Мудрость Востока и Запада. Психология равновесия, стр. 39

Экман: Это впечатляющая метафора. Ее не следует понимать буквально в том смысле, что из-за испытываемой вами ненависти вы должны умереть немедленно. Однако ненависть действительно разрушает вашу жизнь. Она разрушает вашу психику. Она заставляет вас испытывать мучения. Но в краткосрочной перспективе испытывать ненависть к кому-то может быть даже приятно. Я встречал многих людей, ненавидевших лидеров других или их собственных государств. Они часто думают о вызывающем их ненависть человеке, и, когда они описывают свою сильную ненависть, на их лицах выражается не только гнев, но и удовольствие, когда они делают особенно резкие замечания. Я подозреваю, что они были бы рады, если бы ненавидимый ими человек услышал их оскорбления и испытал бы в результате страдания.

Язык, который использовали Гитлер и Геббельс, когда говорили о евреях, — это язык, в каждом слове которого проявляется отвращение. Они называли евреев «вшами» и «паразитами». Они призывали к истреблению евреев как «переносчиков заразы». Это была не ненависть. Это было отвращение, Я уверен, что отвращение — это та эмоция, которая мотивирует уничтожение других народов. Я видел видеозаписи выступлении Усамы бен-Ладена, которые делались на протяжении пяти лет. В первых выступлениях он демонстрировал гнев. Через два-три года, говоря об американцах, он начал проявлять отвращение. До того как я увидел эти записи, я не мог понять, почему он одобрял убийства женщин, детей и стариков. Но, как только я заметил на его лице отвращение, я все понял. Когда я вижу таракана, я не испытываю беспокойства. Это маленький тараканчик? Это беременная тараканиха? Мне все равно. Я просто хочу избавиться от них, потому что они вызывают отвращение. Но когда вы испытываете нечто подобное по отношению к людям, то это крайне опасно.

Джинпа: Вы не считаете, что в отношении нацистов к евреям присутствовала ненависть?

Экман: Нет, я сказал бы, что здесь в первую очередь проявлялось отвращение. Нацисты в соответствии с их терминологией считали евреев «отвратительными существами», «проклятием нашей жизни».

Далай-лама (через переводчика): А что вы можете сказать об отношении Мао к тем, кого он называл контрреволюционерами? Или об отношении Сталина к так называемым врагам народа? Это было отвращение или ненависть?

Экман: О Сталине я знаю немного больше, потому что, как я считаю, в последние двадцать лет своей жизни он действительно был психически нездоров. У него наблюдались многие признаки паранойи. Он повсюду видел врагов. Его ближайшие соратники были наиболее вероятными врагами. Я практически ничего не знаю о Китае, Хотя две мои книги были переведены на китайский, я никогда не был в этой стране. Я мало знаю о китайской пропаганде, но я достаточно знаю о пропаганде, которую использовали нацисты. Нацистская пропаганда преимущественно использовала язык отвращения, а не ненависти. Нацисты ненавидели коммунистов, но евреи не заслуживали их ненависти — они были слишком отвратительны. Они не заслуживали даже презрения.

Далай-лама: Китайские коммунисты говорят, что тибетский буддизм лишен научного знания, что глупые тибетцы преисполнены слепой веры и религиозных предрассудков. Таково было их отношение к нам в шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годах. Возможно, так они считали всегда.

Мотивация гнева

Экман: Теперь я хочу поговорить о том, что иногда ненависть может иметь позитивные последствия. Пример, который я приведу. взят из моей собственной жизни.

В течение многих лет я ненавидел своего отца. Он был жестоким человеком — грубым и склонным к физическому насилию. Он во всем старался показать свое превосходство надо мной. Он научил меня играть в шахматы, когда мне было шесть лет. Когда я признавал, что проиграл партию, он переворачивал доску на сто восемьдесят градусов, продолжал партию, играя моими фигурами, и снова вынуждал меня сдаться. Я чувствовал себя униженным. Учась в колледже, он занимался боксом. Когда мне было девять лет, он стал учить меня боксировать. При этом одной рукой, которая была намного длиннее моей, он не позволял мне приблизиться к себе, а другой рукой наносил мне удары.

