Экспедиция в иномир, стр. 25

Это было не совсем то, что утверждал я, но спорить я не стал. Для меня самого было неожиданно, что фантастические мои идеи в какой-то степени подтверждаются. И я готов был согласиться, что Артур глубже моего оценивает загадку общества вариалов.

Жак с сомнением сказал Артуру:

— Если ты прав, то должен существовать и некий верховный разум, тот мозг, элементами и мыслями которого являются сами вариалы. И этот мозг, несомненно, мыслит в категориях нашей логики, а не статистически. Но кто он? Где он? Почему мы не слыхали о нем?

— Все общество вариалов является своим коллективным мозгом, — ответил Артур. — К сожалению, мы пока не нашли способа общаться непосредственно со всем обществом, а имеем дело лишь с отдельными его членами, с материализованными мыслями и идеями, поддерживающими одна другую. Но когда-нибудь решим и эту задачу.

Николай стал злиться.

— Элементы целого — клеточки, нечто несамостоятельное. А эти ребята, вариалы, — законченные существа, хотя по-твоему лишь элементы какого-то огромного существа, а по Казимежу — материализованные мысли. А для меня каждый вариал — личность! Каждый со своим характером — разве не так? И они мне приятны, я хочу дружить с ними, с каждым в отдельности дружить! И хочу освободить попавшего в беду товарища. Полинг, почему ты молчишь? Объяви свое решение!

Я сказал:

— Наше пребывание в стране вариалов заканчивается. Следующий объект изучения — страна ропухов. Там мы объединим исследовательскую работу с борьбой за освобождение нашего друга, кто бы он ни был — необходимая часть общества или порожденная им и материализовавшаяся в образе доброго существа идея дружбы.

Глава вторая

ВТОРЖЕНИЕ В СТРАНУ РОПУХОВ

Провожать нас высыпали, вероятно, все жители города — так их было много. Но по мере приближения к куполу то один, то другой отставал.

— Статистически бегут назад, хотя динамически продвигаются вперед, — объявил Николай.

Равнина уже не казалась загадочной. Расширяющаяся перспектива становилась для нас такой же естественной, как и сходящаяся. Лишь одно смущало: вверху простиралось одно и то же, не меняющее ни яркости, ни цвета небо — животворящее светило этой страны, если оно было, разрасталось на отдалении так, что виден был лишь крохотный кусочек его поверхности, сильно ослабленный от расширения на все небо.

— Прощаться с эскортом! — скомандовал я у купола.

Эскорт теперь был совсем невелик — девять вариалов, среди них Иа, Ие, Ии. Двое, Яу и Су, остановились в отдалении, еще четверо потихоньку увеличивались, отступая, но трое И, не покидая нас, взволнованно трансформировались, падали чуть не на голову, обреченно взмывали вверх, вспыхивали, почти погасали — всеми способами отговаривали от рискованного поступка: они не верили ни в спасение собрата, ни в наше возвращение из грозной страны ропухов.

Я вошел в купол последним. Во входном отверстии показался и мой Иа. Он один осмелился проникнуть внутрь страшного сооружения. Я пытался успокоить его, но статистическая логика на этот раз не срабатывала. Дешифратор на все уговоры доносил только истошные трансформации: «Дальше — нельзя! Дальше — нельзя!»

— Очевидно, все они гибнут, едва попадают к этому загадочному Тоду, — невесело проговорил Жак.

Потеряв терпение, я отмахнулся от Иа. Но он вклинился между Артуром и Жаком и, судорожно пытаясь удержаться внизу, трансформировал одну и ту же фразу: «Погибну с вами! Погибну с вами!» Даже обычные шумы несуразностей не забивали горестных воплей.

Жак с нежностью глядел на льнувший к нему, уменьшившийся до размеров человеческой головы зеленый комочек. Артур отвернулся. У меня сжало горло. Николай взволнованно сказал:

— Я понимаю, Казимеж, нельзя… Но ведь это не просто дружба, это гораздо больше… Прошу тебя! Заэкранируем Иа, это же можно. Не ты — ты должен быть свободным. Могу я, может Жак.

Я колебался.

