Весы смерти (Смерть и золото), стр. 56

– Гарет прав, – сразу оборвал он ее. – Я с ним согласен. Целиком и полностью.

Вики сердито умолкла, понимая, что спорить сейчас с ними бесполезно. Конечно, она не смирилась с их безапелляционным постановлением, но решила подождать более подходящего момента. Она стала внимательно слушать дискуссию дальше. Джейк объяснял, как следует использовать броневики для удара по врагу и как прорвать его оборону, чтобы эфиопская кавалерия могла смять итальянскую пехоту.

На лице раса недовольство уступило место злорадной ухмылке, глаза его горели как уголья в складках морщинистой темной кожи, и, когда он наконец стал отдавать приказания, в его голосе зазвучала властность царственного воина, не терпящего никаких возражений.

– Мой дедушка повелевает: первая атака начнется, как только враг покинет свои позиции у Колодцев Халди. В бой будет брошена вся кавалерия – и харари, и галла, – а впереди будут идти два броневика. Пехота, пулеметы «викерс» и один броневик останутся в резерве, здесь, у входа в ущелье Сарди.

– А как насчет экипажей броневиков? – спросил Джейк.

– В одном – вы, Джейк, и я, другой поведет майор Суэйлз, а дедушка будет у него за стрелка.

– Только не это, – простонал Гарет. – Этот старый придурок еще и псих кровожадный. Он представляет угрозу и для себя самого и для всех в радиусе восьмидесяти километров.

– В том числе и для итальянцев, – заметил Джейк.

– Тебе-то хорошо смеяться, не тебе сидеть в одной машине с маньяком. Грегориус, скажи ты ему…

– Нет, майор Суэйлз, – Грегориус покачал головой с холодным и отрешенным видом. – Дедушка отдал приказ. Я не буду переводить ваши возражения, хотя, если вы настаиваете, я дословно переведу все, что вы только что о нем сказали.

– Дорогой мой, – Гарет поднял руки, сдаваясь, – я почитаю за честь, что твой дедушка выбрал именно меня, все же остальное было сказано в шутку, уверяю тебя. Ничего плохого я и не думал, уверяю тебя, старина. Клянусь!

Покорившись судьбе, он смотрел, как старый рас взял в руки колоду и стал ее тасовать.

– Я на одно только надеюсь – что милые итальянцы не заставят себя ждать. Долго я этого не выдержу.

* * *

Войдя в палатку, майор Кастелани отдал честь.

– По вашему приказанию прибыл, мой полковник.

Граф Альдо Белли, не отрывая глаз от большого, в человеческий рост, зеркала, коротко кивнул ему и вернулся к изучению собственного облика.

– Джино, – рявкнул он, – что это у меня на левом ботинке?!

Маленький сержант бросился на колени перед графом, подышал на ботинок и любовно начистил затуманившуюся поверхность собственным рукавом. Граф поднял глаза и увидел, что Кастелани по-прежнему стоит на пороге. Лицо у него было столь мрачное и обреченное, что граф почувствовал, как в нем опять закипает гнев.

– От вашего лица любое вино скиснет, Кастелани.

– Графу известно, что меня одолевают тяжелые мысли.

– Еще бы! – прогремел Белли. – С тех пор как я отдал приказ двигаться вперед, я не слышу от вас ничего, кроме нытья.

– Могу ли я еще раз отметить, что этот приказ находится в прямом…

– Не можете. Бенито Муссолини, сам дуче, оказал мне священное доверие. И я не вправе не оправдать это доверие!

– Но, полковник, наш противник…

– Вот еще! – В набрякших темных глазах вспыхнуло презрение. – Вот еще! Вы говорите – противник, я говорю – дикари, вы говорите – солдаты, я говорю – сброд!

– Как вам угодно, господин полковник, но броневик…

– Нет, Кастелани, нет! То был не броневик, а карета «скорой помощи». – Граф уже успел убедить себя в этом. – Я не позволю, чтобы удача выскользнула у меня из рук. Я отказываюсь причитать, как перепуганная старуха. Это не в моем характере, Кастелани, я человек действия, конкретного действия. Леопардом обрушиться на врага – вот мой характер! Время разговоров кончилось, Кастелани. Настало время действовать.

– Как угодно, господин полковник.