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы начать конкурировать с ним на равных. Я хотел побить его, взять у него реванш. Моя ненависть к нему мотивировала меня к достижению результатов, которые, как я знал, «убьют» его (это выражение придумал я сам. хотя подобная метафора может вызывать лишь сожаление). Разумеется, я не убивал его буквально, но я всеми силами пытался победить его в его собственной игре.

Он всегда хотел стать, но так и не стал преподавателем медицинского факультета. Я сумел добиться этой должности, а также получил несколько наград за проведенные медицинские исследования. В какой-то мере меня мотивировало желание заставить его изнывать от зависти. Я написал много книг, а за ним не числилось ни одной публикации. Каждый раз, когда я достигал нового результата, приносившего мне признание, я думал: «О, это заставит его сойти с ума, это покажет ему, что я лучше его».

Даже когда отца уже не было в живых, при получении очередной награды у меня сразу же возникала мысль: «Хорошо бы, если бы он узнал об этом! Он перевернулся бы в гробу». Сейчас я немного стыжусь этого. Но факт остается фактом: ненависть мотивировала меня больше работать.

Несколько лет назад по непонятным мне причинам я простил его. Я никогда не думал, что окажусь способен на это. Вместе с этим прощением пропали и мое желание конкурировать с ним, и необходимость превосходить его достижения.

Недавно я подумал: «Если бы мой отец узнал о моих встречах с Далай-ламой, то как бы он расстроился!» Эта мысль не приходила мне в голову прежде. Но главное, что я хочу сказать, — это то, что ненависть, хотя она и является деструктивной, может мотивировать конструктивные действия. Некоторые мои исследования и книги помогли другим людям. Я не знаю, имел бы я такой сильный стимул к работе, если бы не мотивировался ненавистью.

Когда я наконец это понял и сказал себе: «Боже мой! Я сделал все это из-за моего сумасшедшего и давно ушедшего из жизни отца!» — то многое мне показалось очень глупым. Но к тому времени я уже успел опубликовать двенадцать книг. По-видимому, иногда ненависть может мотивировать и хорошие, а не только плохие действия. Как же я могу рассматривать ненависть так же, как это делают буддисты, то есть как яд?

Далай-лама (через переводчика): В определенной степени то, что происходит здесь, действительно показывает роль эмоции, такой как ненависть, в мотивировании людей. Мы можем заметить это также применительно к привязанности, ревности, гневу и т. д. Одна из особенностей этих эмоций состоит в том, что они соответствуют очень напряженным состояниям психики. Эта энергия, эта сила может служить мощным фактором мотивации. Но можно ли приписать всю эту полезную работу эмоции — как причине?

Экман: Для меня всегда было очень важным не быть похожим на моего отца, но в некоторых отношениях я все равно на него похож. Он был врачом, а я стал профессором медицинского факультета. Он занимался каждый вечер. Я привык видеть его сидящим за кухонным столом и читающим медицинские журналы. Я тоже много учусь и пишу книги. Он помогал детям. Его жизнь была посвящена тому, чтобы облегчать страдания. Я делаю что могу для получения знаний, которые оказались бы полезными для людей и могли бы облегчить их жизнь. Поэтому можно сказать, что мы шли параллельными путями.

Очень часто мои действия мотивировались полученными благодаря отцу знаниями о том, чего не следует делать, Например, я думаю, что конкуренция родителей с детьми является грубым искажением нормального родительского поведения. Я вижу много подобных случаев в научной среде — профессоров, конкурирующих со своими студентами, о чем я уже говорил прежде. Но я узнал, что для ребенка конкурировать со своим родителем тоже не очень хорошо, хотя такая конкуренция и мотивировала мои позитивные действия. Возможно, это не было единственной мотивацией — я даже уверен, что не было. Но это внесло свой вклад, важный вклад. В этом смысле ненависть не отравила меня.