Золотой Лис, стр. 97

Шон попытался сесть, но боль в треснувших ребрах тут же пронзила его насквозь; он вновь застонал и судорожно схватился за грудь. Гарри обеими руками пригладил волосы, но непокорный хохолок на затылке незамедлительно вернулся на прежнее место.

– Ну вот, – спокойно произнес он. – С этой минуты ты будешь хорошо себя вести. Ты меня понял?

Шон все же исхитрился встать на колени, опираясь только на одну руку; другой он по-прежнему держался за грудь.

– Ты меня понял? – повторил Гарри, грозно нависая над ним.

– Иди ты, – еле слышно прошептал Шон, но даже такое незначительное усилие острой болью отозвалось в его груди.

Гарри нагнулся и ткнул в его поврежденные ребра коротким твердым большим пальцем.

– Ты меня понял?

– Ладно, ладно! – завопил Шон. – Понял.

– Вот и славно, – кивнул Гарри и повернулся к стоявшим в нерешительности медсестрам.

– Фройляйн, – изрек он на вполне сносном немецком, – думаю, что нам понадобятся ваши профессиональные услуги.

Они с кудахтаньем бросились к пострадавшему. Поддерживая Шона с двух сторон, поставили его на ноги и отвели в палатку.

Только тогда Шаса выпустил руку Изабеллы.

– Ну что ж, – пробормотал он. – Кажется, на этом конфликт можно считать исчерпанным.

– Он с сожалением взглянул на руины обеденной палатки. – Надеюсь, что та бутылка «чивас» была у нас не последней.

* * *

Гарри, обнаженный до пояса, сидел на своей койке, а Изабелла смазывала его раны мазью из банки, найденной ею в лагерной аптечке. Его руки, плечи и грудь были сплошь усеяны кровоподтеками, оставленными кулаками Шона, из-за чего кожа напоминала шкуру жирафа. Его нос сильно распух, а на рассеченной губе запеклась свежая кровь.

– Мне кажется, так даже лучше, – заявила Изабелла. – Раньше твой нос занимал только пол-лица, а теперь он окончательно затмил все остальное.

Гарри фыркнул и осторожно потрогал кончик своего носа.

– С мистером Шоном мы худо-бедно разобрались. Видимо, пришло время и тебя поучить хорошим манерам.

Она поцеловала его в макушку, на которой все еще топорщился непослушный хохолок.

– Ах ты, плюшевый мишка, – проворковала она. – Знаешь, Гарри, Холли необыкновенно повезло; ты потрясающий мужчина.

Он покраснел, как девица, и она поняла, что любит его еще сильней, чем прежде. Ибо он никогда уже не покажется ей смешным и нелепым, даже с распухшим носом и рассеченной губой.

* * *

Шон вновь театрально застонал, и Отто Хайдер, откинув назад голову, весело рассмеялся.

– Вот! – Он налил в стакан, стоявший на столике у кровати, еще на три пальца виски.

– Отличное болеутоляющее средство, лучше хлороформа.

Шон с трудом дотянулся до стакана и залпом проглотил его содержимое.

– Меня не раз топтал буйвол, на меня наступал джумбо, но это! Эй, Труди, нельзя ли полегче.

Труди, бинтовавшая ему грудь, на секунду отвлеклась от работы и сочно поцеловала его в губы.

– Не дергайся, – сказала она. – Я все делаю, как надо. – У нее был страшно сексуальный шепелявый акцент и мягкие розовые губки.

– Да, ты всегда все делаешь, как надо, – согласился он. Она захихикала и продолжила свое нелегкое занятие, просунув бинт у него под мышкой и передав конец Эрике, которая сидела позади Шона на его необъятной кровати.

– Больше никаких «трах-трах». – Эрика строго улыбнулась. – Долго-долго. – Она обернула бинт вокруг его спины и через другую подмышку вернула конец Труди.

Отто Хайдер вновь рассмеялся.

– Ты что, собираешься уйти на пенсию по инвалидности и бросить меня одного на растерзание этим двум маленьким ненасытным ведьмам? – Отто отличался исключительной щедростью по отношению к друзьям, а Шон был его испытанным другом. С друзьями Отто делился всем без исключения. Так что они вчетвером – Отто, Труди, Эрика и Шон – вместе не только охотились. Вообще это было потрясающее сафари. Если не считать случая со слоном, которого спугнул Гарри, все они получили огромное удовольствие от совместного времяпрепровождения.

