Спасенное сокровище, стр. 30
— Хайль Гитлер!
— Что? — переспросила Брозовская и приложила руку к уху, словно не расслышала.
— Вам повестка из гестапо, — многозначительно сказал Шмидт. — Завтра к восьми утра, смотрите не опаздывать!
На следующее утро Минна Брозовская прошла по длинному коридору ратуши и, преодолевая страх, постучала в облупившуюся коричневую дверь.
— Войдите!
Она нерешительно переступила порог комнаты.
Лысый гестаповец в черном мундире, сидевший за письменным столом, не поднял головы от бумаг. На столе лежала эсэсовская фуражка с черепом вместо кокарды, а сзади, на стене, висел портрет Гитлера. Гитлер гладил овчарку и криво усмехался. Минут пять сотрудник гестапо не обращал на Брозовскую никакого внимания.
«Что ему от меня нужно?» — думала она. Эти пять минут показались ей вечностью.
Наконец гестаповец, все еще не поднимая головы, процедил сквозь зубы:
— Вы жена арестованного Брозовского?
— Я жена горняка Брозовского, — ответила она твердо, хотя сердце у нее сжималось от страха.
«Может быть, они убили его?» — подумала она и закусила губу, чтобы не закричать во весь голос: «Что случилось с моим мужем? Что вы с ним сделали?»
Гестаповец не спеша отточил карандаш, посмотрел кончик на свет, подточил его еще немного и потом, не отрывая глаз от карандаша, лениво спросил:
— Что бы вы сказали, если бы ваш муж вернулся домой?
У Брозовской подкосились ноги. Слезы брызнули у нее из глаз: «Он не умер! Жив!»
— Как? — прошептала она.
— Мы освободим вашего мужа, фрау Брозовская, если вы захотите.
От волнения она не сразу поняла, что говорил ей сотрудник гестапо.
— Ах, слава богу! — вырвалось у нее.
— Я сказал: если вы захотите, фрау Брозовская!
— Конечно, хочу, ну, конечно!
Гестаповец внимательно посмотрел на нее и криво усмехнулся:
— Все в ваших руках, фрау Брозовская. Если вы принесете нам знамя, мы отпустим вашего мужа домой.
Брозовская словно очнулась от сна. Как могла она забыть, кто сидит перед ней! Счастье чуть не лишило ее рассудка. Но теперь она снова видела судорожную усмешку Гитлера, оскалившийся череп на фуражке, холодные глаза гестаповца. Это были смертельные враги Отто и ее тоже. Смертельные враги всех рабочих!
Она приняла вызов.
— Я не знаю, где знамя, — сказала она, пожав плечами.
— Но ведь оно стояло у вас дома!
— Да, это верно. Но, где оно сейчас, бог его знает.
Гестаповец постучал карандашом по столу:
— Я бы советовал вам сказать, где знамя!
Брозовская мысленно представила себе клумбу красных роз у себя в саду. Там, под этими розами, было закопано знамя, такое же красное, как цветы.
— Право же, я не знаю, — сказала она, — ведь я его отдала.
— Отдали? — насторожился гестаповец. — Кому?
— Не знаю. Пришли какие-то двое, один высокий, другой поменьше, на лису похож, и забрали знамя. Я их толком даже разглядеть не успела. — Увидев, что гестаповец насмешливо скривил рот, она снова пожала плечами: —Хотите верьте, хотите нет, только знамя я отдала. Отпустите моего мужа, он ведь тоже не знает, где сейчас знамя.
— Ну, это мы еще посмотрим, — отозвался гестаповец. — Можете идти! Хайль Гитлер!
— До свидания, — тихо и отчетливо сказала Брозовская и повернулась уже к двери, как вдруг гестаповец крикнул ей вслед:
— Можете принести для него деньги на проезд домой.
Искра надежды снова вспыхнула в сердце Брозовской.
— Деньги я принесу сегодня же, — сказала она. — Только пошлите их сразу.
И, закрыв за собой дверь, она с облегчением вздохнула.
Придя домой, Брозовская устало опустилась на стул и тут же передала сыну свой разговор с гестаповцем.
— Не нравится мне все это, Вилли, — сказала она. — Этот тип в фуражке с черепом легко не успокоится. А деньги на проезд он велел принести, чтобы мы думали, будто знамя их больше не интересует. Эти собаки хотят нас провести, понимаешь?
