Возвращение (СИ), стр. 41
– Можешь хоть сказать, с кем у тебя дела?
– С Первым секретарем ЦК Машеровым. А теперь, если вы не возражаете, я пойду отдыхать.
Я действительно вымотался вконец. Я вел себя нагло и вызывающе не только из-за злости и обиды. Еще был страх. Слишком велики были ставки, и слишком много власти было в руках этих людей. И в дальнейшем нельзя было с легкостью поменять поведение и выполнять все, что скажут, поэтому опять придется с ними играть и что-то требовать для себя. Очень многие считают глупостью готовность помочь по первому требованию и ничего не получить за помощь. Ладно, осталось два дня каникул, а потом последняя четверть. В связи с тем, что отпала надобность в писанине, у меня освободилось много времени, и его нужно было чем-то занять. Спортом я тоже стал заниматься меньше. Смысла в том, чтобы накачивать мышцы сверх того, что уже есть, я не видел, просто поддерживал форму. Кстати, если пристегнут к работе, нужно будет попросить, чтобы меня натаскали на бой, а ближе к лету можно будет поговорить об отпуске. Не хотел я расставаться с Люсей даже на месяц, вот пусть и устроят нам отдых в одном из санаториев на море. Им это ничего не стоит сделать, а к родственникам пусть родители съездят сами или с сестрой. И насчет места жительства нужно будет подумать. Ну не хотел я ехать на юг. Если дадут квартиру в Минске, меня это вполне устроит, а к родителям мамы будем ездить в гости. Так, кое-что для разговора с седым у меня начало набираться.
Утром я сделал свои упражнения, принял душ, позавтракал и позвонил Люсе. Трубку взяла Надежда.
– Приходи, – сказала она, услышав мой голос. – Дочь тебя уже ждет.
И вздохнула.
Выйдя на улицу, я столкнулся с изнывающим от скуки Игорем.
– Привет, – обрадовался он. – Ты что, вчера опять куда-то ездил?
– Здравствуй, – отозвался я. – Пришлось, понимаешь, помогать правительству. Ни фига сами не в состоянии сделать.
– Ври больше! – сказал он. – Самое дурное время. Все тает, ни на лыжах, ни коньках уже не покатаешься, а для велосипеда или мяча слишком рано. По телевизору ничего хорошего нет, а в кинотеатр привезли какого-то «Зайчика».
– А что, неплохая кинокомедия, – сказал я. – Надо будет сходить на нее с Люсей.
– А как у тебя с ней? – с интересом спросил он.
– Отдают в жены, – сказал я. – Правда, ждать еще четыре года.
– Повезло тебе с ней. Вы хоть целовались?
– Ты что? – ответил я, отшатнувшись в притворном испуге. – Мы всем обещали, что никаких глупостей не будет! Ладно, счастливо скучать, а я побежал.
Люся встретила меня у подъезда.
– Пойдем погуляем, – сказала она, беря меня за руку. – Не хочу сидеть дома. И не поговоришь толком из-за Оли, и погода просто замечательная!
– Я только «за», – ответил я. – Мы и так зимой мало гуляли. Слушай, давай сходим в кино. Я его видел пару раз, но с тобой схожу. Не шедевр, но посмеешься.
– Я с удовольствием, – ответила подруга. – Мы с тобой в кино только один раз ходили.
– Только что видел Игоря. Завидует, что ты выбрала меня, а не его. Счастливый ты, говорит, что у тебя такая невеста!
– Когда я еще буду невестой! – вздохнула она, огляделась и прижалась ко мне. – Нам с тобой теперь многие завидуют, и не только одноклассники. Ты просто не замечаешь, как на тебя смотрят девчонки из старших классов. Ленка, кстати, тоже стала посматривать. Узнаю – выцарапаю глаза!
– Ревность – это паршивое чувство, – сказал я своей любви. – Никогда не дам тебе для нее повода. Все прошлое пусть в прошлом и остается, а у нас с тобой впереди сто лет жизни. Проживем их в любви и умрем в один день. Ну вот, а плакать-то зачем?
Глава 14
– Совпадает? – спросил полковник милиции Илья Денисович Юркович.
– Триста девяносто восемь, – ответил Машеров. – Или он опять округлил, или еще не всех нашли.
