Ключи Пандоры, стр. 71
– Но-но! – подал голос солдат. – Ты базар-то фильтруй!
– Прости, начальник, с языка сорвалось! – смиренно произнес Семенчуков.
– Вы не про Коровина часом? – спросила Юля.
– Про него, падлу!
– Семенчуков! – заорал солдат.
– Виноват, виноват! – залебезил тот и опустил глаза вниз. – В общем, пахали мы тамочки и просвета не видели. Туда ведь со всего Союза бедолаг везли. Меня еще по малолетке загребли, на краже. Но я киркой, считай, не махал. Все больше в клубе, картинки малевал. Коровин этот, извиняюсь, любил, чтобы красиво было. Начальство частенько в колонию заглядывало. Но он их не боялся, такие банкеты закатывал, такими подарками одаривал! Говаривали, шубы лисьи дарил, ружья охотничьи! Потому и жил: кум королю, сват министру. У него и кличка была Кум. По всему Союзу знали: к Куму попадешь, живым не уйдешь! Всю жисть попортили, ироды! Я ж там инвалидность получил!
Он шмыгнул носом и вытер глаза рукавом робы.
– Развылся! – презрительно сказал солдат. – Кто тебя воровать заставлял?
– Никто, ой, никто! – всхлипнул Семенчуков и утер слезу сухоньким кулачком. – Все жисть проклятая, искрутила-изничтожила!
– Вы закончили? – нетерпеливо спросил солдат. – Он больше ничего не скажет, раз рыдать начал. Сейчас на жалость начнет давить! Надоел хуже горькой редьки!
– Ну, зачем вы так? – с укором сказала Юля. – Все же человек, художник…
– Да, да! Я – художник! – Слезы хлынули ручьем по сморщенному, как печеное яблоко, лицу Семенчукова. – Никто меня не понимает!
Солдат расхохотался.
– Художник, мама дорогая! От слова «худо»! Дар в нем прорезался! У нас тут много таких. То картины малюют, то в богомольцы идут. А как на свободу выйдут, через месяц-другой глядишь – опять к нам. Семенчуков, лучше скажи корреспондентам, какая у тебя ходка?
Слезы моментально высохли, и Семенчуков скромно потупил взор.
– Шестая!
Солдат удовлетворенно хмыкнул:
– Шестая! Тебя год назад вымели, а ты снова за свое! Так что сырость тут не разводи! – И посмотрел на Никиту. – Скоро ужин! Никто его отдельно кормить не будет!
Никита развел руками, мол, ничего не поделаешь, а Юля неохотно кивнула.
– Ну, тогда пошли! – скомандовал солдат.
Семенчуков поднялся. В его глазах стояла глубокая скорбь, но он привычно заложил руки за спину и, сгорбившись, зашаркал ногами в грубых ботинках к выходу. Солдат открыл дверь.
В этот момент где-то в глубине здания что-то оглушительно грохнуло. Затем еще раз. И еще. Издалека долетели трехэтажный мат, чей-то заливистый визг и отчаянный вопль, а потом сквозь нараставший гул людских голосов раздались первые выстрелы.
Глава 3
Солдат нахмурился и приказал Семенчукову:
– Сидеть! Я сейчас! – и торопливо добавил, заметив, что Никита поднимается со стула. – Оставайтесь здесь! Я посмотрю, что там творится!
Затем он решительно открыл дверь и вышел в коридор.
Дверь он закрыл неплотно, и сквозь узкую щель в кабинет доносился неясный рокот, напоминающий шум прилива, и отдельные резкие крики. Семенчуков с испуганным видом вертел головой, но попыток встать не делал. Юля нашла в сумочке мобильный телефон.
Никита, помедлив минуту, тоже направился к двери.
– Ты куда? – вскрикнула Юля. – Не уходи!
– Я не ухожу! – ответил он. – Просто хочу посмотреть…
Его глаза тревожно блестели, а успевшее загореть лицо посерело. Он осторожно приблизился к двери и выглянул наружу.
– Помогите! – донесся чей-то вопль.
Юля вскочила со стула, и лишь Семенчуков, затушив грубым ботинком окурок на полу, не тронулся с места.
Кричал тот самый конвоир, который только что оставил их в кабинете.
Еще не успев ничего осознать, Никита уже мчался по узкому мрачному коридору туда, где солдат отчаянно сражался с двумя заключенными в таких же, как у Семенчукова, синих робах, с желтыми и сморщенными, как урюк, лицами.
