Красное и зеленое, стр. 44

К исходу второго дня биолог с сильно бьющимся от волнения сердцем начал осмотр животных. Какова же была его радость, когда две зеленые свинки, еще не потерявшие зеленой окраски кожи, вдруг начали есть! Есть!… Это была почти победа! У них порозовели ободки глаз. Они возрождались!

Но Ильин не спешил с выводами. Он был осмотрителен. Он уже знал, что обратная реакция совершается куда труднее. Это было совершенно новое явление в эволюции живых организмов — очень резкий переход от низшего качества к высшему. Каким бы совершенным ни был препарат, который вызывает столь большие превращения, организм не может обойтись при этом без потрясения. Требуется время и особые качества изменившихся органов, чтобы появились красные кровяные тельца и началось постепенное рассасывание хлорофилла. Ученый ждал реакции с большим волнением.

Через день свинки опять вдруг перестали есть и очень ослабли. Ломка организма проходила не до конца. Требовалось какое-то дополнительное воздействие на животных, с помощью которого можно было бы безболезненно закрепить новое качество.

Ильин до помрачения ломал голову над новой проблемой.

И вот, когда уже, казалось, не было выхода из тупика, он вспомнил о Ламарке, о Дарвине. Нужен толчок, сильное воздействие!… Ведь чаще всего новое качество в организмах появляется именно в результате толчка извне. Что же в данном случае может послужить детонатором для начала бурного кроветворного процесса? Ну конечно, не что другое, как сама кровь! Ильин даже вздрогнул от сознания, что искомое решение оказалось не так уж сложным.

Тут же, не откладывая дела в долгий ящик, Аркадий Павлович сделал инъекцию еще двум свинкам и одновременно перелил им небольшую дозу крови от здоровых свинок. Последовала бурная реакция, лихорадочное состояние, затем постепенное выздоровление, и — о радость! — свинки быстро освободились от зелени в коже, зрачок потерял изумрудный цвет.

После стольких трудов и испытаний ученый был на пути к еще одной победе! Ильин большими шагами заходил по палатке. Жизнь казалась теперь такой заманчивой. Борьба и лишения не напрасны. И жертвы тоже.

В тот же день поздно вечером Ильин решил сделать инъекцию Маше.

Он определил у себя группу крови. Она была сходна с той, что текла в ее жилах. Аркадий Павлович взял у себя немного крови, приготовил нужный препарат.

Маша равнодушными глазами следила за ним. Ильин волновался, щеки его пылали от возбуждения.

— Ты что хочешь делать? — спросила Маша.

— Ничего особенного, не бойся. Дай мне руку. Вот так. Теперь ложись и лежи спокойно.

— Ты будешь колоть меня?

— Да, Маша.

— Это больно?

— Немного больно. Пожалуйста, не вырывай руку. Маша легла на постель и слабо улыбнулась. Аркадий

Павлович, прикусив от волнения губы, сделал ей вливание препарата «1662». Чтобы успокоиться, он вышел ночью на скалу и долго сидел, овеваемый теплым ветром океана. Если бы все прошло удачно! Тогда…

Он вернулся в палатку немного отдохнувший, готовый к новой операции.

Аркадий Павлович присел рядом с Машей и долго смотрел ей в лицо. Она лежала спокойно. Тогда он наполнил шприц своей кровью и сделал второе вливание.

Маша еще некоторое время лежала с открытыми глазами, потом уснула. Ильин остался возле нее.

Остаток ночи прошел спокойно. А утром Маша металась в бреду и все пила и пила воду.

Потом кризис миновал, Маша снова уснула.

Выздоровление шло быстро. Больная перенесла неизбежную в этом сложном процессе лихорадку, сутки находилась в состоянии какой-то прострации, а когда очнулась, то вдруг потянулась с таким нескрываемым удовольствием, что всякие сомнения в ее выздоровлении сразу отпали.

Вставать Аркадий Павлович ей не разрешил. К вечеру третьего дня она попросила:

— Я хочу есть, Аркадий

Он заторопился, радостный, суетливый. Бросился что-то стряпать, испачкался, обжегся, перевернул все вверх дном. Скоро перед Машей стоял бульон. Она съела несколько ложек и сказала:

— Сюда бы еще перцу. Отменный бульон!… Аркадий, — заговорила она немного погодя, — почему ты такой запущенный, небритый? И пуговицы нет на пиджаке. Ай-я-яй, как же мы с тобой оплошали!…

Жизнь для нее начиналась вновь, ее интересовали все мелочи, все детали быта. В тот же день Маша уже что-то шила и напевала веселую песенку. Но вдруг она оборвала песню и спросила:

— Где мы находимся?