– Два человека – это ерунда, – сказал Юркович. – Могла и пресса округлить.
– А что у нас по группе Сенцова?
– Все люди, упомянутые в записях за последние десять лет, реально существуют. Дальше проследить трудно. Все записи логически увязаны, явных ляпов они не обнаружили. Если все так и будет, это золотое дно. Остается решить, как лучше использовать.
– А что по Академии наук?
– Купревич пока подобрал в группу три десятка человек. За них он ручается. Фотокопии части первой тетради отданы на изучение. Работают в институте физики твердого тела и полупроводников. Работы только начаты, поэтому о результатах говорить рано. Что думаешь делать с мальчишкой?
– Какой он мальчишка! – усмехнулся Машеров. – Старше нас с тобой.
– Я сужу по поведению. Обидчив не в меру и склонен к крайностям: выложил все, не потребовав ничего взамен, привязан к этой девчонке... Может быть, он и прожил восемьдесят лет, но я его возраст почувствовал только по разговору.
– Я думаю, он еще потребует, – сказал Машеров. – Тетради – это только выписки всего самого важного. А сколько всего мог запомнить этот человек? Одни его записи рекомендаций чего стоят. Полторы сотни человек на ликвидацию! А ты говоришь, мальчишка!
– Я бы там тоже многих ликвидировал, – сказал Юркович. – Во всяком случае, если все написанное о них правдиво. Только кто их даст тронуть?
– Судя по записям, Андропов их тронет.
– Судя по записям, он и тебя тронет. А из этих он вычистит только часть, да и то лет через пятнадцать. Надо все-таки кое-кого из его ребят перетянуть на свою сторону. Без работы с комитетом будет очень сложно, а у меня еще по партизанским делам там много друзей, правда не в минском КГБ. Но устроить им перевод, я думаю, будет нетрудно.
– С мальчишкой нужно будет помириться, – сказал Машеров. – Твой ляп, ты и займись. Я думаю, он намеренно пошел на обострение. Теперь начнет выпендриваться и что-то требовать. Не вздумай на него давить. Все требования в разумных пределах нужно удовлетворить.
– А разумность его требований определять мне?
– Не сможешь ты, это сделаю я. Что у нас по апрелю, кроме этих торнадо?
– Новое правительство в Йемене, демонстрация в Ереване, переворот в Доминиканской республике и вторжение в нее США. Еще написано, что День Победы объявлен нерабочим.
– Когда будет последнее?
– Двадцать шестого числа.
– А торнадо уже завтра. В новости, наверное, попадет с опозданием, как и землетрясение. Он прав, такие вещи предсказать невозможно. Если эти торнадо появятся реально, лично мне никакие проверки уже будут не нужны. Тогда продолжишь набирать группу. Этих придется во все посвящать, разве что о моей гибели им знать не следует, и о самом мальчишке. Им придется частенько выполнять деликатные дела, и если что случится, мы с тобой их прикрыть не сможем, поэтому идти на это они должны сознательно.
Они ко мне приехали тринадцатого во вторник. Сам полковник остался в машине, а к нам в квартиру позвонил Семен. Я недавно пришел со школы, пообедал и включил телевизор, когда раздался звонок. Мама ушла к кому-то из соседей, остальных тоже не было дома, поэтому открывать пошел я.
– Привет, – сказал Семен, когда я распахнул дверь. – С тобой хотят поговорить.
– Ехать в Минск на ночь глядя?
– Никуда ехать не надо. Полковник сидит в машине. Сядешь, я ее отгоню, чтобы не мозолить всем глаза, и вы поговорите, а потом мы тебя вернем.
– Заходите, – пригласил я. – Сейчас переоденусь, тогда пойдем.
Через несколько минут мы подошли к стоявшей на бетонке машине и забрались внутрь. Семен съехал к сараям, развернул машину и поехал к выезду из городка.
– Здравствуйте, – поздоровался я с Седым. – Ну как торнадо?
– Хочешь сказать, что не слушал новости? – усмехнулся он.
– Слушал, – не стал отрицать я. – Теперь слушаю вас. Что вам от меня нужно?
– Постоянные консультации.
– И как вы себе это представляете? Что я, как челнок, буду постоянно мотаться из городка в Минск и обратно?
– Твоему отцу можно устроить перевод в Минск.