Все трое отчаянно ругались матом. Заключенные пытались открыть тяжелую решетчатую дверь, которая перегораживала коридор. Вцепившийся в прутья солдат, багровый от натуги, пытался ее захлопнуть. Его ботинки скользили по полу, а дверь открывалась все шире и шире. Зэки радостно скалились от восторга, поскольку сопротивление слабело и победа была совсем близко.
Никита врезался в решетку сокрушительным тараном. Она загудела, как барабан, а эхо пошло гулять по коридору. Теперь они толкали дверь с удвоенной силой. Зэки сопротивлялись, но справиться с двумя молодыми парнями было куда труднее, чем с одним. Решетка тряслась, содрогаясь под ударами, но перевес был в пользу Никиты и конвоира.
Внезапно один из зэков вцепился зубами в пальцы солдата. Тот взвыл от боли и отдернул руку. Решетка дрогнула и вновь поползла, открываясь в коридор. За спинами заключенных послышался топот. Это спешила подмога.
В этот момент к решетке подбежала Юля, протиснулась между Никитой и солдатом и выпустила в лицо одному из заключенных струю дезодоранта. Тот завизжал, заорал на непонятном гортанном языке, схватился за обожженные глаза. Никита и солдат навалились и вернули решетку на место, но второй зэк завопил, видно, призывая на помощь тех, кто спешил сюда по коридорам.
– Ключ, ключ! – прохрипел солдат.
На полу, возле стены валялась связка тяжелых ключей. Солдат то ли выронил их в спешке, то ли заключенные выбили ключи из его рук и попытались прорваться внутрь административного здания. Юля схватила ключи и бросилась к решетке.
Она с огромным трудом повернула ключ на один оборот. Зэки пихали руки сквозь прутья, пытались дотянуться до ключа. Солдат перехватил его у Юли и провернул ключ во второй раз. И, привалившись к стене, сполз по ней в изнеможении. Никита, опершись руками о колени, согнулся, как атлет после бега на длинную дистанцию, и с трудом переводил дыхание.
К зэкам присоединились еще несколько. Они били в решетку ногами, колотили какими-то железяками, орали и злобно матерились, но теперь их угрозы были никому не страшны.
– Лучше вернуться в кабинет, – произнес солдат, поморщившись, и посмотрел на Юлю. – Не нужно их провоцировать! А то такого наслушаетесь!
Юля кивнула и чуть ли не бегом отправилась обратно, где на полу, вжавшись в угол, сидел синий от страха Семенчуков.
Никита двинулся следом за Юлей, но солдат остановил его и протянул руку.
– Спасибо!
– Не за что! – усмехнулся Никита, но руку парню пожал.
– Девчонка у тебя смелая! И красивая!
– Да, она такая! – кивнул Никита. Ему почему-то не хотелось объяснять солдату, что Юля не его девушка.
Они вернулись в кабинет. Юля стояла у окна и разговаривала с кем-то по телефону.
– Да, мы внутри здания! Я не знаю, сколько их! – раздраженно выкрикнула она в трубку. – Мне тут не до счета! – И уже спокойнее. – Хорошо, ждем!
Никита вопросительно посмотрел на нее.
– Я Миронову позвонила, – пояснила она. – Они уже в курсе про бунт. Скоро прибудут спецназ УФСИН и, кажется, полицейский СОБР. Надеюсь, все будет хорошо!
Никита помолчал, осторожно выглянул в коридор, откуда все еще раздавались глухие удары и обещания зэков сделать со всеми нечто ужасное, и повернулся к солдату.
– Оружия у тебя, конечно же, нет?
Тот машинально коснулся бедра и развел руками.
– Дубинка была, но ее, похоже, сорвали. Да какая разница? Толку от нее как от козла молока!
– Меня порвут, как кобель портянку! – взвыл вдруг Семенчуков. – За то, что вас не порешил!
– Закрой хлебало! – приказал солдат. – Щас спецназ прилетит на крыльях ночи, и все будет вери гуд!
– Это вам будет вери гуд! – всхлипнул Семенчуков. – А мне в барак возвращаться!
Он откинулся на стену и схватился за грудь.
– Эй, хорош симулировать! – прикрикнул солдат. – Все равно тут доктора нет!
– Мне больно! – простонал Семенчуков.
– Оставь его в покое! – приказала Юля. – Не до того сейчас! Скажи лучше: решетку они не смогут открыть?
– Вряд ли, – ответил солдат, – но запросто срежут замок, если притащат сварочный аппарат. Тогда нам кранты!