Змеиный зал, стр. 19

— Но Дядя Монти разорвал билет Стефано до Перу, — сказал Клаус, и вид у него при этом был довольно смущенный. — Я сам видел.

— Правильно, — сказала Вайолет. — Именно поэтому он должен был убрать Дядю Монти с дороги. Он убил Дядю Монти… — Вайолет задрожала и умолкла. — Он убил Дядю Монтм и взял эту карточку в пластиковом футляре. Это членский билет Герпетологического общества, который принадлежал Дяде Монти. Стефано рассчитывал выдать себя за Дядю Монти, чтобы оказаться на «Просперо» и переправить нас в Перу.

— Но я не понимаю, — сказал мистер По, — откуда Стефано вообще известно про твое состояние?

— Потому что на самом деле это Граф Олаф, — сказала Вайолет, выходя из себя оттого, что снова приходится объяснять то, о чем и ее брат, и сестра, и вы, и я знаем буквально с первой минуты появления

Стефано. — Хоть он обрил голову и выщипал бровь, но избавиться от татуировки на щиколотке можно было только при помощи пудры, пуховки и ручного зеркала. Чтобы скрыть глаз, он загримировал свою левую щиколотку, и бьюсь об заклад: если мы сотрем грим тряпкой, то увидим татуировку.

— Какая нелепость! — закричал Стефано.

— А вот это мы еще проверим, — ответил мистер По. — Ну-ка, у кого есть тряпка?

— У меня нет, — сказал Клаус.

— У меня нет, — сказала Вайолет.

— Гувил! — сказала Солнышко.

— Что ж, если тряпки ни у кого нет, можно об этом забыть, — сказал доктор Лукафонт, но мистер По поднял вверх палец, призывая его не спешить, после чего, к величайшему облегчению бодлеровских сирот, сунул руку в карман и вынул носовой платок.

— Вашу левую щиколотку, пожалуйста, — твердо сказал он, обращаясь к Стефано.

— Но вы целый день в него кашляли, — сказал Стефано. — На нем полно микробов.

— Если вы действительно то лицо, о котором говорят дети, микробы будут наименьшей из ваших неприятностей. Вашу левую щиколотку, пожалуйста.

Стефано — слава богу, что нам последний раз приходится называть его вымышленным именем, — глухо зарычал и, подняв штанину, обнажил щиколотку. Мистер По опустился на колени и принялся тереть ее платком. Сперва, казалось, ничего не происходит, но затем, подобно тому как после проливного дождя начинает проглядывать солнце, стали появляться смутные очертания глаза. Четче, четче, и наконец глаз сделался таким же темным, каким был, когда сироты его впервые увидели.

Вайолет, Клаус и Солнышко пристально смотрели на глаз, и он отвечал им тем же. Впервые в жизни бодлеровские сироты были счастливы его видеть.

Глава тринадцатая

Если бы эта книга была написана для развлечения маленьких детей, вы бы уже догадывались, что случится в следующей главе. Личность злодея установлена, его дьявольские планы раскрыты, на сцене появляется полиция и препровождает его в тюрьму до конца его дней, а отважные юнцы отправляются за пиццей и живут долго и счастливо. Но эта книга о бодлеровских сиротах, и мы с вами знаем, что возможность счастливой судьбы для этих детей столь же вероятна, как и возвращение к жизни Дяди Монти. И все же, когда татуировка вновь вернулась на свое место, бодлеровским сиротам показалось, что к ним вернулась частичка Дяди Монти и что они раз и навсегда доказали вероломство Графа Олафа.

— Действительно глаз, — сказал мистер По, перестав тереть щиколотку Графа Олафа. — Вы определенно Граф Олаф, и вы определенно арестованы.

— А я определенно потрясен, — сказал доктор Лукафонт, прижимая свои странно негнущиеся руки к голове.

— Как и я, — признался мистер По, хватая Графа Олафа за руку, чтобы помешать ему куда-нибудь убежать. — Вайолет, Клаус, Солнышко, простите меня за то, что я не поверил вам раньше. Но мне казалось просто невероятным, что он станет вас разыскивать в обличье лабораторного ассистента и придумает такой изощренный план с целью украсть ваше состояние.

— Интересно, что случилось с Густавом, настоящим лабораторным ассистентом? — вслух поинтересовался Клаус. — Если бы Густав не ушел с работы, Дядя Монти никогда не нанял бы Графа Олафа.

