Властитель Вселенной, стр. 96

— «...то, чего искало твое сердце...» — всплыла в памяти только что услышанная фраза. Он улыбнулся женщине. Потом пелена вернулась на место, но на этот раз Ивард отчаянно боролся с ней. Женщина погладила его по щеке и отступила в сторону, а он, ненавидя себя за противные, змееобразные движения, потащился дальше. Одно хорошо: Грейвинг не видит его сейчас.

Злость его расчистила пелену по краям зрения, и он смог разобрать окружавшее его огромное пространство. Часть его, поглощенная синим пламенем, рисовала в воображении толпы людей; он видел — или обонял? или ощущал еще как-то? — как они величественно передвигаются по залу, стремясь к белому столу далеко впереди. На столе сверкало что-то серебряное.

Он двинулся вперед. Воздух вокруг него сделался странным, словно в лучах света из разноцветных окон сплелись в клубок прошлое, настоящее и будущее. Неожиданно воздух наполнился звуками музыки; он огляделся по сторонам и увидел впереди сидевшего за каким-то высоким пультом человека.

Когда он подошел к столу ближе, окружающее его великолепие напомнило ему дворец и все те прекрасные вещи, которые они там набрали. Он снова увидел Грейвинг и маленький металлический кружок с птицей, который потерял.

«То, чего искало сердце...»

Музыка стихла, сменившись набором произвольных звуков. Он оглянулся на остальных, но никого не увидел.

Едва ковыляя, забрался он по ступеням туда, где стоял стол под белой с золотом скатертью. На скатерти стояли два высоких подсвечника из золота и серебра.

Ивард зажмурился. Где-то в глубине его сознания продолжал бормотать что-то синий огонь. Там, посереди стола, стоял потемневший от времени, помятый серебряный кубок, словно случайно попавший сюда — таким чужим он здесь казался. Он вытянул руку и дрожащим пальцем дотронулся до него, вдруг застеснявшись своей неестественно белой кожи, ржаво-красных веснушек, рыжеватых волосков.

— Если тебя мучает жажда — пей.

Ивард резко обернулся на голос и чуть не упал — такая боль пронзила от движения не зажившую еще спину. В нескольких шагах позади стоял, глядя на него, старик.

— Я не собирался красть его! — промямлил Ивард. Старик мягко улыбнулся.

— Я знаю. Пей, если хочешь. Никакие твои сокровища не купят этого.

Ивард не сводил глаз со старика. Он знал наверняка, что ни разу не видел его раньше, и все же знал его. И кстати, с чего он решил, что тот стар? На лице его не было морщин, волосы были темными и блестящими, и все же он был стар, в этом Ивард не сомневался.

И тут он понял: ему хочется пить. Он повернулся и взял кубок. Серебро приятно холодило руку; чистая вода внутри, поймав луч света из большого круглого окна, переливалась таинственными красками. Из кубка исходил густой аромат. Он ощутил жизнь и огни, мерцавшие по углам его зрения, которые смотрели на него, шептали что-то, ободряя его.

Он выпил.

Ощущение было таким, какое оставили пальцы старой женщины на его лбу, какое он видел в глазах Грейвинг после того, как он делал что-то правильно без подсказки, какое испытывал он, слыша шутливый и подбадривающий голос Маркхема или видя неподдельный интерес в синих глазах Эренарха...

Ивард осторожно поставил кубок на место, повернулся и оказался лицом к лицу с Грейвинг.

Он открыл рот, но не выдавил из себя ни звука. Она протянула руки, и он, пошатнувшись, упал в ее объятья.

— Грейвинг, но ты... во дворце...

— Тс-с, Рыжик. — Она с улыбкой отодвинулась от него на расстояние вытянутой руки. Он вдруг заметил, что подобно старику, которого больше не было видно, она казалась старой, хотя внешне осталась такой же, какой он оставил ее там, в переходах под дворцом... Он отогнал это воспоминание. Ему не место было здесь.

— Я потерял твою монету, — сказал он.

— Нет, она здесь, — возразила она и улыбнулась своей особенной, такой знакомой улыбкой. — Я горжусь тобой, Ивард.

