В джунглях черной Африки (Охота за слоновой костью), стр. 89

Возглавив борьбу за независимость Убомо, Омеру избавил страну от колониального правления. Угали, превосходившие противника в живой силе, на руках внесли его в президентский дворец, тем самым положив конец жестокому гнету аристократической верхушки гита.

Но с приходом к власти Омеру пришлось выдержать одно из величайших испытаний в своей жизни, ибо страна погрузилась в пучину кровопролитной войны между двумя крупнейшими племенами. Веками страдавшие под игом гита угали обрушили на них теперь весь свой гнев, требуя справедливого возмездия. В течение нескольких дней продолжалась страшная кровавая оргия, во время которой уничтожили свыше двадцати тысяч гита. Толпы угали поджигали их manyattas. Уцелевших в пламени пожарищ рубили мотыгами или мачете. Словно бумеранг, инструменты, которыми угали веками возделывали сады и поля своих хозяев, обрушились теперь на гита.

С высоких, статных и красивых женщин, глумясь, срывали их длинные одежды. Тщательно заплетенные в косы кудри, пирамидой уложенные на голове, обрезали кайлом. Раздетых донага женщин гита, будто стадо, гнали мимо оравших и гогочущих толп угали, которые забрасывали их экскрементами. Некоторых женщин, сопротивлявшихся из последних сил, сажали на колья заборов, возведенных вокруг manyattas.

Женщин помоложе и девочек впрягали между двумя быками, предварительно привязав их сыромятными ремнями за ноги, и животные разрывали несчастных мучениц пополам.

Всех этих зверств Келли не видела. Она в это время училась в школе в Англии, но знала, что ходили легенды о том, как Виктор Омеру, забыв о собственной безопасности, вставал между обезумевшими толпами угали и их жертвами гита. Очень скоро благодаря своему авторитету, личной доброте и обаянию он положил конец страшной бойне, чем практически спас племя гита от полного истребления. Однако тысячи гита погибли, а десятки тысяч бежали, ища спасения в соседних Уганде и Заире.

Время и мудрое правление Виктора Омеру сделали свое дело: враждующие племена забыли о бывших распрях, и в стране воцарился мир. Омеру убедил гита, покинувших когда-то Убомо, вернуться домой; он возвратил им стада домашних животных и цветущие пастбища. Более того, он убедил многих юных гита отказаться от привольной сельской жизни и, выучившись, стать образованными людьми, дабы приносить пользу современному государству Убомо, какое он пытался построить.

Как бы воздавая дань погибшим в первые дни его правления, Омеру впоследствии часто совершал политические ошибки, снисходительно относясь ко всему, что было связано с племенем гита. Демонстрируя полное доверие, Омеру позволил гита постепенно взять под контроль полицию и вооруженные силы Убомо. Эфраим Таффари тоже ездил за рубеж учиться и получал стипендию, выделенную лично Виктором Омеру из своего более чем скромного президентского жалованья.

И теперь Виктор Омеру расплачивался за свою щедрость и доброту. Угали снова страдали, жестоко угнетаемые и истребляемые гита; очередной круг кровопролитной междоусобицы в Африке завершился.

Но даже сейчас, оживленно беседуя с ним на просторной веранде, Келли, заглядывая в темные глаза Виктора, чувствовала, что все его помыслы направлены на то, чтобы прекратить эти злодеяния на земле Убомо под лозунгами прогресса и демократии.

Келли знала, что ее рассказ страшно расстроит Омеру, но и скрывать от Виктора увиденное в лесу, она не имела права.

– Виктор, там, в самом сердце леса, в священной земле бамбути, происходит что-то страшное. С реками, со всем животным миром. Такое жуткое и непостижимое, что не знаю, сумею ли я все это вам описать.

Омеру слушал, не перебивая. Когда Келли закончила говорить, он тихо произнес: – Таффари убивает наших людей и нашу землю, Стервятники чуют смердящий запах смерти и спешат не упустить добычу. Но мы их остановим.

Никогда прежде Келли не видела Омеру в таком состоянии. Он весь кипел от ярости и гнева; и без того темные глаза совсем почернели, его вид стал ужасающим.

– Они очень сильны Виктор. Богаты и сильны.