– Да, ты больше ни на что не годишься. Но твой брат – он силен, как бык. – Труди ехидно прищурилась. – Он бесподобно дерется. Как думаешь, он так же хорошо делает «трах-трах»?

С минуту Шон задумчиво смотрел на нее, затем его лицо расплылось в довольной ухмылке.

– Мой братец типичный ханжа и подкаблучник. Я думаю, что до тех пор, пока он не женился на этой его толстощекой кобыле, он вообще был девственником. Вряд ли он сообразит, что надо делать, даже если его ткнут носом в то самое место, которое и создано для «трах-трах».

– Ну, мы покажем ему, что надо делать, – пообещала Труди. – Мы с Эрикой все ему объясним.

– А что, Отто? – Шон многозначительно взглянул на своего клиента. – Может, ты в самом деле одолжишь мне сегодня своих дам? Ненадолго, а? К полуночи они будут уже в твоей палатке.

Отто восхищенно затряс головой.

– Друг мой, ты большой шутник. Ты всегда придумываешь такие веселые шутки. Ну что, девочки, вам нравится? Как думаете, это будет смешная шутка?

Шон смеялся вместе с ними, на всякий случай держась за свои поврежденные ребра, чтобы не переусердствовать. Но в глазах его промелькнул мстительный огонек.

Ибо Шон лучше кого бы то ни было понимал, что именно произошло в этот злосчастный день. А произошло нечто гораздо более значимое, чем просто очередная стычка между братьями. Он спровоцировал решающее столкновение двух молодых самцов за верховенство на их территории, за право быть вожаком, и оказался побежденным в этой битве титанов. Последствия его поражения были очень и очень серьезны.

Он знал, что больше никогда не сможет оспорить лидерство брата. Гарри превзошел его во всем, от дебатов на совете директоров до рукопашной схватки. Теперь Гарри наконец стал неуязвим. Все, что оставалось Шону, это попытаться потихоньку расшатать его власть и авторитет. Нужно было чуть-чуть подстраховаться в преддверии бурь и штормов, которые, он был уверен, ожидали его в скором будущем.

* * *

Гарри снился сон. Необычайно ясный и реалистический. Он бежал по широкому лугу, а за ним гналась толпа лесных нимф. Ноги его были будто свинцовые, каждый шаг давался с большим трудом, словно он брел по болоту из горячей патоки.

На дальнем краю луга стояла Холли с детьми. Малышку она держала на руках, а остальные сгрудились вокруг нее, прижавшись к ее юбкам. Холли что-то кричала ему, но он не мог расслышать слов. Он видел только, что из ее прекрасных разноцветных глаз текут слезы.

Он рванулся к ним изо всех сил, но внезапно почувствовал на своем теле теплые нежные руки нимф, которые не пускали его, тянули назад. В отчаянии он видел, как Холли и дети отворачиваются от него. Они медленно растворялись в темноте леса, обступившего поляну.

Он хотел окликнуть их, попросить, чтобы подождали его, но никак не мог разобраться в нахлынувших мыслях и чувствах. Руки, ласкавшие его, возбуждали, влекли. Вдруг он ощутил непреодолимое желание. Он больше не хотел бежать от них, не хотел просыпаться, ибо даже во сне понимал, что это всего-навсего сон.

Странные, причудливые фантазии уносили его вдаль на легких крыльях, теплые, бархатные тела обволакивали его, прижимались к нему. В его ноздрях стоял невыносимо сладкий запах возбужденной девичьей плоти. Он слышал тихий смех, раздающийся откуда-то снизу, из-под него, и вдруг его собственная плоть затрепетала, ощутив на себе прикосновение горячих влажных губ.

Холли и дети исчезли, улетучились из его памяти; их образы утонули в охватившем его безумном вожделении. Он чувствовал, что у него нет сил ему противиться.

Тут он проснулся и понял, что это вовсе не сон. Его постель буквально кишела извивающимися женскими телами. Они были повсюду. Он не имел ни малейшего понятия, сколько рук одновременно ласкают его, гладят, трогают, щупают. Его лицо купалось в шелковистых волосах, как в морской воде. Маленькие язычки, горячие, мокрые, лизали его, исследовали каждый уголок его тела. Длинные тонкие руки и ноги оплетали его с головы до ног.