О смелых и отважных. Повести, стр. 29
Очнувшись, Глебка увидел, что Бессонов пробился к двери и распахнул ее.
— Держите! — выдавил он, чувствуя страшную резь в горле. — Держите его!
Разбросав мальчишек, карлик выскочил из будки и, чтобы никто не побежал за ним, хотел захлопнуть и припереть чем-нибудь железную дверь. Глебка, все еще лежа на полу, успел просунуть ногу. Дверь ударила по лодыжке. Не вытерпев боли, он выдернул ногу и снова выдавил:
— Держите! Уйдет же!
Пат навалился на дверь. Она открылась. Карлик стоял шагах в пяти и, как фокусник, подбрасывал и ловил финский нож.
Мальчишки, выскочив из будки, замерли. Застыл и Глебка. Он стоял на одной ноге в дверном проеме и не знал, что делать.
Карлик еще раз подбросил финку, оттянул пальцем боковой карман, и нож, как в гнездо, упал прямо туда. Не говоря ни слова, уродец повернулся к мальчишкам спиной и заковылял на кривых ногах к железной дороге.
Было уже довольно темно. Расплывчатая фигура карлика темным пятном появилась на насыпи и исчезла.
— К Невской лавре покатился! — сказал Пат.
— Почему думаешь? — спросил Глебка и скривился, от боли, наступив на ушибленную дверью ногу.
— У него две хибары, — пояснил Пат. — Одна на Обводном, а другая где-то у Лавры.
— Хм! — усмехнулся Хмыка, потирая шею. — Он их конспиративными квартирами называл!… Че-кист!
Глебка оживился.
— Адрес знаете?
Точного адреса мальчишки не знали.
— Надо узнать! — воскликнул Глебка. — Вы же мастера выслеживать! Сегодня все узнаем, а завтра с утра я найду Дубка — и накроем этого бандюгу!
Взволнованный, разгоряченный Глебка забыл про боль и не заметил, как невольно вошел в роль командира семерых беспризорников. И все, даже Пат, без рассуждений признали его вожаком.
— Мы его обложим как волка бешеного! — возбужденно говорил Глебка. — Вы только не упустите его! А я забегу на вокзал за Глашей — и мы вас догоним!
Они вместе добежали до насыпи и здесь расстались. Пат повел мальчишек по тропе, по которой обычно шел карлик к Александро-Невской лавре. Эта тропа наискосок пересекала привокзальные задворки и приводила через проходные дворы на Старо-Невский проспект.
А Глебка пошел по шпалам к вокзалу, чтобы найти Глашу и прямиком по проспекту догнать мальчишек.
До платформы он добрался, а когда влез на нее, то понял, что не рассчитал своих сил. Ныло горло. Оно стало шершавым и плохо пропускало воздух. Нога распухла и болела все больше. Еле-еле добрел Глебка до вокзала, сел в зале на пол и снял сапог. Но от этого боль лишь усилилась. Придерживаясь руками за стену и за скамейки, как всегда плотно облепленные людьми, начинавшими готовиться к ночлегу, он протащился через зал ожидания и увидел Глашу у выхода в город.
ГРАФИНЬКА
То ли карлик шел очень быстро, то ли он выбрал другую дорогу, только мальчишки так и не догнали его. Выбежав на Старо-Невский проспект, они наскочили прямо на патрульных, прочесывавших привокзальные улицы.
В соседнем дворе стоял грузовик с кузовом, обтянутым брезентом. И не успели мальчишки испугаться, как очутились на скамейке под брезентом.
Пожилой мужчина в очках, с кобурой на ремне, в осеннем пальто сел напротив беспризорников, улыбнулся и спросил:
— Никого не забыли? Можно ехать?
— Хм! — с хитрецой произнес Хмыка. — Подожди немного! Сейчас придет еще один — с ленинским мандатом. Он тебе поедет!
Мужчина в очках посуровел:
— Плохо шутишь, парень!… Запомни на всю жизнь: Ленин… — он глубоко вздохнул. — Да что говорить! Где эти слова-то!… В Питере бензина — считанные капли, а за вами машину гоняем! Дров нету, а для вас — санпропускник с горячим паром! Хлеба нет, а вас ужин ждет! И все это — Ленин! Владимир Ильич!
Снаружи стукнули по брезенту и тихо предупредили:
— Еще идет!
Мужчина приложил палец к губам.
— Если зашумите, он останется мерзнуть на улице, а вы спать в чистой постели будете… Нехорошо получится!
Снаружи тот же голос сообщил:
— Девчонка! Не из этих!… Можно ехать!
Мужчина в очках привстал, доверчиво оперся рукой на плечо Пата и стукнул кулаком по кабине водителя.
