Лорс рисует афишу, стр. 12

Лорс в недоумении шел по пятам за ним.

Эдип сел, горестно упал головой на скамейку, потом вскочил с величественным жестом и заговорил:

— Я сумею исправить ваши грубые ошибки. Мой долг — наказать вас. Но как руководитель я обязан прежде всего терпеливо объяснить вам, в чем корень зла. О боже! Культплакаты оборвал… Все вымыто… Разукрашено… Да вы что, с ума сошли?!

Лорс поразился, как тонко понимает человеческую психологию Эдип. Вот это, наверное, и есть то самое знание жизни!

— Шахматы — растащат. Уже сто раз за историю клуба покупали. Это не факт, это действительно было! — кричал Эдип. — Сейчас же их в кладовую, под замок! Трюмо — разобьют. Это вам не будуар, это клуб, где царит буйная молодость! Вешалки в зале?! Снять! Украдут чей-нибудь жакет, как это прозвучит? «Украли с клубной вешалки». Позор учреждению. А украдут из общей кучи? «Ну и не бросала бы на пол, марлевая!» Журналы из районной библиотеки… Унесут — кто ответит? Журнал «Театр» стоимостью в целый рубль! И для чего он здесь? Я вас спрашиваю — для чего?! Разве МХАТ к нам переезжает?..

Преобразователь! Петр Первый! Миссионер в Африке! — продолжал неистовствовать Эдип. — Откуда вам знать специфику и нюансы клубной работы! Электричество… Оборвать сейчас же проводку! Почему? А вот почему. Включите-ка свет! Вам теперь видно, какие грязные эти закопченные керосином стены, как ободралась штукатурка? При коптилках вы этого не могли бы видеть. А теперь видите! Но где вы возьмете деньги на ремонт, Рокфеллер?! А что вы натворили с полами, чистоплюй несчастный! Дайте вашу талию, обнимите меня. Ну, вальс!..

Обхватив Лорса, Эдип с отвращением запел вальс и закружился в танце.

— Где скольжение? — оттолкнул он Лорса. — Когда пол лоснился от грязи, мы имели хоть какое-то скольжение. А вы позволили этой Азе отмыть! Кто понимает толк в танцах, перестанет к нам ходить. Выручка упадет! Поймите, пол клуба — это основа! Ложитесь на пол, если вам смешно и вы мне не верите. Легли? А теперь пощупайте, интеллигент, сколько сучков торчит на каждом метре. Вырубить? Их на каждом метре в среднем одиннадцать. Высчитано. И за каждый сучок шабашники запросили по пятаку, а денег по смете нет!..

Лорс был ошеломлен градом доводов, сбит с толку этой помесью идиотизма с житейской неотразимой мудростью. Он обвел глазами зал. Потрогал свою забинтованную руку. Вспомнил, как лежал без сознания. Вспомнил свое письмо Эле. И ему захотелось дать Эдипу по морде.

Но все это показалось ему вдруг таким нелепым, таким глубоко безразличным, что он неожиданно выбил чечетку, как это обычно делал Эдип, и запел:

Заше-ел я в чудный кабачок…
Тра-та-та!..
Сучок там стоит пятачок!
Тра-та-та!..

…Вечером в Дом культуры Лорс не пошел. Он штопал свою одежду, готовил пожитки в путь. И изучал карту. Вся страна перед ним!

А на следующий день состоялся первый в истории этого райцентра и всего района боксерский матч (полуофициальный). На ринг вышли двое: директор и массовик Дома культуры. Товарищескую схватку Эдип — Лорс судил известный хулиган по кличке Чага.

Трое на ринге

Чага уже с полудня сидел в Доме культуры с Эдипом. Лорс много слышал о Чаге, о его похождениях и удали, а увидел его впервые, потому что Чага все время где-то разъезжал.

Чага удивил Лорса тем, что в нем на вид не было ничего хулиганского. Лет ему двадцать шесть, как Эдипу. Такого же среднего роста, только волосы не черные, а каштановые, зачесанные назад и немного вбок — скромная красивая прическа. Добродушно прищуренные, внимательные глаза. Простая речь, без всякого жаргона. Ни одной наколки на руках. Одет в простенький лыжный костюм из серой фланельки, словно мирный горожанин, собравшийся по грибы.