— Очень далеко. На острове.

— На каком острове?

Она нахмурила брови, припоминая события последних дней, но так ничего и не вспомнила.

— А почему мы здесь? Что случилось, говори?

— Не спеши, Маша, я все расскажу тебе. Мы еще в неволе. Остров — та же тюрьма. Рядом с нами охрана, те же мерзавцы — Габеманн и фон Ботцки.

— Вот как! Значит, война еще идет?

Аркадий Павлович слушал голос Маши, смотрел на нее и думал о своей странной судьбе. Что будет дальше? Сумеет ли он выполнить план, который наметил? Но, когда Маша подошла к нему и неожиданно поцеловала его, со смехом повиснув у него на шее, он отбросил все мрачные мысли и сам засмеялся счастливым смехом.

Они уселись в уголке, и Аркадий Павлович обстоятельно стал рассказывать ей обо всем, что случилось с ними после Шварцвальда и как они очутились здесь. А потом посвятил ее в детали своего плана.

Теперь их было двое. Они были во много раз сильнее.

Упорство и гений Ильина принесли первые плоды — Маша вновь обрела образ человека; путь обратной реакции стал известным. На своем маленьком совете Аркадий и Маша решили сделать так: Маша не будет показываться фон Ботцки и Габеманну на глаза. Они ничего не должны знать. На всякий случай, если фон Ботцки явится сюда и избежать встречи будет невозможно, приготовили раствор зелени. Маша попробовала накрасить себе щеки. Зеленый цвет был ярким, свежим, но плохо смывался. Маша шутила. Она еще не вполне ясно представляла себе их положение. И, только когда вспоминала слова Аркадия, тяжелые опасения заставляли ее становиться серьезней.

Неожиданно зашел фон Ботцки. С ним явились еще трое. Они стали у дверей, не решаясь войти в помещение. Из угла на полковника смотрели голубые, полные ненависти глаза Маши. Лицо ее светилось яркой зеленью. Ильин не обратил внимания на вошедших, продолжая работать за столом.

— Слушайте, Ильин, — начал фон Ботцки, — мне надо знать, как движутся ваши дела? Сколько препарата у вас есть?

— К сроку будут сделаны все триста ампул.

— Прекрасно…

К уху полковника наклонился его спутник:

— Такая красотка здесь. И вы ничего не говорили нам. Непростительная оплошность, герр полковник.

Фон Ботцки промолчал. Потом сказал:

— Фрау Мария, вы можете посетить нас в нашем уединении. Здесь ребята веселые. И, уж конечно, не зеленые. В противном случае я не ручаюсь, что они не захотят прийти сюда сами.

Маша отвернулась. Ей стало страшно.

Теперь, ложась спать, она клала около себя хирургический нож — единственную свою защиту от врага. Приглашение полковника заставило их обоих быть настороже. Эти мерзавцы ни перед чем не остановятся.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Дерзкий план Ильина. Ночные экскурсии в палатку зеленых людей. Случайная встреча ночью. Восстание. Главари бегут.

Ильин и Бегичева решили любой ценой вырвать из зеленого плена оставшихся в живых двадцать девять человек. Вдвоем они были слишком слабы, чтобы рискнуть на открытую борьбу с вооруженными людьми, которые набили себе руку на истреблении пленных в лагерях. Нужна была более серьезная сила для борьбы с ними. Этой силой могли стать только шахтеры. Ильин надеялся на них.

Теперь, когда препарат был создан и успешно испытан, нужно было незаметно от охраны сделать операцию всем или хотя бы части зеленых рабов, вернуть им образ и мысли нормальных людей, рассказать обо всем, что было с ними, и, договорившись о едином действии, уничтожить или обезвредить кучку подлецов, которые руководили этим кошмарным производством. После того что сделали фон Ботики и Габеманн с людьми, они поставили себя вне закона. Это были настоящие преступники, действующие без всякой маскировки.