Ключи Пандоры, стр. 65
Получив банку с холодным зеленым чаем, Даша ненадолго затихла.
Однако Никита даже не притронулся к напитку. Он нервно терзал салфетку, пытался сложить из нее то ли лягушку, то ли кораблик. Даша внимательно наблюдала: получится или нет?
Но получалось скверно. Салфетка не слушалась, конструкция разваливалась под пальцами. Наконец Никита раздраженно скатал салфетку и поднял глаза на Дашу.
– Не переживай! – прошептала она. – Все будет хорошо!
– Я не переживаю! – буркнул он, но, конечно же, соврал.
– Сколько у нас осталось времени? – спросила она.
– Три часа.
Три часа! Скоро, при удачном раскладе, он исчезнет из ее жизни, возможно навсегда, оставив воспоминания и новые, непривычные ощущения. Она внезапно поймала себя на мысли, что не знает его фамилии, телефона и даже города, откуда он родом.
Никита уедет и все забудет.
Ну нет!
Даша решительно поднялась. Никита вскинул на нее удивленный взгляд.
– Поехали ко мне! – твердо сказала она. – У нас в запасе целых три часа! До дома недалеко, и я хочу, чтобы мы провели их… С пользой!
И потянула его за руку. А он подчинился.
В метро они не проронили ни слова. Даша просидела несколько станций, положив голову ему на плечо, пытаясь уверить себя, что не все так уж и плохо. Ведь мужчины, если верить глянцевому чтиву, не ложатся в постель, если им не нравится женщина. А к той, что стала близкой в минуту опасности, возвращаются снова и снова, как австралийские бумеранги. Когда поезд влетел в темный тоннель, Даша взглянула на отражение в стекле напротив и поняла, что не ошиблась. Никита смотрел на нее неотрывно, хотя и очень-очень печально…
Раздеваться они начали еще в прихожей, так что путь до ванной был устлан одеждой, сброшенной впопыхах. В душевой кабинке они целовались до одури под прохладными струями. Но там было тесно и неудобно. В любовном пылу они едва не разнесли кабинку, залили водой пол, что-то уронили, рассыпали, но ни Даша, ни Никита даже не заметили, что именно…
До кровати они не дошли. Упали на диван в гостиной. Даша обхватила его ногами. Она царапалась и кусалась, как дикая кошка, но Никита тоже совсем потерял голову. В этом порыве, в этом слиянии он словно выпустил из клетки животные инстинкты предков, рычал, терзал губами и, подхватив под ягодицы, казалось, готов был пронзить насквозь ее тело. Какая там нежность, какие ласки? В этой страсти, когда мир взрывается, как вулкан, и рушится, и заливает все вокруг раскаленной лавой, не было ничего человеческого, а только отчаяние перед последним, возможно смертельным, рывком. Поэтому и пик наслаждения, которого они достигли одновременно, больше походил на вспышку сверхновой – ослепительный и мучительно-сладостный, который, казалось, выворачивал наизнанку, а сердце билось, как зверь в ловушке…
Затем они перебрались на кровать, и все повторилось снова, но уже спокойнее, да и ощущения на сей раз были не столь сокрушительными.
Потом они лежали, обнявшись, говорить что-либо не было ни сил, ни желания. Каждый думал о своем. Даша – о том, что сейчас он, должно быть, бросит в пространство сакраментальную фразу: «Ну все, мне пора!», а в глубине души надеялась, что все-таки пошлет все к черту и останется с нею. Никита же – о том, как ему не хочется уходить и что эта девушка держит его куда сильнее страха за собственную шкуру. И наверное, поэтому нужно уйти сейчас, пока не стало слишком поздно для нее. А потом… Если наступит это самое «потом», он приедет. Возможно, она уже не обрадуется ему, но в спокойной обстановке расставить приоритеты будет куда проще.
– Пора? – тоненьким голосом спросила Даша.
– Да! – с фальшивой бодростью ответил он. – Пора…
Они поднялись одновременно, опустив ноги на пол по разные стороны кровати, отчего показалось, что это не кровать вовсе, а стена, воздвигнутая между разными мирами, подобная Берлинской или Великой Китайской, и одновременно двинулись к выходу из спальни. Собирая попутно разбросанную одежду, они стыдливо отводили взгляды друг от друга. Даша первой нырнула в ванную комнату, а он на кухне в это время пил воду из-под крана, подставив лицо под холодные струи.