— А если лишим вариалов какой-нибудь важной общественной категории?

— Сколько я уяснил себе, в Иа материализована категория жертвенности, но, кажется, она не единична у вариалов, так что потери не будет, — ответил Артур.

В отличие от Николая, он упорно отрицал возможность любви у вариалов — так на него подействовали откровения Правого.

Жак с мольбой глядел на меня.

— Введи его в свое поле, Жак, — сдался я.

Защитное поле хорошо держало вариала. Но, в отличие от нас, он пропадал из оптического пространства даже при слабом увеличении ротонного потенциала: люди отчетливо видели друг друга, когда он уже был невидим. Зато шумы логики почти стерлись: в человеческом поле у вариала резко уменьшилась неаристотелевость мышления. Впрочем, очевидным это стало лишь впоследствии.

Я выглянул на покинутую равнину. Осиротевшие Ии с Ие метались неподалеку, статистически оплакивая исчезнувшего товарища. Потом, словно испугавшись, что им тоже грозит участь попасть в ротонное поле, унеслись назад.

Мы знали, что проход в страну ропухов лежит рядом с выходом к вариалам. И около этого третьего отверстия Артур нарисовал извивающегося золотого дракона, распахнувшего огромную зубастую пасть. Мне этот рисунок показался лучшим из всех живописных творений Артура.

Как и в стране вариалов, перспектива у ропухов была расходящаяся. Но та, оставленная страна казалась пустыней сравнительно с той, куда мы попали, выйдя из купола.

Мы очутились на улице города, до того похожего на земной, что Николай не удержался от восторженного возгласа. Кругом вздымались дома, многоэтажные, ярко освещенные, каждый следующий выше того, что был ближе, а дальние такие громадные, что крыши зданий смыкались над головой.

Даже в стереотеатре, где спектакли разыгрывались впереди и позади зрителя, под ним, рядом с ним и на высоте, нам не приходилось видеть такого удивительного зрелища, как эти раскинувшиеся по бокам и над нами дома. И ни одно из закрывавших все небо зданий не выглядело кривым, они не переламывались, не изгибались, не заполняли собой высоту, как тучи или летающие предметы. Здания стройно вздымались ввысь, они были далеко и одновременно вверху. И от этого небо в городе казалось не сферическим, а конусообразным — все дальние дома смыкались в зените крышами, как шесты дикарского чума.

А на улицах проносились ропухи — гигантские вдали, метра на два вблизи.

По отдаленным силуэтам они представлялись крылатыми драконами вроде того, которого нарисовал Артур на входе в их страну.

— Пророческий рисунок, — с уважением сказал о нем Жак.

Но, присмотревшись, мы убедились, что лишь во время полета, когда туловище свободно извивалось в воздухе, ропух мог сойти за летающего змея. Опустившийся, он скорее напоминал человека, чем дракона, но странного человека, двухголового, с короткими руками, мощными ногами и поднятым хвостом, увенчанным небольшой короной. Такие же короны, но побольше — пять гибких прутьев с шариками на концах — украшали обе головы ропуха. Над шариками пылали огни Эльма. А на спине, животе и по бокам от голов к хвосту тянулись четыре зубчатых гребня, и на каждом зубце мерцали те же электрические огни.

Когда одно из чудищ, увешанное гирляндами искрящихся огней, промчалось мимо, вариал, обреченно сжавшийся в комочек в экранном поле Жака, едва не погас — так ослабело его свечение.

— Ропухи вещественны, — сверившись с показаниями анализаторов, установил Николай. — И вещественны в нашем смысле — твердых форм, четких пропорций. А летают, по-видимому, при помощи электростатических полей. Кстати, здесь имеется атмосфера. Помните, Правый говорил, что подданные Тода питаются воздухом.

— Пока они не открыли нас, — констатировал я. Больше всего я опасался немедленного нападения ропухов, внезапные сражения с неизученными врагами я недолюбливаю. — Итак, немного пофланируем по их городу невидимками.

Мы чуть не сталкивались с пролетающими ропухами. Ничто не показывало, что наэлектризованные летуны догадываются о присутствии невидимок.