С перебоями зачихал мотор.
Снаружи крикнули:
— Дубку про улов сообщи!
— Помню! — отозвался мужчина и спросил у беспризорников: — А ну, признавайтесь, кого Юрием зовут?
Мальчишки переглянулись. Хмыка оттопырил ухо.
— Ясно! — произнес мужчина, поняв, что они откровенничать не собираются, и добавил: — Разберемся!…
Машина тронулась, выехала со двора и, поравнявшись с Глашей, покатилась дальше…
Не знала Глаша, что тех, кого она, по поручению Глебки, хотела догнать, только что провезли мимо нее. Глебка не успел объяснить все подробно. Он только сказал, что Юрия увел бандит — карлик. Беспризорники следят за ним, и Глаша должна идти по проспекту, пока не увидит семерых мальчишек. Надо им сообщить, что у Глебки разболелась нога и что он велел обязательно узнать адрес карлика и сразу же вернуться на вокзал.
Глаша все быстрее и быстрее шла по темному проспекту. После того как проехала машина, навстречу не попался ни один человек. В окнах гасли последние огни. Впереди и на пересекающих проспект улицах было темным-темно. Но Глаша не боялась темноты. Здесь не лес — медведей нету. Сбиться с дороги невозможно. Проспект — без единого изгиба, как стрела, а в другие улицы Глебка приказал не заходить.
Одно не понятно: почему все еще не видно мальчишек? Неужели они идут так быстро? Но тут Глаша вспомнила, что беспризорники следят за каким-то карликом, а он мог побежать от них. Тогда и мальчишки, конечно, побежали, чтобы не отстать. И она тоже припустилась вдоль вереницы темных домов и закрытых ворот.
Проспект привел Глашу к каменной стене вроде монастырской, В центре виднелся вход, но и здесь ворота были закрыты. За оградой вверху на фоне неба проступали неясные очертания церковного купола. Расчищенный тротуар кончился. Влево уходила тропа, протоптанная среди сугробов подтаявшего снега. Идти дальше или вернуться?
Глаша колебалась недолго. Подумав о брате, который попал в воровской притон, о Глебке, с нетерпением ждавшем ее на вокзале, она решительно повернула влево и побежала по тропе мимо приземистого монастырского здания с узкими, как бойницы, окнами.
Теперь уже нигде не было ни огонька, но Глаша не теряла тропу, которая темной полоской уходила все дальше и дальше.
И снова Глашу стали одолевать сомнения. Скоро и город, наверно, кончится, а мальчишек не видно и не слышно! Может быть, Глебка что-нибудь напутал? Или она сама пошла не туда, куда надо? Ведь даже дома тут какие-то нежилые, похожие на большие кирпичные сараи без окон и с железными дверями. Не вернуться ли все-таки назад?
Но впереди вдруг что-то скрипнуло, и Глаша услышала, как невидимый отсюда человек громко причмокнул губами и произнес:
— Н-но! Шевелись!
Со всех ног бросилась Глаша на голос. Ей казалось, что это далеко. Она не рассчитала и, разбежавшись, чуть не наткнулась в темноте на оглоблю.
Лошадь всхрапнула и отпрянула в сторону, выдернув сани из колеи. Испуганно ахнула женщина. Мужчина судорожно натянул вожжи, перекрестился и выругался.
— Тьфу! Нелегкая тебя по ночам носит! Лиходейка окаянная! Чего выскакиваешь, как из-под земли?
— Больно ты пужливый! — улыбнулась Глаша. — Мальчишки вам не встретились по дороге? Семь их должно быть.
Мужчина и женщина молчали. Они не просто молчали — они оцепенели. Глаша поняла: произошло что-то страшное, но что?
А вокруг будто немного посветлело. Она оглянулась.
В темноте, ни на что не опираясь, парил в воздухе багрово-красный крест. Зловещий отсвет от креста падал на деревянный забор, отгораживавший кладбище от Шлиссельбургского тракта. В одном месте верхушка забора была обломана, и над расщепленными досками торчали три черепа с горящими глазницами и оскаленными зубами.
В мертвой тишине устало фыркнула лошадь и тряхнула головой, тихо звякнув удилами. Эти мирные деревенские звуки помогли Глаше преодолеть леденящий необъяснимый ужас, который охватывает иногда и смелых людей, встретившихся с чем-нибудь на первый взгляд сверхъестественным, непонятным. Она даже хотела сказать что-то обомлевшим от страха, застывшим в санях людям. Но три черепа, мигая горящими глазницами, задвигались, стали подниматься, и над забором выросли высоченные, одетые в саваны выходцы с того света. Один из них — самый высокий — отвел ногу в сторону и легко перешагнул обломанный в этом месте, но все же довольно высокий забор.