Даша выскочила из ванной и шмыгнула в спальню. Вытянув из гардероба платье, она крикнула:
– Может, успеем чаю попить? Или кофе?
Он не ответил. Или не захотел, или не услышал. Даша бегло взглянула на себя в зеркало, мазнула помадой по губам и, собравшись с духом, решительно вышла к нему.
Никита сидел на диване, обхватив голову руками. Когда она вошла в комнату, он посмотрел на нее с такой тоской, что у нее навернулись слезы.
– Послушай… – начала она, но слова застряли в горле, когда до ушей донесся знакомый и оттого невероятно страшный звук.
Кто-то открывал входную дверь.
Глава 8
Никита приподнялся, да так и застыл от неожиданности. Входная дверь в прихожей была ему отчетливо видна. Как и возникший в проеме мужской силуэт.
– Это мой пришел! – шепнула Даша. – Ничего страшного! Скажу, что ты однокурсник.
Голос ее тем не менее прозвучал отнюдь не оптимистично. Даша метнула взгляд в сторону спальни, где виднелись следы недавнего преступления: живописно скомканные простыни на кровати, свесившееся на пол одеяло, неряшливо брошенные подушки. Потом перевела взгляд на Никиту, слава богу, полностью одетого, однако босого, носки валялись возле ванной.
Ужас!
Заметать следы было поздно. Поэтому Даша не тронулась с места, лишь стояла и глупо улыбалась. Никита вообще остолбенел, но совсем по другой причине.
В прихожей Харламов пытался запереть дверь, но руки тряслись, ключ не попадал в скважину. В итоге он уронил его и, наклонившись, стал шарить по полу. Никита зажмурился на миг, отчаянно надеясь, что когда он откроет глаза, все улетучится как дым. Но Харламов остался на месте. Это был, без всякого сомнения, он: поджарый, темноволосый, с короткой стрижкой, широкоплечий и подтянутый. Даже одежда на нем была прежней, в которой он вышел из здания Минобороны.
– Дима? – словно не веря своим глазам, уточнила Даша. – Почему не позвонил? Я тебя не ждала…
Харламов поднял ключи, какие-то разлетевшиеся веером бумаги, затем выпрямился и тут увидел Никиту. Бумаги снова выпали у него из рук, но на этот раз он не обратил на них внимания. В темных, глубоко посаженных глазах мелькнул испуг, а едва тронутое загаром лицо сильно побледнело. Он быстро облизал губы, окинул Никиту взглядом и, видно, понял, что опасности нет, вздохнул с облегчением и улыбнулся жалкой и какой-то рваной улыбкой загнанного в угол человека.
– Привет! – выдохнула Даша. И даже сделала шаг вперед, будто намеревалась броситься Харламову на шею, но в последний момент раздумала, покосившись на бледного до синевы Никиту.
Улыбка на ее губах тоже была жалкой, вымученной и донельзя растерянной.
Никита кашлянул и подумал, что момент для знакомства крайне неподходящий и ему следует немедленно уйти, пока еще есть возможность. Пусть даже без носков, это, в конце концов, не проблема.
Ах, как не вовремя! Зачем он вообще вернулся в эту квартиру, пропахшую сексом, а не остался где-нибудь там, под палящим солнцем Москвы, где сновали безразличные ко всему люди, но где тем не менее оставалась надежда на побег. А сейчас он был заперт здесь, как зверь в клетке, наедине с Харламовым, пусть напуганным, но все равно опасным, потому как шпионаж, особенно военный шпионаж, дело серьезное.
Один на один! Даша не в счет. В этой ситуации она, скорее, помеха.
– Даша, это кто? – быстро спросил Харламов.
Она оглянулась с плохо разыгранным недоумением.
– Однокурсник! – пожала она плечами, но голос ее прозвучал настолько неискренне, что великий Станиславский не просто сказал бы: «Не верю!», а вытолкал бы за дверь, подгоняя пинками.
Харламов тоже, естественно, не поверил. Взгляд его заледенел, прояснился и приобрел ту остроту, которая свойственна снайперам в момент совмещения целика и прицела.