— Ты видишь все в черном свете, мама, — попытался успокоить ее Вилли.
— Нет, мой мальчик, от них всего можно ожидать. Посмотришь, не сегодня-завтра они снова явятся.
Мать и сын решили, что оставлять знамя под розами опасно. Но куда же тогда его спрятать? Они перебрали много мест и от всех отказались.
Душный летний зной окутывал кухню.
— А если мы его закопаем в сарае? — спросила наконец Брозовская.
— Это ненадежно.
— А если сверху поставить шкаф?
— Нет, могут найти.
Брозовская махнула рукой:
— Тогда оставим его под клумбой. Может быть, это лучше всего. Я устала, мой мальчик.
Брозовскую мучит совесть
Не прошло и трех дней, как мрачные предчувствия Брозовской оправдались. Фашисты снова нагрянули к ним. В комнате, в сарае, в хлеву они все перевернули вверх дном. Напрасно!
Уходя, они пригрозили:
— Весь двор перекопаем, а найдем ваше знамя!
Когда вечером Вилли вернулся домой, Брозовская сказала:
— Знамя нужно сейчас же выкопать.
Они опять стали думать, куда бы им спрятать знамя, и при этом поссорились, потому что Вилли все казалось недостаточно надежным.
«Что же делать? — в отчаянии думала Брозовская. — Что делать? Из-за этого знамени у нас нет ни минуты покоя».
На улице люди показывают на нее пальцами: «Вон идет женщина, которая закопала русское знамя в монастырском подвале». И в собственном доме она уже не хозяйка. Каждую минуту только и ждешь, что вот-вот распахнется дверь и штурмовики снова перероют весь дом.
Ей так надоело все это.
— Делай что хочешь, мой мальчик, — устало и сердито сказала она. — Только оставь меня в покое.
Не говоря ни слова, Вилли встал и вышел из дома.
Брозовская осталась одна. На душе у нее по-прежнему было тяжело.
«Отто столько вынес ради знамени, а я переложила все заботы на сына. Кто знает, сделает ли он все как следует?» Совесть мучила ее.
Раньше на улице и в лавках она гордо смотрела нацистам в глаза, а теперь ходила не поднимая головы.
Однажды она пошла в пекарню Рункеля за хлебом. Там была жена Шиле. Разряженная, словно рождественская елка, она стояла перед прилавком, и ее громкий голос торжествующе гремел на всю пекарню.
— Нет, вы только представьте себе, фрау Рункель. Наконец-то мой муж нашел это русское знамя!
Жена пекаря оцепенела.
— И знаете где, моя милая? Ну, вы просто ахнете, когда я вам скажу. Геллеры зашили его в свои занавески. Что вы на это скажете? Эта бессовестная женщина делает вид, будто воды не замутит, а сама зашивает русское знамя в занавески!
Матушка Брозовская стояла, словно пораженная громом. Внутри у нее все перевернулось.
Знамя у Ольги Геллер?
Ничего не купив, она вышла из булочной и побрела вниз по крутому переулку к маленькому дому Геллеров. Уже издалека она услышала страшный шум, затем увидела грузовик, полностью загородивший узенький переулок. В машину что-то бросали. Подойдя ближе, матушка Брозовская увидела, что это были книги. Здесь же, рядом, с беспомощным видом стоял Август. Каждый раз, когда его любимые книги, словно кирпичи, переходили из рук в руки, он закусывал губы.
А штурмовики все время нарочно роняли книги на землю.
Фашисты бросали книги, в которых была сказана великая правда. Книги Максима Горького, Ленина, Эрнста Тельмана, Маркса. Обнаружив маленький томик Гейне в чудесном переплете, один из штурмовиков с издевкой закричал:
— Ой, от смеха лопну! Этот кривой пес читает стихи!
Он несколько раз подбросил книгу ногой, пока из нее не выпали страницы. Белые листки разлетелись по всему переулку.
Увидев бледное лицо Августа, его сжатые губы, штурмовики весело расхохотались.
«Будьте вы прокляты!» — подумала матушка Брозовская, с болью глядя на Августа. Их взгляды встретились, она едва заметно кивнула ему головой. «Ничего, придет конец их господству, — мысленно сказала она ему. — Они не устоят перед правдой, написанной в этих книгах. Крепись, Август». Он понял этот взгляд и ответил на него. Его глаза сказали: «Отто и ты, вы тоже немало пережили».