– Это не мне угодно, Кастелани. Так повелевает бог войны, а я, как человек военный, ослушаться его не могу.

Ответить на это было нечего, майор молча посторонился, и граф, вскинув подбородок, вышел из палатки твердым, величественным шагом.

Ударные силы Кастелани готовы были выступить уже на рассвете. Пятьдесят военных транспортных грузовиков составили длинную колонну, и большую часть ночи майор провел, обдумывая походный порядок.

В конце концов он решил оставить одну роту на укрепленных позициях возле Колодцев Халди под командованием молодого капитана из приближенных графа. Все остальные должны были быстро проследовать к ущелью, захватить подступы к нему и с боем прокладывать себе дорогу вверх, в горы.

В голове колонны Кастелани поставил пять грузовиков с пехотой, следом за ними – несколько пулеметных взводов, которые он мог ввести в бой за считанные минуты. За ними – еще двадцать грузовиков с пехотой – десять из них должны были замыкать колонну. Полевой артиллерией он решил командовать лично.

В случае если колонна попадет в настоящую передрягу, он надеялся, что пехота даст ему время, необходимое для того, чтобы развернуть минометы для боя. У Кастелани не было твердой уверенности, что под спасительным прикрытием этого оружия он сумеет вывести колонну в случае непредвиденной опасности, в которую ее ввергнет новообретенная храбрость графа и его хвастливое стремление к воинской славе. Да, он не был уверен в этом полностью.

Водители и солдаты расположились на земле возле грузовиков, они сняли каски, расстегнули мундиры и лежали, покуривая. Кастелани откинул голову назад, набрал в легкие воздуха и издал крик, который прогремел и, казалось, отразился эхом от высокого ясного неба пустыни; «Становись!»

Расположившиеся на отдых люди лихорадочно засуетились, они хватали оружие, приводили в порядок свою форму и строились в шеренги возле грузовиков.

– Дети мои, – заговорил Альдо Белли, прохаживаясь вдоль строя. – Храбрые мои сыновья…

Граф смотрел на них, но было ясно, что он не видит своих «храбрых сыновей» в криво застегнутых мундирах, с небритыми подбородками и торопливо затушенными сигаретами, торчавшими из-за уха чуть ли не у каждого. Он расчувствовался, зрение его затуманилось, воображение одело «детей» в кованые латы и шлемы с плюмажами из конского волоса.

– Жаждете ли вы крови? – спросил он и засмеялся звонким беспечным смехом, откинув назад голову. – Я предоставлю ее вам ведрами!.. Сегодня вы напьетесь ею досыта.

Те, кто слышал его слова, мрачно переглянулись. Абсолютное большинство предпочитало кьянти.

Граф остановился перед тщедушным пехотинцем, которому не было и двадцати. Из-под каски у него выбивались спутанные темные волосы.

– Сынок, – провозгласил граф, и юноша опустил голову и неловко усмехнулся, – сегодня мы сделаем из тебя настоящего воина!

Он обнял мальчишку, потом отстранил его на расстояние вытянутой руки и внимательно посмотрел ему в лицо.

– Италия отдает войне цвет нации, и самые молодые, и самые знатные – все кладут свои жизни на алтарь войны.

Скованная улыбка на лице паренька сменилась выражением настоящего испуга.

– Пой же, дитя мое, пой! – крикнул граф и сам затянул «Ла Джовинеццу» звучным баритоном.

Солдат неуверенно подхватил. Граф с песней зашагал вперед и с последним куплетом дошел до головы колонны. Он кивнул Кастелани – отдать приказ голосом не хватило дыхания, – и майор по-бычьи взревел:

– По машинам!

Солдаты-чернорубашечники суетливо кинулись к своим грузовикам и стали торопливо на них карабкаться.

«Роллс-ройс» стоял на почетном месте в голове колонны, Джузеппе сидел за рулем, а рядом с ним – Джино с камерой наготове.

Мотор тихо урчал, на широком заднем сиденье громоздилось личное имущество графа – спортивная винтовка, дробовик, пледы, корзинка с провизией, оплетенная соломой бутыль с вином, бинокль и парадный плащ.

Граф неторопливо, с достоинством поднялся в машину и уселся на мягком кожаном сиденье. Он посмотрел на Кастелани: