Мотылек летит на пламя, стр. 27

— Ты останешься здесь?

— Не знаю. Может, все же поехать в Калифорнию?

— На приисках везет одному из миллиона. К тому же золото в Калифорнии открыто давно, и там ничего не осталось.

Барт тряхнул прямыми черными волосами и сказал:

— Неправда, люди еще открывают жилы. Везет выносливым и упорным. По крайней мере, на приисках все зависит от того, нашел ты золото или нет, а не от происхождения и цвета кожи.

Джейк задумался. Золотые прииски. Место, где самые лучшие и худшие человеческие качества вылезают на поверхность и расцветают буйным цветом, где корысть не прикрыта высокими словами.

Он вздохнул. Лучше выбросить из головы эти мысли. Это будет борьба с ветряными мельницами, погоня за призрачной мечтой. Он же всегда предпочитал жить трезво и твердо стоять на ногах. Так он и жил, пока… не повстречал Лилу.

Особняк — белый островок посреди зеленого моря — остался далеко позади. За мелкой речушкой простирались нескошенные луга; трава стояла почти по пояс, в ней желтели пушистые метелочки, над которыми жужжали пчелы.

Хотя Касси была черна, как кухонная плита, гонору ей было не занимать. Она была дочерью «мэмми», кормилицы и няньки, вырастившей Юджина и Сару и отошедшей в мир иной вскоре после смерти их матери, мисс Белинды. С малых лет Касси прислуживала Саре, донашивала ее одежду, сопровождала на прогулках в коляске и жила не в кирпичной постройке, примыкающей к дому, а в самом особняке.

Для полевых работников такие, как она, являлись образцом воспитанности и элегантности. Иные завидовали ей, другие тайно и жестоко ненавидели. Домашняя челядь заискивала перед ней и искала ее расположения. Любой мужчина из числа слуг, которого она соизволила бы выбрать, не помнил бы себя от счастья. И только Алан посмел указать ей на дверь.

Заботливо приподняв юбки, Касси перешла через мелкую воду и пошла по лугу. Боясь быть обнаруженной, негритянка то и дело приседала. Далеко впереди мелькало васильковое платье девушки, ее светлая голова, а рядом виднелась высокая фигура молодого человека.

Вскоре Касси вошла в заросли густого кустарника, прячась за которыми могла видеть тропинку, на которую свернули Айрин и Алан. Негритянка следила за ними, пока они не остановились в местечке, которое, судя по всему, облюбовали уже давно.

Касси присела и осторожно раздвинула ветви. Она была похожа на собаку, сидящую возле норы сурка и караулящую добычу.

Увиденное потрясло ее сверх всякой меры: Алан и Айрин остановились посреди леса, поцеловались, потом принялись раздевать друг друга, а после опустились в траву.

Пелена света была прозрачной, словно шелковая шаль. Кожа Айрин казалась удивительно тонкой и белой, обнаженная грудь была усыпана солнечными бликами, проникавшими сквозь прорези лиственного шатра. Светлые волосы густыми волнами рассыпались по изумрудной траве.

То, что Касси довелось наблюдать дальше, было чистейшей алхимией любви. Она никогда не думала, что чувства людей могут так полно выражаться в слиянии тел. Они не извивались, не задыхались, не сходили с ума от желания — это был сплав нежности, целомудрия, глубокой страсти, некоего подспудного, на редкость полного единения.

Обратно Касси бежала быстро, словно лисица, поднятая охотником, не обращая внимания на то, что в подол вцепляются колючки, а в башмаки набилась земля. Ее душу саднило, будто кожу, на которую пролили кипяток.

Она слышала, что кое-где негров вешают или забивают до смерти за воровство, за постоянные побеги, но… что может грозить цветному за сожительство с белой женщиной?!

Касси привыкла наушничать, она могла довести до сведения мисс Сары все, что угодно, но это… Она не знала слов, какие можно подобрать, чтобы госпожа не упала в обморок, чтоб ее мир разом не перевернулся с ног на голову!

В определенном смысле хозяйка жила, будто не касаясь ногами земли: Касси не переставала удивляться, как ей это удается. Она, не жалея сил, занималась делами поместья, но при этом некоторые стороны жизни оставались для нее подчеркнуто закрытыми. Сколько бы мисс Сара ни негодовала по поводу совместных прогулок Алана и Айрин, ей и в голову не могло прийти, что они способны дотронуться друг до друга!

Между тем Айрин очнулась от мгновенного забытья и самозабвенно обняла Алана.

С тех пор, как им довелось впервые познать друг друга, они не однажды были близки, и всякий раз это было сродни безумию. Они делали то, что ни в коем случае не должны были делать. Эта мысль таилась где-то на грани их сознания и все же никогда сполна не овладевала душой.

Айрин выбирала из волос мелкие веточки и травинки. Алан обнимал ее сзади: маленькие груди девушки целиком помещались в его ладонях. Он изо всех сил старался, чтобы ей было хорошо с ним, чтобы она не только дарила, но и брала.

Однако ему далеко не всегда удавалось думать только о том, как он счастлив с нею, все чаще наружу прорывалась тревога.

— Иногда мне становится страшно: чем нам придется за это заплатить?

В зеленых глазах Айрин появилось отчаяние.

— Почему нам нельзя любить друг друга, делать то, что мы хотим!

— Не только из-за разницы в нашем положении. Ты можешь забеременеть. Эта мысль не дает мне покоя.

Айрин посмотрела на свой плоский живот. Во время голода в Ирландии дети рождались редко, а те, кому удавалось появиться на свет, почти сразу умирали.

— Не думаю, что это возможно, хотя я была бы не против. Как хорошо было бы вместе жить и работать, воспитывать детей. А ты бы женился на мне?

— О чем ты спрашиваешь?! Будь моя воля, я осыпал бы тебя розами, построил бы для тебя дворец, положил бы к твоим ногам все блага мира.

— Я не раз говорила, что мне будет довольно простой и скромной жизни.

Алан нежно поцеловал ее, но его лицо накрыла мрачная тень.

— Для тебя будет лучше остаться в Темре, где есть еда и крыша над головой. После того, что ты пережила, только бездушный и недальновидный человек может заставить тебя работать на фабрике, прозябать в нищете, рисковать своим здоровьем и жизнью.

— Меня не волнуют ни еда, ни кров. Я могу быть счастлива только рядом с тобой.

— Ты и будешь, пока… есть такая возможность.

— Ради меня ты вынужден терпеть Фоера! — с отвращением произнесла Айрин.

— Он уже смирился с моим присутствием, к тому же я сижу тихо, как мышь, и делаю все, что он скажет. Даже мистер Юджин не знает, к чему придраться.

Алан улыбнулся, подумав о том, что в последнее время и сам не раз путал цифры, потому что слишком часто и много думал об Айрин. Он должен был бы отказаться от нее ради ее блага, ради спасения ее чести, но не мог устоять перед силой влечения к ней. Он знал, что рано или поздно их разоблачат, что его ждет страшная кара, но впервые не желал ничего менять в своей судьбе, позволял себе плыть по течению, жить настоящей минутой.

Глава 9

В вечернем солнце крыша особняка казалась медной, окна — золотыми, а сам дом будто плавал в дымке прозрачного света. На наборном паркете гостиной застыли, как во фрагменте изысканного танца, стулья гнутого дерева. Ряды стаканов в серванте сияли чистотой, складки занавесок на окнах были идеально разглажены. Роскошная софа располагала к отдыху. В комнатах пахло накрахмаленным бельем и воском для пола.

Жизнь в Темре казалась безупречной и оттого — невыразимо скучной. Бесконечные дни незаметно перетекали один в другой, сливались в месяцы и годы.

Первое время после возвращения из университета жизнь в имении казалась Юджину интересной, несмотря на то, что он с некоторой насмешкой относился к восторгам отца по поводу «существования на природе и в седле» и сравнению законов южан едва ли не с греческой демократией.

Вместе с приятелями он охотился на лис, устраивал попойки, ездил на пикники, но это быстро прискучило. Юджина угнетала необходимость заниматься делами плантации: выросший на вольном воздухе, он ненавидел цифры и не испытывал ни малейшего благоговения перед рядами золотоносного хлопка, которые привык видеть с детства.