И вдруг он понял: на самом деле она далеко-далеко от него, пусть даже ему кажется, что она сейчас рядом, и что, называя его по имени, она имеет в виду его всего — каким он был, стал и будет потом. Та часть его, что была синим огнем, ясно понимала это, поскольку память ее простиралась назад во времени намного дальше, чем его собственная; но для той части его, что оставалась совсем еще юным, смертельно усталым пареньком, это было слишком, и чернота, просочившись сквозь синий огонь клубами дыма, окутала его покоем и унесла прочь от ее улыбки.

30

Осри не отходил от отца, глядя на него со все большим беспокойством. Он видел, как маленькая женщина разговаривает с остальными — сначала с Вийей, которая резко повернулась и вышла. Осри смотрел ей вслед не без зависти: жаль, что не он первый додумался до этого. Потом она обратилась к Брендону, и Осри ощутил легкую иронию по поводу собственного раздражения из-за такого вопиющего нарушения придворных приличий.

— Интересно, долго ли нам придется торчать здесь, — пробормотал он себе под нос, не уверенный, насколько хорошо передаются звуки в этом высоком сводчатом зале.

Отец его не ответил, и Осри нервно оглянулся в приступе иррационального страха. Себастьян напряженно смотрел в сторону алтаря. Осри повернулся проследить его взгляд — как раз вовремя, чтобы увидеть Иварда; запрокинув голову, тот отшатнулся от стола, сделал шаг вниз по ступенькам и упал на каменный пол.

— Телос! — поперхнулся он. — Что случилось?

— Полагаю, он пил, — странно отсутствующим голосом ответил Омилов. — Я видел его только со спины.

— Что ж, я сказал бы, что пить или есть что-то здесь значит напрашиваться на какую-нибудь галлюциногенную дрянь. Как иначе они наводят на людей свои знаменитые кошмары?

Омилов не ответил. Осри увидел, что тот даже не слышал его, глядя на склонившегося над Ивардом одного из сопровождавших их солдат. Осри раздраженно вспыхнул, но промолчал. Из тени в углу помещения появились и направились к ним две фигуры в темных рясах. Морпех и монахи обменялись несколькими фразами, но тут Ивард пошевелился.

Себастьян вздохнул с облегчением, когда мальчишка сел, запрокинув лицо к балкону, с которого доносилась органная музыка.

— Ты о чем, сын? — встрепенулся Себастьян.

— Я говорил, — Осри чуть возвысил голос, — что нам не стоит здесь ничего есть или пить.

— Разумеется, мы травим людей, — послышался у него из-за спины смеющийся женский голос.

Оба резко обернулись. Осри почувствовал, как вспыхнуло его лицо.

— Мы травим их зельем, от которого они превращаются в статуи, которыми мы украшаем наши сады. А на их место мы посылаем клонированные копии, выращенные из хищных грибов. — Маленькая женщина в рясе со множеством пуговиц улыбалась, и в глазах ее играли озорные искры. — Это была совершенно потрясающая история. Я видела ее на каком-то приключенческом чипе, когда была маленькой.

Себастьян рассмеялся, и Осри снова испытал знакомую злость — как в детстве, когда отец находил такими забавными глупые шутки Брендона и Галена.

— Зачем нас привели сюда?

Его голос звучал чуть громче и грубее, чем он хотел, но женщина только чуть приподняла руки.

— Я не знаю, — ответила она. — Я надеялась, это вы мне скажете.

Осри раздраженно вздохнул.

— Я беспокоюсь за Иварда, — быстро произнес Себастьян, отвлекая внимание на себя. — Если мы как можно быстрее не доставим его на Арес для лечения...

Женщина улыбнулась.

— Я не думаю, чтобы эта задержка в пути плохо сказалась на нем. Но мы присмотрим за ним.

Осри ощутил укол иронии. Должно быть, это отразилось на его лице, так как женщина вопросительно посмотрела на него.

— Мы вылетели на Арес несколько недель назад, — пояснил он. — И все последовавшие за этим кошмары приводили к задержкам — не по нашей воле. Просто это — еще одна.

Женщина улыбнулась, но смотрела уже не на него, а на его отца.

Себастьян покачал головой.

— Если что-то здесь поможет мальчику, я буду считать, что эта задержка стоит затраченного на нее времени.