– Нет такой силы, которая смогла бы остановить честных людей, борющихся за правое дело, – ответил он.

Уверенность Виктора в собственных силах и его решимость каким-то непостижимым образом передались Келли, и на смену боли и отчаянию пришли холодное спокойствие и непоколебимость.

– Да, – прошептала она. – Мы найдем способ остановить их. Ради спасения этой земли мы должны найти такой способ.

Глава XXI

«Формоза» означало красивый. Вполне подходящее название, снисходительно признал Таг Гаррисон, когда прибрежная равнина осталась позади и его серебристый «роллс-ройс» стал медленно взбираться в зеленые горы. Дорога петляла, огибая одну из горных вершин. Таг обернулся, поглядывая на воды пролива Формоза, и показалось, что где-то там, в голубой дали, в сотне километров отсюда, он видит земли Китая. Но дорога снова вильнула, и лимузин скрылся под сенью кипарисов и кедров.

Они находились на высоте тысячи двухсот метров над уровнем моря над шумным Тайбэем, одним из самых богатых городов Азии, где деловая жизнь била ключом. Здесь, в горах, без всякого кондиционера освежал чистый и прохладный воздух.

Таг чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. А все потому, что у него есть свой собственный реактивный самолет, что само по себе прекрасно, улыбнулся он. Его «Гольфстрим» летал тогда и туда, когда и куда требовалось Гаррисону. Ему не приходилось толкаться среди нескончаемых толп пассажиров в крупных аэропортах, от одного вида которых у Гаррисона мгновенно начинала раскалываться голова. И ни к чему было таскаться по длиннющим коридорам и ждать на «карусели» свой багаж, гадая, придет он или не придет. И терпеть на себе хмурые взгляды таможенников и носильщиков, а также ему не надо было и водителей такси.

Перелет из Лондона прошел хорошо: Абу-Даби, Бахрейн, Бруней, Гонконг. В каждом из этих городов Таг на день-другой задерживался по делам.

Особенно удачной оказалась остановка в Гонконге. Самые богатые и расчетливые бизнесмены города намеревались, и всерьез, перевести отсюда активы и поменять адреса своих контор еще до окончания срока договора и передачи территории Гонконга Китаю. В своем личном номере в отеле «Пенинсьюла» Таг подписал два соглашения, которые в ближайшие десять лет, возможно, принесут ему десять миллионов фунтов стерлингов чистой прибыли.

Когда его первый пилот произвел посадку в аэропорту Тайбэя, авиадиспетчеры зарулили самолет на дальнюю площадку за ангарами, где Гаррисона ждал «роллс-ройс» с встречавшим его младшим сыном Нинга.

Расплывшихся в улыбке таможенников и офицера паспортного контроля хозяин вежливо пригласил на борт своего самолета. За каких-нибудь пять минут они проштамповали красный дипломатический паспорт Гаррисона, опечатали его бар, повесив бирку «Охраняется таможней», и быстро покинули самолет.

Тем временем слуги в белых пиджаках и белых перчатках перенесли несколько чемоданов Гаррисона в багажник машины. Через четверть часа «роллс-ройс» уже уносил его из аэропорта.

Таг чувствовал себя столь прекрасно, что склонен был пофилософствовать. Вспомнились вдруг первые поездки и путешествия еще совсем молодым, бедным и отвоевывавшим свое место под солнцем. Пешком или на велосипеде, а также на автобусах он буквально исколесил весь Африканский континент. Он хорошо помнил свой первый грузовик марки «Форд V-8» с резиновыми защитными ковриками над колесами, смахивающими на уши слонов. Лысые шины грузовичка были настолько непрочными, что проехать без прокола больше пятидесяти километров просто не удавалось. А уж о моторе, обмотанном проволокой и работавшем, что называется, на честном слове, и говорить не приходилось. Однако в то время он чрезвычайно гордился своим драндулетом.

Но чтобы добраться из Африки до Лондона, требовалось не менее десяти дней, даже если он пересекал континент на старой летающей лодке «Сандерленд», когда-то бороздившей небо над Африкой и совершавшей частые посадки, чтобы дозаправиться, на Замбези, на больших озерах и, наконец, на Ниле.