С того самого момента, когда обнаружилась татуировка, Граф Олаф хранил молчание. Его блестящие глаза шныряли по сторонам, так же внимательно всматриваясь в каждого из находившихся в Змеином Зале, как лев всматривается в стадо антилоп, выискивая, кого бы лучше убить да съесть. Но при упоминании имени Густава он заговорил.

— Густав не ушел с работы, — сказал он хриплым голосом. — Густав мертв! Однажды, когда он собирал полевые цветы, я утопил его в Темном Болоте. Потом подделал записку с просьбой об увольнении. — Граф Олаф бросил на троих детей такой взгляд, словно собирался кинуться на них и задушить, но вместо этого стоял совершенно неподвижно, что было еще страшнее. — Но это ничто в сравнении с тем, что я сделаю с вами, сироты. В этом раунде выиграли вы, но я вернусь за вашим состоянием и за вашей драгоценной шкурой.

— Это не игра, ужасный вы человек, — сказал мистер По. — Домино — это игра. Водное поло — это игра. Убийство — это преступление, и за него вы отправитесь в тюрьму. Я прямо сейчас отвезу вас в город и сдам в полицейский участок. Ах, черт подери! У меня же сломана машина. Ничего, я отвезу вас в джипе доктора Монтгомери, а вы, дети, можете ехать за нами в машине доктора Лукафонта. К тому же так вы в конце концов сможете увидеть салон медицинской машины.

— Может быть, — сказал доктор Лукафонт, — проще посадить Стефано в мою машину, а детям ехать за нами. В конце концов, в моей машине тело доктора Монтгомери и для троих детей там просто места не хватит.

— Хорошо, — сказал мистер По. — Мне бы очень не хотелось разочаровывать детей, ведь они столько вынесли. Тело доктора Монтгомери можно перенести в джип и…

— Салон медицинской машины нас нисколько не интересует, — раздраженно сказала Вайолет. — Мы это придумали, чтобы не оказаться наедине с Графом Олафом.

— Нехорошо лгать, сироты, — сказал Граф Олаф.

— Мне кажется, не в вашем положении читать детям нравоучения, Олаф, — суровым тоном сказал мистер По. — Хорошо, доктор Лукафонт, вы его заберете.

Одной из своих странно негнущихся рук доктор Лукафонт схватил Графа Олафа за плечо и, переступив порог Змеиного Зала, направился к парадной двери, но вдруг остановился и ехидно улыбнулся мистеру По и троим детям.

— Попрощайтесь с сиротами, Граф Олаф, — сказал доктор Лукафонт.

— Прощайте, — сказал Граф Олаф.

— Прощайте, — сказала Вайолет.

— Прощайте, — сказал Клаус.

Мистер По откашлялся в носовой платок и брезгливо махнул Графу Олафу на прощание. Одна только Солнышко ничего не сказала. Вайолет и Клаус взглянули на нее сверху вниз, удивленные тем, что она не сказала «юют!», «лип!» или любое слово, на ее языке означающее «прощайте». Но Солнышко не сводила с доктора Лукафонта горящих решимостью глаз; еще мгновение, и она взвилась в воздух и укусила доктора Лукафонта за руку.

— Солнышко! — сказала Вайолет и хотела было извиниться за ее поведение, как вдруг увидела, что кисть доктора Лукафонта отделяется от запястья и падает на пол. Солнышко впилась в нее всеми четырьмя острыми зубами, и рука затрещала, как сломанное дерево или пластмасса. И когда Вайолет посмотрела на место, где только что находилась кисть руки доктора Лукафонта, то вместо крови или чего-то похожего на рану увидела блестящий металлический крюк. Доктор Лукафонт взглянул на крюк, потом на Вайолет и мерзко осклабился. Граф Олаф тоже осклабился, и оба метнулись за дверь.

— Крюкастый! — закричала Вайолет. — Это не врач! Это один из приспешников Графа Олафа!

Она инстинктивно загребла руками воздух на том месте, где стояли эти двое, но их там, конечно, не было. Вайолет широко распахнула парадную дверь и увидела, что они, петляя, бегут через кусты в виде змей.

— За ними! — воскликнул Клаус, и трое Бодлеров попробовали выбежать за дверь.

Но мистер По выступил вперед и преградил им дорогу.