Поздоровался Лорс с директором и Чагой рассеянно и мрачно, потому что увидел: «порядок восстановлен». Вешалки исчезли, трюмо убрано, шахмат нет. На стенах зала опять красуются эти коптилки. Черт с ними! Но кому мешали лампочки в патронах? Пустые патроны всегда почему-то нагоняли на Лорса ощущение смутной тоски.

Эдип встретил Лорса миролюбиво и начал жаловаться:

— Вы экспериментируете, а страдает моя нервная система. Вчера на танцах мне учинили дебош!

Оказывается, к Эдипу в кабинет ворвалась «эта сумасшедшая Клавка с фермы» и требовала: «Где электричество, поганый артист?! Я себе грим сделала в расчете на освещение! Где трюмо, чечеточник, — я в соответственном костюме…»

Да, Эдип знал жизнь! Как он точно предугадал, к чему приводят прогрессивные новшества…

Чага напевал, острил, а Лорс почему-то подумал, что уж слишком у Чаги, кажется, добродушный прищур глаз. И слишком уж он презрительно говорит о местных хулиганах. Кто же не знает, что Васька-Дьяк слывет «личным представителем» Чаги в Предгорном!

Потом Лорс впервые за время своей клубной жизни сел за пианино и, к великому удивлению и зависти Эдипа, заиграл. Играл он только по слуху, левая рука диссонировала, и приходилось жать на педаль, чтобы скрыть это. Чага пел; голос у него был очень приятный.

Клубные работники должны быть или в непримиримой вражде с хулиганами, или в состоянии мирного сосуществования. Поскольку Чага давно не имел прямых интересов в Доме культуры, Эдип держался с ним, как король с другим дружественным и лояльным королем. Чага был его высокий гость, и Эдип предложил пойти теперь всем в чайную.

…Лорс не мог потом вспомнить, кто же первый завел разговор о боксе. Может быть, виноваты были сами стены чайной, которые помнили, как Чага однажды послал здесь в нокаут сразу троих.

— У меня иногда неплохо проходит апперкот правой, — похвастался Лорс.

— Мы можем проверить это на деле! — вызывающе сказал Эдип, выпятив грудь.

«Эх, с каким бы удовольствием я тебе дал!» — подумал Лорс, злой на Эдипа еще со вчерашнего дня.

Самое лучшее место, чтобы потолковать о боксе, было, конечно, под горой, стоило только спуститься от чайной.

…Облюбовали и обозначили прутиками площадку недалеко от шоссе. Мягкая, невысокая трава покрывала упругую, как резина, влажную землю. Готовый ринг!

По жребию первая встреча выпала Лорсу и Чаге.

Чага, посмеиваясь, защищался, но Лорс дважды загнал его «на канаты» — заставил выйти за ринг. Лорсу показалось, что защищался Чага не всерьез, а только раззадоривал.

Но раззадорился почему-то не Лорс, а Эдип. И раззадорился против Лорса, который, хотя ничего не понимал в нюансах клубной работы, но, оказывается, и на пианино играет (Эдип не терпел соперников в искусстве), и знаменитого Чагу загнал.

— Суди нас, Чага! — воинственно закричал Эдип, снимая пиджак и становясь против Лорса.

— Ну, тогда уж по всем правилам, — посмеивался Чага.

Мимо по шоссе пылили машины. Проезжавшие на бричках колхозники останавливались, чтобы увидеть настоящий бокс. Толпились любопытствующие и на горке возле чайной. Эта «галерка» предпочитала держаться подальше от зрелища, в котором участвовал сам Чага.

Ударом камешка о ржавую консервную банку Чага изобразил гонг.

Эдипу мешала в бою гордая сценическая осанка, с которой он не мог расстаться даже в такую минуту. Темперамент гнал его вперед, а осанка не позволяла достаточно согнуться в стойку. В результате он шел сильно раскрытый и натыкался на кулак Лорса.

Наконец Эдип полез напролом и вцепился Лорсу в больную руку, стараясь укусить другую. Пришлось послать его в нокдаун.

Это вызвало у зрителей восторг.

Опамятовавшись уже при счете «семь», Эдип сумел просунуть увесистый кулак Лорсу ниже пояса. Пока Лорс, согнувшись от боли, приходил в себя, Чага держал Эдипа. Колхозники кричали:

— Мешаешь, судья! На мыло!..

Удивительную безграмотность и сварливость проявил Эдип, не соглашаясь, что нанес незаконный удар. Чага уже успел было убедить Эдипа и колхозников, как галерка закричала: