ну да! — возразил Цыган. — Что, мы им даром оружие дали?
— Выходит, что даром!
И Трясогузка высказал ребятам свои опасения.
Приуныли мальчишки. Цыган перебирал струны гитары, и она тихо плакала в подвале. Ребята молчали. Им тоже хотелось плакать. Каждый вспомнил своё горе.
— Хоть и здорово, а хватит! — не выдержал Трясогузка. — Муторно больно! За кишки берет твоя гитара!
Он нарочно выбрал слова погрубее, чтобы отогнать от себя тоскливые мысли.
— Где ты научился так играть? — спросил Мика.
— В цирке, — сказал Цыган. — В шапито… Мы по разным городам ездили с музыкальными номерами… Мамка пела… Я говорил, не надо про Колчака и вечека!… А она спела…
— Правильно сделала! — похвалил Трясогузка.
— За это и взяли? — спросил Мика.
— Ага! — дрогнувшим голосом ответил Цыган. — Весь цирк хлопал в ладоши… А ночью… Отца сразу… А мамку мучили долго… Она очень красивая была…
— Моя мама тоже была красивая! — ревниво сказал Мика. — Достали бы ананасы — она бы не умерла!
— Опять ты про свои ананасы! — неодобрительно произнёс Трясогузка. — Да я их и не нюхал, а жив!
— Нет, правда! — произнёс Мика жалобно. Он верил сам и хотел заставить ребят поверить, что его мама могла бы не умереть, будь под рукой спасительные ананасы. — У нас в латышской колонии доктор жил. Он все-все знал. Посмотрел он маму и сказал, что ей надо ехать к Чёрному морю и есть побольше фруктов и ананасов!
— А знал твой доктор, что от тифа надо есть? — сердито спросил Трясогузка, вспомнив сарай, в котором среди тифозных больных металась в бреду его мать.